– Представляю себе! Что можно ждать хорошего?

– Их даже в туалет не пускают, вместо него оркестровая яма.

– Слов нет! Ладно, отоспись, надо будет ещё организовать обед.

– Пока всё есть, а вот ужин понадобится.

– Хорошо, действуй по обстановке.

– А как же финны?

– Света, не до них!

– Не нужны они Вам. Я немного финский язык знаю, и слышала их обсуждение в приёмной.

– Можешь не рассказывать, просто не хотелось их выгонять сразу, как-то невежливо получилось бы.

– Ну, что? Я сплю дальше?

– Да, и спасибо тебе, пока!

– До свидания!

Света работает у меня давно, почти с самого открытия моего предприятия. Переживала со мной вместе взлёты и падения, чёрные вторники и пятницы, дефолты, кризисы, бандитские и правоохранительные налёты, другие всевозможные проблемы. Наши отношения иногда заходили в тупик из-за непонимания друг друга, но со временем всё вошло в правильное русло, мы стали общаться, как партнёры, ратуя за общее дело.

– Ты проснулся? – войдя, спросила мама.

– Привет! Как видишь.

– Добрый день! Со стола так и не убрал, негодник! Я не хотела сюда заходить, чтобы не будить тебя, а ты, оказывается, уже не спишь. Ладно, сама уберу.

– Спасибо, мама.

Я отправился в ванную комнату. Мысли терзали душу. Казалось несправедливым, что у меня есть возможность находиться в домашнем уюте, пользоваться всеми благами гигиены, переодеваться, завтракать, не находясь под дулами автоматов. Тем, кто сейчас в этом злополучном Норд-Осте вряд ли что-то предоставили, кроме оркестровой ямы и скотского отношения. Господи, помоги им!

Мне всегда были непонятными действия террористов, уничтожающих мирное безоружное население. Если они не согласны с политикой государства, причём здесь невинные дети, матери и отцы. Запугивание людей? И что могут изменить испуганные жители, кроме как возненавидеть террористов? На что надеются заказчики кровавых актов, что их станут уважать? Как можно надеяться попасть в рай, убивая людей под именем хоть Бога, хоть Аллаха, которые не раздавали никаких знамён? Кто-то одурманен местью, понятно. Но неясно тогда её направление, если гибнут невиновные люди. Народ не может быть виноват. Возможно, я наивен в своих размышлениях. Знаю одно, что если ради чьей-то революции или другой, даже кажущейся благой, цели, погиб хотя бы один хороший человек, не дай Бог, ребёнок, то это не стоит и ломаного гроша. На кровожадности мир нельзя построить.

Вывод прост – деньги. Из-за них все беды. Это механизм для получения следующих вливаний. Для кого-то беда, для других бизнес. Нет террора – нет антитеррора, на который тоже требуются средства бюджета. Если нет войны, то не будет денег на вооружение, на одурманивание войск идеологией и ложными обещаниями. Испортили обстановку в стране, значит инвестиции в неё не пойдут, а направятся в нужном заказчикам направлении. И так далее… То есть, бизнес на крови. На этом строится захватническая политика всем известных некоторых государств, точнее, их главных деятелей и закулисных стратегов. Исполнители и жертвы – пушечное мясо.

Меня Бог отвёл от участи заложника, но на душе больно за девушку, воспользовавшуюся моим билетом в Норд-Остовский ад.

***

Спецоперация прошла. Много людей погибло.

Всё это время я не находил себе места. Мне хотелось скорее узнать, жива ли подруга Светы, помочь чем-то. Сведения поступали, казалось, слишком медленно. Наконец, пришла весточка от родителей, что их дочь в больнице. Ужас заточения и газ, пущенный в зал Норд-Оста, не пошли ей на пользу. Слава Богу, что выжила в этом кошмаре.

– Света, окажи ей и родителям всю необходимую помощь! – сказал я в трубку телефона.

– Обязательно, я только этим и занимаюсь, Леон Жильевич.

– Хорошо! Денег не жалей, возьми сколько надо!

– Всё в порядке, не волнуйтесь! Её родители Вас очень благодарят.

– Не за что. Продолжай в том же духе.

– Хорошо.

– Пока. Звони, если что-то понадобится.

– Всё поняла. До свидания.

Я звонил из дома. Все эти дни я не ездил на работу, почти не отходя от телевизора. Душевный груз не давал мне заниматься бизнесом. Казалось бессмысленным сидеть в офисе. Для меня было главным здоровье этой девушки, которую я никогда в глаза-то не видел, чувствуя себя виноватым перед ней за подарочный билет на встречу со смертью.

Видимо, так устроен внутренний мир человека, жаль, что не каждого, когда совесть начинает диктовать свои условия, заставляет жить по её законам. Она сделала меня должником девушки, перед которой, по сути, я не виновен.

Так распорядилась судьба, но душа говорила о моей причастности к этому случаю. Точно так же, как однажды я почувствовал свою вину за то, что, глядя проездом на Останкинскую башню, подумал, как давно я не был на «Седьмом Небе», удивляясь её стойкости, несмотря на время эксплуатации, кризисы, ураганы. На следующий день она горела. Мне казалось, что сглазил её именно я, и существует моя вина в случившемся пожаре, приведшем к жертвам.

В одном из офисов на стене размещалась панорама с видом небоскрёбов-близнецов Нью-Йорка. Они поражали меня размахом, величием. Вскоре их не стало вовсе. Мой приятель вышел из одного из них за десять минут до самолётной атаки террористами на эти символы американского благополучия.

Понятно, конечно, что во мне работало некое предчувствие беды, но душа болела от этого не меньше.

В данном случае был задействован мой собственный билет, доставшийся другому человеку волей какого-то рока. Это меня тревожило по-особенному, как личное.

Иногда бывало в бизнесе, что после начала дел с кем-то новым, всё начинало рушиться, шли убытки, которые прекращались лишь после расторжения совместной работы с этим человеком. Словно присутствовал рок, несущий негатив в позитивное мероприятие. Таких людей, надо сказать, немало. Но когда возникла угроза жизни девушки, попавшей вместо меня в беду, я впервые ощутил себя по-настоящему виновным в данной ситуации.

Мне хотелось увидеть бедолагу, узнать о её жизни до случившегося. Я попросил Светлану организовать встречу.

– Леон Жильевич, пока не стоит её беспокоить. Она не в том состоянии.

– Так серьёзно?

– Просто не хочет пока никого из посторонних видеть, да и нервы приводит в порядок.

– Хорошо. Сообщи, когда будет возможно встретиться.

– А Вам это надо?

– Светлана, а ты как думаешь?

– Моё мнение, что это лишнее. Вы помогли ей – уже достаточно.

– А ты себя представь на моём месте.

– Одна уже побыла на Вашем месте. Спасибо.

– Ну вот, ведь понимаешь.

– Вы же не виноваты, тем более делали благое дело, а если какие-то нелюди всё испортили, то это уже к Вам никакого отношения иметь не должно.

– Действительно. Однако, на сердце что-то неспокойно.

– Вы щедро и сердечно заплатили, хотя никто не просил об этом, и пора успокоиться.

– Возможно, но душе не прикажешь. Я надеюсь, что встреча с ней даст успокоение.

– Хорошо, как скажете.

– Вот это другое дело.

– Всё?

– Да.

Светлана говорила намекающим тоном, что её мнение намного умнее моего.

– И перестань хорохориться, – сказал я ей.

– Неужели, – иронично ответила она.

– Иначе будешь иметь бледный вид и макаронную походку!

– Спасибо за комплимент, я думала, что это уже приобретено на Вашей работе, – с иронией ответила она.

– Ты хочешь подкинуть дров в огонь? – беззлобно спросил я.

– Хорошо, я вызову пожарную службу, – ехидно продолжала она.

– Лучше позови для себя хирурга по укорачиванию языка и батюшку, который объяснит тебе, что нескромность – грех, – ответил я нравоучением.

Мы иногда так шалили друг с другом. Это вносило некую разрядку в рабочие отношения.

***

Вечером я прогуливался по дождливой Москве, что всегда являлось моим любимым занятием, если было не очень поздно.