Но результат стоил этих усилий. Он состоял из сорока или пятидесяти имен и телефонных номеров, черновика письма, начинавшегося словами "Дорогая миссис Олье", и назначавшего условия для встречи с этой леди, а также личных заметок, которые представляли деятельность Петрова в неожиданном свете.
Ценность скопированных мною документов оценить было трудно. Любой советский разведчик обычно всегда носит с собой заметки и документы, которые он считает ценными, полагая, что он сам сохранит все это надежнее, чем кто-либо другой. Конечно можно с достаточным основанием считать, что упомянутая выше информация весьма ценна и что любое из перечисленных имен и телефонных номеров представляют существенный интерес. Заранее полагать, что некоторые из имен принадлежат настоящим агентам было бы преждевременным, хотя в списке фигурировало и мое собственное имя а также имена лиц, известных мне по Русскому общественному клубу как прокоммунистических фанатиков.
Эти имена могли, и я в этом твердо убежден, дать ключ к выявлению всей системы советского шпионажа в Австралии, главой которой был Петров. Нет необходимости говорить о том, что выявление её скрытно от Петрова и состоящих в ней лиц, имело бы большую оперативную ценность, поскольку наблюдение за их деятельностью могло разоблачить всю их сеть. В этом состояло важное значение этой операции.
Был и ещё один момент, возможно, имеющий вспомогательное значение, однако не менее важный. Он присутствует в каждой области человеческой деятельности, а в медицине он известен как профилактическое лечение, так как известно, что предотвращение болезни всегда легче, чем её лечение. Теперь Служба безопасности имела возможность применить эту методику и пресечь в корне "болезнь", которая могла представить угрозу национальным интересам.
Наличие у Службы безопасности этого списка позволяло ей приступить к негласному ограничению доступа подозреваемых лиц к информации, интересующей иностранную разведслужбу, и к властным полномочиям, или же к использованию подозреваемых лиц в качестве канала доведения до противника специально подготовленной дезинформации.
Если Служба безопасности правильно использовала представившиеся ей возможности, то она получила в свои руки инициативу. Любая информация в вашем распоряжении, если противнику об этом известно, становится ценной уже только по той причине, что заставляет противника пересматривать всю организацию его разведдеятельности. Если же противник не знает о наличии у вас этой информации, тогда вы можете вести с ним оперативную игру. Такая ситуация является мечтой каждого секретного агента, и она предоставляет колоссальные возможности.
Такие мысли вертелись у меня в голове, когда я шел на встречу с Нортом для передачи ему моей добычи.
У меня также не выходило из головы одно имя, которое, не знаю почему, но заинтриговало меня, хотя я никогда не слыхал его раньше. Кем, продолжал я спрашивать себя, может быть эта женщина с французской фамилией Олье.
И только через несколько месяцев я выяснил, кто она. Супруги Кларк Алэн и Джоан, как я их теперь называл - пригласили меня по случаю французского национального праздника в один из модных сиднейских ресторанов. В ходе вечера через микрофон сделали какое-то объявление, в котором было упомянуто имя мадам Олье.
- Мадам Олье?, - обратился я с вопросом к Кларку. - Мне кажется я это имя уже раньше слышал.
- Разве вы не знаете ее? - спросил он. - Мне казалось, что вы с ней знакомы. Она - второй секретарь посольства Франции в Канберре. По приезде в Сидней, она всякий раз навещает нас.
Я не стал продолжать разговор, но сразу же вспомнил это имя из письма, которое я вытащил из кармана Петрова.
Глава Шестнадцатая
К этому времени постоянное общение с Петровым настолько вовлекло меня в жизнь советской колонии, что меня уже хорошо знало большинство сотрудников посольства, относясь ко мне почти как члену своего коллектива особенно после того, как я стал консультировать их по медицинским вопросам.
Среди моих пациентов был приехавший на смену Пахомову представитель ТАСС Виктор Николаевич Антонов и его жена Нина. Я познакомился с ними почти сразу же после их приезда в Австралию и сразу же, несомненно с подачи Петрова, они стали проявлять ко мне знаки уважения.
Антонов был застенчивым человеком невысокого роста с коротко постриженными волосами и взглядом, всегда направленным в сторону. Оказавшись в англо-говорящей компании, он обычно занимал место в углу, сцеплял пальцы рук и, если к нему подходили, вежливо раскланивался. Он производил впечатление человека, который не очень понимал, что происходило, и его основной заботой было не сделать или не сказать чего-нибудь неуместного.
С другой стороны его реакция на слова и жесты Петрова не оставляла у меня сомнений в том, что, помимо своих обязанностей по корпункту ТАСС, он выполнял для Петрова функцию оператора связи с МВД. Получив представляющую интерес информацию, он обычно нес её Петрову, и если тот находил её важной, то инструктировал, как её обработать и что именно передать в Москву.
Одной из его основных задач было поддержание связи с Русским общественным клубом с целью поиска возможных кандидатов на возвращение в Советский Союз. Иногда ему это удавалось, и тогда молодой мужчина или женщина, в основном так называемые "новые австралийцы" из числа перемещенных лиц из Европы, отправлялись в "Землю обетованную". Их транспортные расходы оплачивало советское посольство.
Ирония заключалась в том, что для поддержания моей роли мне приходилось присоединять свои усилия, чтобы убедить этих несчастных уехать в СССР. Это - одна из тех трудных ситуаций, в которой постоянно оказывается агент. В какой бы мере ему ни приходилось идти против своих убеждений, он обязан пожертвовать меньшим, для достижения поставленной цели. В работе на секретную службу цель всегда оправдывает средства, хотя каждый делает все, что в его силах, чтобы не причинить вреда невинным людям.
Нина Антонова представляла собой разительных контраст по сравнению со своим мужем. Крупная, крепкая женщина, врач по профессии, по настоящему интеллигентная, с открытой, непосредственной манерой поведения, тонким чувством юмора и искренним смехом, она была единственным встреченным мною советским коммунистом, который обладал чувством юмора в нашем понимании. Из них двоих, несомненно, она обладала более сильным характером и, по-видимому, оказывала влияние на своего мужа.
К этому времени я уже располагал очевидными свидетельствами того, что положение Петрова в посольстве было значительно выше того, которое определялось его официальным статусом третьего секретаря посольства. Это подтверждали новый второй секретарь посольства Кислицын, явно подчиняющийся указаниям Петрова, а также Антонов, стремящийся угодить ему, хотя официально не имел ничего общего с делами посольства.
У меня больше не оставалось сомнений в том, что власть, которую Петров имел над другими сотрудниками посольства и представителем ТАСС Антоновым, являлась результатом того, что он был резидентом МВД в Австралии. Коллеги явно боялись его из-за той власти, которую ему давало его положение. Одним росчерком пера он мог отправить их обратно в Москву.
Я мог сам наблюдать все это, так как в моем присутствии у них не проявлялось скованности и они вели себя так, как обычно ведут себя среди своих. К этому привело сочетание ряда факторов, и главным было то, что они видели уважение Петрова по отношению ко мне. Кроме того, тот факт, что я говорил на их языке создавал ощущение общности. Неважно как любого человека, в том числе и коммуниста, воспринимают в советских официальных кругах, и насколько полезным его считают для советского государства, но если он не говорит по-русски к нему никогда не будут относиться как к своему.
Русский язык, на котором говорят советские люди, отличается от того русского языка, на котором говорят старые иммигранты из России - первый значительно проще и более сжат. Каждому, кто хотел бы завоевать доверие советских граждан следует это знать, так как использование прежних слов, которые вышли из употребления при советском режиме, сразу же вызывает подозрения, и это в такой же степени относится к манерам поведения.
