— Какой он зеленый! — диву давались мальчики.

— Какие у него усики! — восхищались девочки.

— Глядите! Хи-хи-хи! На шляпе у него кисточка! — рассмеялся Душан Вертик.

— Знаете, кто это? — спросил То́но До́льный.

— Ну кто, скажи!

— Отгадайте!

Снова отворилась дверь. В класс вошла учительница, за руку она вела девочку.

— Это Ге́лена, — представила она ее классу.

Ученики завертелись на партах. Каждому хотелось задать какой-нибудь вопрос, но каждый задал его сперва своему соседу. Как Геленкина фамилия? Где они жили раньше? Кто ее отец?

Ее отец был лесничим. Приехали они сюда из Ча́дцы.

— Из Чадцы? — удивился Янко Якубец.

— Из Чадцы, — повторила Геленка еще раз.

— Это, должно быть, далеко. А вы сюда на поезде ехали?

— Не-ет, не на поезде. Нас на машине сюда привезли.

— И теперь будете здесь жить?

— Ага.

— В деревне?

— В лесу.

— В лесу-у?

— Как так в лесу? — наперебой спрашивали ребята.

У них не укладывалось это в голове. Но учительница наконец объяснила им, что лесничий потому и зовется лесничим, что живет в лесу. А Геленка живет в лесничестве. Учительница обещала ребятам, что когда-нибудь они все вместе сходят в лес на экскурсию. Потом она посадила Геленку на вторую парту, с Анкой Горловичовой. Ребята просто глаз не могли от нее отвести. Все было интересно: и как она сядет, и как вытащит книжку из сумки, и какая у нее ручка, и какой карандаш.

— Смотрите! — воскликнула Роза Спокойная. — На руке у нее колечко.

И правда. На руке у Геленки было колечко. Колечко с голубым камешком. А больше ни у кого в классе колечка не было.

В школе обычно бывало очень тепло. Дядюшка Глознек, служивший в школе сторожем, всегда приходил раньше всех, в седьмом часу. Разжигал щепки, подбрасывал к ним несколько буковых полешек, а уж когда в класс вбегали ученики, печь вовсю полыхала.

А как-то раз ученики собирались в школу очень-очень недружно. По одному, по двое подбегали они к двери и, даже не стряхнув с себя снег, вваливались в класс.

— Холодно вам?

— Холодно.

— Ладно, я еще подложу. — И дядюшка Глознек, отворив дверцы, подкинул в печь еще несколько поленец.

Потом подошел к столу, взял указку и раза три-четыре стеганул ею в воздухе.

— Так вот, сейчас я вам скажу кое-что…

— Скажите, скажите!

— А скажу я вам, что ваша учительница не придет нынче, — объявил дядюшка Глознек.

Он прошелся от окна к двери, а потом — снова к окну.

— А почему? Почему не придет?

— Почему, почему! Взгляните в окно! Ну может ли она по такому непогодью прийти? Ходил бы поезд через нашу деревню, тогда она, глядишь, и приехала бы, а так — куда ей. Вчера все тропки занесло, а ночью метель еще пуще разошлась.

— И значит, мы сегодня не будем учиться?

— Ну и хитрецы! Отчего ж это вам не учиться? Уж раз пришли, так я вас ни за что в такую-то метель не выпущу. Нынче я вас буду учить, так и знайте!

— Вы?

— Я самый.

— Правда?

— Сущая правда.

Ученики подняли гвалт.

Но дядя Глознек взмахнул в воздухе указкой, и снова в классе настала тишина.

— Зарубите себе на носу, здесь кричать не положено. Руки за спину, и все дела. Ты чего хочешь? — спросил он Янко Якубеца, тянувшего руку.

— Я хочу это самое…

— Чего?

— Я хочу отвечать.

— А чего ты хочешь отвечать? Я еще ни о чем не спрашивал, а ты уж отвечать захотел. Садись, и все дела! Ну, слушайте! — обратился он к ученикам. — Вы про пса проходили?

— Про какого пса?

— Ну так я вас научу. — Дядя Глознек сперва откашлялся, а потом взял высоким певучим голосом:

— Мы это уже проходили.

— Уже проходили? Ну тогда нарисуем этого пса. Достаньте бумагу и живо рисовать!

Вдруг все дети поворотились к двери. Кто это? Что это? Что такое? Кто-то стоял за дверью, стряхивая с себя снег.

Кто это? Что это? Куда он идет? Может, в соседний класс, где всегда вел уроки директор?

Но дверь отворилась, и в класс вошла учительница.

Пораженные дети затаили дыхание.

— Вы пришли? — вытаращил глаза дядюшка Глознек. Он словно прочел вопрос, который застыл в ребячьих глазах. — Так вы, значит, пришли?

Учительница только улыбнулась.

— И пешком пришли?

— Пешком.

— А директор сказал, что нынче вы наверняка не придете.

Учительница прошла в уголок, стала греть над печью руки. На ресницах и в волосах у нее все еще сверкали снежинки. Она смотрела на ребят своими красивыми глазами, и взгляд ее был такой, что вскоре у всех засияли лица.

— А метель-то, метель! Ну и погодка! — все время причитал дядюшка Глознек.

А учительница все время улыбалась.

И все ребята вдруг сразу поняли, что учительница очень-очень любит их и что она, конечно, самая лучшая учительница на свете.

— Да, такие дела! — говорит в один прекрасный день дядюшка Яно. — Ветер завернул. Подвяжу-ка я лозу, чтоб, чего доброго, окно не побила да чтоб ветер ее из земли не выдернул. Лоза-то уж больно хороша. Жаль будет! — И дядюшка Яно выходит во двор, оглядывает виноградную лозу, не завязались ли еще маленькие лиловые почки.

Под конец он выуживает из кармана шпагат и берется подвязывать лозу к ясеневому шесту.

— Что вы там делаете, дядюшка Яно?

— Тащите мне табуретку, потом скажу.

Дети — бегом в горницу, тут же выносят табуретку.

— Что это вы делаете, дядюшка Яно?

— Что делаю? Обираю.

— Чего обираете?

— Лозу обираю, не видите разве?

— А на лозе и нет ничего.

— Как так нет ничего? А это «ничего» называется? — Дядюшка Яно опускает руку в карман и вынимает яблочко.

— А где вы его взяли?

— Где взял, там его нет. — Дядя Яно разрезает яблочко на четыре равные доли и каждому вкладывает прямо в рот.

— А где вы взяли яблочко? — не унимаются дети.

— В саду, под ореховым кустом, — отвечает дядя Яно.

На детях — тряпочные тапочки, Бета сшила их из отцовского старого пальто. И прямо в этих тапочках они несутся по размокшему двору.

Между хлевом, в котором была привязана Рысуля, и курятником тают последние ошметки снега. С курятника упала красная черепица и разбилась на каменной стежке. Ветер продувает двор, обшаривая все щели, все закоулки. Ветки абрикоса шлепают о красную крышу конюшни.

— Нашли чего-нибудь? — спрашивает дядюшка Яно, когда дети воротились.

— Ничего не нашли, — отвечают они грустно.

— В самом деле?

— И впрямь! — Дети протягивают пустые ладошки.

— Так, так. Выходит, не нашли ничего. — Запустив руку за ворот, дядюшка Яно принимается почесывать заросшую шею. — Так, стало быть, вы думаете, я вас обманул? — спрашивает он.

— Мы ничего не нашли, — повторяют дети.

— Ну-ну. А знаете, когда прилетают жаворонки?

— А когда прилетают жаворонки?

— Думаете, обманывать вас собираюсь? А для чего мне обманывать? Я спрашиваю, знаете ли вы, когда жаворонки прилетают? Ну так вот, глядите! — Дядюшка Яно, подняв руку, смотрит вверх на серое небо. — Сейчас прилетают жаворонки. Видите? — указывает он пальцем.

— Где, где?

— А вы хорошенько вглядитесь. — Он прикладывает ладонь к самому уху, вслушивается. — Слышите?

— Слышим.

— Сейчас, вот сейчас прилетают жаворонки, — повторяет он, все время указывая вверх.

Дети глядят, глядят, пока наконец и впрямь не видят: жаворонок такой махонький, меньше булавочной головки. Дядюшка Яно, может, и не видит его — ведь у дядюшки Яно уже не такие зоркие глаза, как у них.