Поуни внезапно с непонятной тоской осознала, что рыбешки никогда не покидали своего эдема. Эти существа по-прежнему жили так же, как дикие предки самой Поуни, и мир их был так богат, что стоило протянуть руку, и в нее падал спелый плод.

И только первые представители рода человеческого покинули благодатный край и отправились в долгое и тяжкое путешествие к знанию и самопознанию, нагие и дрожащие…

Вот и Поуни вдруг ощутила себя нагой и дрожащей. Пока девушка не догадывалась, что любит Кента, она была подобна этим рыбкам: урывала кусочки счастья, кормилась у надежной скалы, не замечая своего блаженства. Она поняла, что рай — это когда тебе дано все, в чем ты нуждаешься, без осознания того, в чем именно ты нуждаешься.

А теперь Поуни знала, что нуждается в Кенте, что отчаянно хочет его и что, вероятно, именно это желание и управляло ею с самого начала.

И теперь она изгнана из рая. Потому что Кент, вне всякого сомнения, тоже нуждается в женщине, но Поуни явно не та, которая ему нужна.

В то утро Кент был как медведь с больной головой — и вовсе не потому, что голова в самом деле болела. Он просто злился на себя, на жизнь, на Поуни…

Больше всего — на себя. Какая муха его укусила? Она целовала его, хотела его — это точно. Чего же он испугался? От одной этой мысли зверь внутри Кента снова пробудился. Он ощущал его непривычную дикую силу, его разочарование — словно леопард в клетке раздраженно хлестал себя хвостом по бокам. Раньше Кент никогда не чувствовал в себе подобной ярости. Откуда же она взялась? Что такого особенного в этой маленькой упрямице, гибкой, стройной, с каждым днем становящейся все привлекательнее…

— Кент! Ты что, спишь, что ли?

— Чего?

— Я тебе говорю, а ты не слышишь!

— Извини, пожалуйста. Повтори еще раз.

Гордон посмотрел на него озабоченно.

— Слушай, а ты уверен, что тебе стоило выходить сегодня на работу?

Кент про себя выругался. Еще не хватало, чтобы поползли слухи, будто у него голова не в порядке!

— Да нет, все нормально. Я просто задумался о другом.

Черт, черт, черт!

Отлив обнажил полоску песка, огибающую утес, отгораживавший бухту от океана. Поуни знала, что по этой отмели можно добраться до соседней бухты, где идет строительство, но раньше никогда туда не ходила. Отчасти из-за того, что отмель появлялась из-под воды совсем ненадолго, отчасти потому, что попросту не хотела смотреть на изуродованный стройкой пейзаж.

Но сегодня показавшаяся из воды полоска песка внезапно представилась ей волшебной тропинкой, ведущей к Кенту. Искушение было слишком велико. Поуни встала и пошла, не позволяя себе задуматься о последствиях.

Отлив уже кончился, начинался прилив. Обратно этим путем вернуться она уже не сможет… Но девушку влекла неудержимая сила, подобная пению сирены. Она нуждалась в том, чтобы увидеть Кента, как жаждущий в пустыне нуждается в глотке воды.

«Никогда больше так не делай, Кент», — сказала она. Кент сердито потряс головой. Не делать? Чего? Не заниматься с ней любовью? Или не останавливаться на полдороге?

Ну, относительно последнего можно не беспокоиться. Стоит ему начать, и на полпути его уже не остановишь. Дедовы наставления внезапно потеряли силу. Кент по-прежнему злился на себя, но уже себя не боялся. Не боялся потому, что, встретившись наконец со зверем в себе лицом к лицу, понял: зверь хотел лишь одного — наслаждения. Не только для себя, но и для Поуни.

Должно быть, дед, несчастный старый ублюдок, попросту не подозревал, что женщинам секс тоже доставляет удовольствие. Воспитанный в пуританской строгости, он привык считать свои желания, свое стремление к наслаждению преступлением и пришел к выводу, что «животное внутри него», если дать ему волю, непременно окажется злым. И на самом деле, на свете уйма мужчин, доказавших этот тезис. Неудивительно, что в семнадцать лет Кент этого боялся.

Раньше женщины не раз жаловались, что он «чересчур сдержанный». А Кент не понимал, что их не устраивает. Молодой человек просто не мог себе представить, что женщины хотят, чтобы он потерял голову. Он полагал, что каждая разумная женщина желает, чтобы ее любовник постоянно себя контролировал.

Ну ничего, с Поуни он себя сдерживать не станет! Кент просто был на это не способен, а теперь понял, что это и не нужно. Любовь к Поуни открыла ему глаза. А сама Поуни, может, и боится, но боится не его.

Он даст ей только наслаждение. Заставит ее потерять голову от удовольствия, а потом и сам забудет обо всем на свете… как вчера от этих ее стонов…

Остается только убедить Поуни в том, что он ее больше не оттолкнет. Соблазнить собственную жену…

Поуни обогнула утес и изумленно уставилась на деревушку, видневшуюся на лесистых берегах бухты. Полдюжины недостроенных хижин, словно возникший из небытия рыбацкий поселок позапрошлого века. А чуть пониже, в углу между двумя утесами, виднелся восьмиугольник фундамента. Большой водопад с грохотом падал со скалы к морю каскадом заводей, осененных густой растительностью.

По стройке расхаживали люди в соломенных шляпах. Ближе к воде стояли три желтых строительных времянки и кран. На двери одной из времянок висела табличка «Офис».

Поуни тянуло сюда, как магнитом, но, оказавшись на стройплощадке, она не знала, что делать. Кент ведь никогда не говорил, что Поуни может приходить к нему на работу. А после вчерашнего… Что он подумает, увидев ее здесь? Вдруг решит, что она ищет его внимания?

Девушка решила повернуть обратно, но было поздно. Тропинка уже скрылась под волнами. Отступать некуда.

— О! А это что за русалочка?

Кент, Барри и Гордон обсуждали неожиданно возникшую проблему с водопадом. Собственно, они уже все для себя решили и собрались уходить.

Гордону Блейку, архитектору, создавшему для Макнаба уже несколько проектов, очень понравилось то, как поступили с естественным водопадом позади виллы, и он решил устроить нечто подобное рядом с отелем. Он запроектировал и с помощью Кента разработал закрытую систему очистных сооружений. Но это требовало новых расходов, которые могли перекрыть отпущенную смету.

Когда Барри сказал про «русалочку», Кент наконец понял, откуда это странное ощущение в затылке. И развернулся так резко, что едва не свалился.

— Да это же Поуни! — воскликнул Гордон. Но он разговаривал с пустым местом: шеф-строитель был уже на полпути к пляжу.

Кент увидел, как Поуни, постояв, развернулась и поплелась по воде обратно к скале, потом остановилась в нерешительности.

— Поуни! — крикнул Кент, сам того не замечая, он уже почти бежал.

Девушка настороженно посмотрела на него.

— Привет! — выдохнул он, остановившись перед ней и отдуваясь.

— Привет, — ответила Поуни.

Кент был в соломенной шляпе, рубашке с коротким рукавами, шортах цвета хаки и рабочих ботинках. Поуни видела, как блестят капли пота среди курчавых волосков на его обнаженных ногах.

— Я, наверное, тебе помешаю… — промямлила она.

— Да что ты! Идем, я покажу тебе стройку.

У Кента едва хватало самообладания не сжать ее в объятиях прямо тут, у всех на виду. Он лишь приобнял жену за плечи бессознательным жестом собственника и повел наверх. Все, кто их видел, сразу отметили, что у руководителя стройки чертовски хорошенькая жена, и что он явно готов переломать кости всякому, у кого хватит глупости ей об этом сказать.

Кент почувствовал, как Поуни отстранилась. Со стороны незаметно, но разница между женщиной, которая готова растаять в объятиях мужчины, и женщиной, которая стремится держаться независимо, ощущается сразу. Значит, не так все просто…

Ну что ж, буду действовать медленно и осторожно, решил Кент. Торопиться все равно некуда. У меня вся жизнь впереди. Главное — правильно подойти к делу…

Лучше бы он ее не трогал! Поуни хотелось прижаться к мужу, но если она так поступит, чем это кончится? Она еще чего доброго станет со слезами умолять его заняться с ней любовью, признаваться в своих чувствах…