А Ростов был освещён множеством ракет, фейерверков. Раздавались крики, ружейно-пулемётная стрельба вверх очередями. Немцы праздновали свою победу! В полночь мы расположились на привал. Вдруг, сквозь сон, я услышал голос ординарца командира роты, который расталкивал спящих солдат и спрашивал: «Где Галушко?» Я его слышу, но не отзываюсь, однако ему показали, где я лежу, и он меня растолкал. Приказал: «Срочно явиться к командиру роты!» Пришёл на указанное место, увидел, сидят на раскрытой плащ палатке: командир роты, незнакомый мне капитан и старший сержант Мухин. Комроты сказал мне: «Слушай Приказ! Сейчас подплывёт старшина роты на лодке. В ней взрывчатка, которую надо доставить к переправе, с которой мы два часа как ушли. Надо взорвать переправу! Там тебя встретит старший сержант Мухин, у него будут запалы для подрыва. Ты поступаешь в его полное распоряжение».

Я обдумал свой маршрут по реке: надо проплыть два километра, вверх по течению, обогнуть восточную часть Зелёного Острова и проплыть такое же расстояние по старому руслу Дона до основной переправы. Надо ещё успеть заложить подрывные заряды, что бы уничтожить нашу переправу. Тёплая летняя ночь коротка. Я отплыл в час ночи, понимая, что надо поторопиться, что бы доставить взрывчатку до рассвета. После устроенного немцами фейерверка, в городе установилась тишина. Обогнул остров и вошел на лодке в старое русло. Грести по течению стало легче.

Вдруг я услышал впереди приглушенные крики и шум на воде. Рассветало, и я заметил толпы людей плывущих в донской воде. Вплавь переправлялась, какая-то воинская часть. Заметили мою лодку, и многие солдаты стали просить помочь им переправиться. Отвечаю: «В лодке взрывчатка, у меня приказ срочно её доставить по назначению». В ответ услышал многократные проклятья в свой адрес. Тяжело у меня было на душе, но я плыву дальше, – не могу им помочь, у меня приказ.

Наступил рассвет, подплываю к своей переправе. Она уже рядом, до неё несколько десятков метров. Вдруг услышал гул самолёта. Встал в лодке, развернулся в сторону переправы и увидел, что летит мне навстречу, немецкий истребитель М-109. С нервным напряжением смотрю на него. Каким-то обострённым чувством я заметил наклон носовой части самолёта к моей лодке, и нырнул в воду к острову. Под водой я услышал пулемётную очередь. На какую-то секунду я опередил действия вражеского лётчика и почувствовал холодок смерти! Вынырнул метрах в десяти от лодки. Она была пробита пулями во многих местах и тонула. Самолёт пролетел дальше и стал обстреливать солдат, которые переправлялись в двух километрах от меня. Подплыл к лодке, забрал винтовку, ремень с подсумками и гимнастёрку. Доплыл до берега и положил их там. Собрался плыть опять к лодке, чтобы отбуксировать её к берегу.

Но услышал возглас: «Солдатик, солдатик». Повернулся и подошел к тому, кто меня звал. С удивлением узнал в нём Мухина, который как-то странно выглядел. Одет он был в поношенную солдатскую гимнастёрку, на ногах не сапоги, а ботинки с изношенными обмотками, и без головного убора. Голова была забинтована с засохшим пятном крови на левой лобной части. Мы недавно расстались, и если бы его ранило, кровь на бинте была бы свежей. Никаких запальных трубок у него не было. Попросил доложить командиру роты: «Передай, что я ранен». Мухин не был обычным сержантом, обладал обширными знаниями, общался на равных с командирами. Загадка, понять его маскарад с переодеванием и «ранением головы» я не мог. Возможно, он получил какое-то задание? Хотел бы сдаться в плен, не стал бы встречаться со мной. Да и не такой он человек. Не могу поверить в его предательство.

Я вернулся в расположение роты, возле переправы из бочек на новом русле. Доложил старшему лейтенанту Герасименко о не выполненном задании и о ранении Мухина. Командир был в подавленном состоянии, он сказал: «Какое задание?», махнул рукой и пошел на мост. Повар Бурьянов дал мне поесть пшённой каши из котелка. Я сел у дороги под куст и принялся за еду. Вдруг появились штурмовики Юнкерсы. Они развернулись в круг и давай бомбить с пикирования. Мост разнесли в щепки, многие люди и кони были убиты и ранены, некоторые бултыхались в воде. Дальше провал. Очнулся от ожога руки, которая касалась крупного осколка. Лежал я, присыпанный землёй, в воронке, в которую попал после взрыва бомбы. Никакого куста и моего котелка, уже не было. Оказалось, что бомба угодила с другой стороны куста и глубоко ушла в мягкий, песчаный грунт. Осколки этой бомбы меня не задели, но я был контужен, плохо слышал, пошатывался. Потом несколько дней приходил в себя. В этот день 23 июля 1942 года я дважды был на волосок от смерти, и стал верить, что должен выжить в этой войне.

Атакуют немецкие штурмовики Ю-87.

Приказ «взорвать мост на старом русле» мы не выполнили. Стальные тросы и металлические трубы-понтоны остались на месте. Но его сильно повредила вражеская авиация, взрывами бомб был снесён настил моста. Мост на новом русле реки разрушили сами фашисты. Тросы были разорваны взрывами, а бочки и фрагменты моста уплыли вниз по течению. Так или иначе, а переправа перестала существовать.

Наша команда, с Зелёного Острова, помогая раненым и не умеющим плавать, переправилась вплавь через новый рукав Дона. Шли в сторону Батайска, через болотистый луг, который весной, в паводок, заливался водой. Теперь луг обильно зарос травами, созревшими для сенокоса. Полевые цветы, травы, ароматный, чистейший воздух, – не надышаться! Мы отступали, в какой уж раз за войну, и нам было не до этих красот на лугу. По этому лугу, в том же направлении, шли вне строя группами и поодиночке, множество отступавших солдат. На открытом пространстве немецкие истребители расстреливали нас из пулемётов. Их авиация не только безнаказанно обстреливала нас, но и оказывала на отступающих солдат психологическое воздействие, демонстрируя свою силу и преимущество.

Мы вышли на автостраду Ростов – Армавир. Перешли ближайшую к Дону небольшую речушку Кагарлык, объявили первый привал. Меня и моего друга красноармейца Шило вызвал старший лейтенант Герасименко. Рассматривая топографическую карту, он поставил нам боевую задачу: «Пройти вдоль реки Кагарлык два километра и уничтожить там мост». Добавил, если мост деревянный, то его надо сжечь! Потом вернётесь по шоссе в станицу Кущёвка, где у нас будет ночной привал с батальонной кухней.

Мы прибыли на этот мост, спустились к реке, осмотрели всё и установили, что мост сооружён из монолитного бетона. Никаких средств и возможности его уничтожить у нас не было. Осматривая конструкцию моста с берега, увидели подъехавшую автомашину ГАЗ-АА (полуторку). Из её кабины вышел командир, капитан, а сидевшие в кузове два солдата встали, держа в руках автоматы. Командир громко скомандовал нам: «Ко мне!» Это оказался передвижной заградительный отряд НКВД, который патрулировал в прифронтовой полосе. Их задача была обнаруживать и задерживать диверсантов, дезертиров, трусов, паникёров и других нарушителей. Мы подошли ближе, поступила новая команда: «Положить оружие и подойти к машине! При попытке бежать вы будете расстреляны!» Начальник патруля увидел, что винтовки у нас немецкие, и по его лицу было видно, что мы именно те, кого надо задержать. «Предъявите ваши документы!» Подали свои красноармейские книжки, комсомольские билеты, а у меня было ещё свидетельства: о рождении и об окончании 7 классов. Документы не помогли, прозвучала команда: «Садитесь в кузов машины!» Мы отказываемся, говорим, что выполняем приказ командира и нас ждут в части. Идут угрозы применения оружия (расстрел на месте), если мы не подчинимся их приказу.

Нам помог счастливый случай. Навстречу, от станицы Должанская, следовала машина нашего батальона с продовольствием. В ней находился начальник продовольствия (начпрод) и старшина Барабан, который меня хорошо знал. Мы стали махать руками и кричать и они остановились. Объяснили обстоятельства, почему оказались вдвоём у моста, а старшина Барабан подтвердил, что мы солдаты нашей части. Так мы избежали ареста и вернулись в своё подразделение в Кущёвку.