Кристина (в полном восторге, переходящем в крутую экзальтацию): Я тоже! Ха-ха!
Юджин (совершенно счастливый): Я – Юджин!
Кристина (счастливая до невозможности): Я – Кристина!
Хором: Мы вас любим, а вы нас?!
Очень поздно или очень рано? Утра ещё нет.
Серый экран неба, и где-то резкие крики ворон среди дрожащих ветвей.
Озноб, и два жёлтых эллипсоида – лимоны на чёрном блюдце.
Подсвечник, обросший седой бородой, над ним огонёк.
"Ночь догорает в зеркале", – подумал я.
В голову гаденько заползла мысль, что если подойти к самому открытию магазина, то, может быть, удастся купить сигарет, о боже!..
Я стал смотреть на крылья ангела на картинке, мысленно отмахиваясь от серного дыма дневной скверны, мои цветы…
Так тихо, и так красиво.
Она здесь, и мы вместе…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Надо бы сходить в магазин, – услышал я голос Элиссы. – Если подойти к самому открытию…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Девочка в библиотеке
При свете луны на синем песке аллеи учёные мужи чертят знаки, стирают, зачёркивают, пишут заново, спорят, – она дёргает их за края одежд, досаждает им, отвлекает от диспута, они сердятся, отворачиваются, говорят о чём-то своём, непонятном.
Ночь в саду луна.
В окнах дворца красивый свет.
Картинки витражей – птицы, рыцари, драконы и ангелы.
Кто-то в чёрной маске прячется у фонтана, убегает пугливо; лошадь не видит его, потому что спит; в окошке кареты темно. Во всех окнах свет.
Музыка.
Ночь в саду ворота светятся.
Маленькая девочка вошла в кабинет библиотеки, когда её папы не было дома, и принялась копошиться в книгах, свитках и списках, беспечно смешивая эпохи и языки, народы и страны. А потом, утомившись, уснула, положив голову на древний пергамент, буквы которого были стёрты, и краски выгорели от солнца тысяч и тысяч дней.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Какие красивые!
– Их нельзя срывать, эти цветы.
Загадка умирает, когда ты срываешь её цветок. Ей можно любоваться лишь на расстоянии. И всё же, пока у нас хватит желания разгадывать тайны, – а это желание в нас неистребимо, – в них недостатка не будет. Галерея сфинксов бесконечна, но каждая разгадка – это чья-нибудь смерть.
– И потому эти цветы нельзя срывать?
– Я расскажу тебе их историю.
Однажды в лесу Ланцелот увидел один из этих цветков, и так залюбовался им, что протянул уже руку, чтобы сорвать его. И вдруг чей-то голос остановил его. К нему подошёл эльф.
– Эти цветы нельзя срывать, – сказал ему эльф.
– Но почему? – удивился Ланцелот. – Они чья-то собственность?
– Дело в том, – объяснил ему эльф, – что цветок этот цветёт лишь один раз и, умирая, оставляет лишь одно семя.
Потеря каждого из этих цветов невосполнима. Мы, эльфы, оберегаем эти цветы, мы их хранители. Мы собираем их семена и следим за ростками, чтобы ни один из них не погиб. Только так их можно уберечь от вымирания.
– Прекрасные цветы эльфов…
– Прекрасная обречённая раса. Дети земли, они поют её красоту.
– Это те светильники, которые может погасить порыв ветра? – сказала Элисса.
– Это светильники земли, которые гасит ветер времени, – сказал я.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Иногда нам кажется, что мы спим
Они приходят, чтобы петь нам, и когда они зовут за собой, и мы идём, держась за руки на горных тропинках, – ведь так легко оступиться! – и я слышу, как замирает твоё сердце, это так сладко довериться им!
Они уносят нас на крыльях своего полёта, и тогда нам открываются небеса, которых мы не знали прежде, и мы держим звёзды в ладонях, и солнце качает нас в колыбели.
А когда мы опускаемся на траву и пьём воду из родника, а вокруг нас деревья, девушки в тонких одеждах учат нас танцам этой земли, и нам кажется, что мы спим, и они снятся нам.
Иногда они остаются с нами и живут в нашей квартире подолгу, курят, сидя в непринуждённых позах, и мы видим дым в зеркалах.
Иногда их приносит ветер, они влетают в окно, пропахшие запахами шумных улиц; тогда они поют, и их голосам вторит хор, гудки машин аккомпанируют им.
Или они прыгают к нам в комнату с лучом солнца и отряхивают с рукавов цветочную пыльцу, и улыбаются, смущённо и чуточку застенчиво.
Нам есть о чём спросить их, им есть что ответить и рассказать; мы рады друг другу.
Мы на подмостках мира…
В твоих волосах радуга, на твоих туфлях пена прибоя и жемчуг подводных земель; эльфы вышили тебе пояс, феи усыпали твоё платье цветами, ногти твоих пальцев – перламутровые ракушки, ты смеёшься, и в глазах твоих смеётся солнце и качает нас на волнах тепла и света, и смеха, и музыки…
Ты знаешь их имена, ты узнаёшь их лица, и они приходят, чтобы петь для тебя.
Иногда нам кажется, что мы спим.
И мы думаем, что это сны, и всё это нам снится.
A Night At The Opera
Вот ночь, и сквозняк протискивается в приоткрытое окно, и с ним его свита – витязи с влажными волосами, – и огонь свечи обращается флагом, и музыка звучит проникновенней и отчётливей, она уже не где-то. Она в тебе, и ты сам – оперный мир. Но ты не здесь уже. Где ты?
Влюблённые ангелы заглядывают в наши окна. Нет, я не ревную тебя, я улыбаюсь им и даже приглашаю их на чай. Я знаю, ты украдкой прихорашиваешься у зеркала. Ты обожаешь цветы и свечи, они живые и такие неженки, – наш дом полон ими, их больше чем гостей на балу в честь рождения инфанты, а ведь они не гости. Они с нами всегда, как дыхание, как цвет глаз, они смеются нам из зеркал, они любят тишину и радуются музыке, они так нарядны.
Когда в город приходит вечер, какой иллюминацией мы встречаем его! Он подкрался так тихо. Он любит тебя, Элисса, но слишком робок, чтобы признаться тебе в этом. Я выдал его тайну? Что делать, если он такой тихоня.
Вот он снова вернулся к нам, бродяга. Что-то он нам подарит сегодня?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Над бурным яблоневым морем окно, над тёмными волнами ветвей свет. Я вижу силуэт женщины в высоком парике, вот она повернулась. Ночь не хочет отпустить меня и уговаривает остаться, но эта женщина ждёт, и тени провожают меня, тянутся и отпускают, и появляются снова. Время волнует ветви яблонь, – невнятный шелест, отблески, – она ждёт меня. Свечи в её зеркалах.
. . .
Однажды, придя домой, я обнаружил, что у нас гости. Их было двое – Король и Скарамуш, – они сидели на диване, а Элисса расставляла бокалы на журнальном столике. Я поздоровался.
Улучив возможность улизнуть из комнаты, я шёпотом спросил у Элли, что у нас сегодня на ужин.
– Я хотела приготовить курицу, но ведь это не принято, – сказала она растерянно.– Может быть, сделаем вид, что мы уже поужинали?
– Нет, не годится. А что если поужинать сладким?
– У меня есть лимонный кекс, морс, шоколад, цукаты…
– И побольше фруктов. А я достану бутылку токая. Хорошо, припасена одна.
