Я определенно больше не был в SoCal.

«Эй! Следи за речью, тупица», — без особого тепла в голосе сказала Зои.

Мой приятель повернулся и сделал слишком грустную мордашку. «Прости, милая». Он немедленно заключил ее в объятия, потирая спину для дополнительного тепла.

Зои хихикнула и прижалась к телу Аарона, а затем сбросила с лица пурпурную челку, прежде чем откинуть голову назад, чтобы поцеловать своего парня.

Оставив своих друзей в их маленьких объятиях, я поднял брови, глядя на Мари, и спросил: «Кофе?»

Она кивнула. «Пожалуйста».

Мари пошла со мной в кафетерий, где я смешал напитки для нас обоих. Когда я закончил, я показал своей чашкой через комнату. Затем Мари последовала за мной к свободному дивану, где мы сели рядом и откинулись на спинку сиденья. Я поставил ноги на стол, потягивая кофе, так как он все еще был довольно горячим, и вздохнул, почувствовав, как теплая жидкость обжигает мое горло и начинает оттаивать мое полузамороженное тело изнутри. «Так какой у тебя график дежурства сегодня?»

«Очистка тропы», — тихо ответила она, глядя вдаль.

«Правда? Я думал у тебя что-то происходит в конюшне?»

Она вздохнула и покачала головой. «Сегодня большая группа. Мы идем на юг, создаем новую живописную площадку. Расчищаем растительность и устанавливаем качели на развилке ручья с прекрасным видом. Нас не будет весь день».

«Серьезно?»

Она кивнула.

«Но ты скоро вернешься в конюшню, верно?»

Она повернула ко мне голову и угрюмо сказала: «Понедельник. На следующей неделе».

Я нахмурился, услышав ее тон. «Можно подумать, что ты была бы рада вернуться. Разве ты не говорила мне на днях, что с Кориандром происходит что-то грандиозное? Твой трехмесячный ребенок?»

«Ага, ну… Планы меняются». Ее взгляд снова упал, и она стала ужасно тихой.

Я ждал, что она вернется к диалогу, но когда она не вернулась через некоторое время, я махнул рукой перед ее лицом. «Мари? Хеллооооо…»

Моргнув, она вышла из транса и уставилась на меня. «Что? А?»

Я усмехнулся. «Лошади? Ты только что сказала что-то об изменении планов?»

«О, о, нет», — рассеянно сказала она, прежде чем перевести дух и сосредоточиться на мне. Ее недомогание испарилось, и она одарила меня идеальной улыбкой, от которой мое сердце немного забилось быстрее. Но потом она сразу перешла к объяснению. «Нет, планы с Кориандром не меняются. На следующей неделе мы будем пасти его и его маму с остальной частью стада. Теперь он достаточно большой, и ему нужно больше, чем просто материнское молоко. Но я волнуюсь, малыш действительно привык к своей красивой, теплой конюшне, и ему действительно не захочется выходить на улицу».

Я усмехнулся. «Сможет ли такая молодая лошадь противостоять этому холоду?»

«Конечно. Они делают это в дикой природе все время. Этот маленький засранец просто испорчен тем, что не сталкивался с реальным миром всю свою жизнь».

Я ухмыльнулся. «Только потому, что ты его балуешь».

Она покраснела. «Ну, конечно. Есть слабость к младенцам любого вида».

«Ты хороший смотритель. Готов поспорить, когда-нибудь ты станешь отличной мамой».

Глаза Мари быстро затуманились, и на секунду она отвернулась от меня. Я почувствовал, что между нами сразу же возникла стена, такая же стена, которую она все еще держала между собой и всеми остальными парнями в лагере, кроме Аарона и меня.

Что ж, это не совсем так. Эта стена все еще возникала даже у нас время от времени, например, всякий раз, когда Аарон делал замечание о том, что она прячет совершенно красивое тело. Обычно я давал ей гораздо меньше причин, чтобы воздвигнуть эту стену передо мной, но мрачная реальность заключалась в том, что стена неуклонно возвращалась в течение последних трех недель.

Я изо всех сил старался, чтобы между нами было так, как было до Дня Благодарения. Я никогда не был из тех парней, которые давят на девушку, подталкивая её туда, куда меня не приглашали. Конечно, я мог бы добиться большего успеха с женщинами в целом, если бы я был готов делать такие первые шаги почаще, но это просто не было чем-то, с чем я чувствовал себя комфортно, и чувство девушек в этом мне помогало, ну по-своему. Диди, например, верила, что я не буду требовать от нее большего, чем она готова дать, и в результате у меня был лучший секс в моей жизни. И я также был единственным человеком, которому Мари хотела открыться… ну, немного приоткрыться.

Но даже мое сознательное усилие не упоминать о событиях ночи Благодарения не могло стереть факта, что они были. В одну минуту мы наслаждались прогулкой по лесу, как и в любой другой день. В следующую минуту наши пальцы касались чисто случайно, когда мы проходили узкий участок тропы или перелезали через какое-то препятствие. До Дня благодарения такое невинное прикосновение не вызвало бы у нее никакой реакции. Но теперь она явно отшатывалась и бросала на меня взгляд, словно гадая, прикоснулся ли я к ней специально.

Это было неприятно. Несмотря на то, что мы прожили вместе в таком тесном обществе почти четыре месяца, я все еще почти ничего не знал о происхождении Мари. Она мало рассказывала, и я не стал любопытствовать, поэтому у меня почти не было оснований понимать, что сделало ее такой, какая она есть.

Мари была загадкой: красивой, трагической загадкой, которая находила отклик во мне. Несмотря на то, что мне присуще не вмешиваться в жизнь других людей и не совать нос туда, куда было нежелательно, в последние несколько недель я все больше и больше задавался вопросом, что же преследовало Мари в прошлом. Неужели отношения испортились? Была ли это детская травма? Или, что еще хуже, было ли какое-то гнусное насилие, которое она так тщательно скрывала, что это заставляло её гнить изнутри?

Я не хотел выяснять лишь для того, чтобы удовлетворить импульсивную потребность в знании. Я хотел помочь ей. Если бы я только знал как.

Я старался быть для нее лучшим другом, каким мог быть. Я изо всех сил старался найти для нее время, даже пропуская занятия с Диди, если того требовал случай. Моя «подруга», казалось, все поняла, осознав, что, хотя я и наслаждался невероятными занятиями любовью с ней, я все же был эмоционально ближе к загадочной, мрачной, созерцательной лесбиянке. Мы с Мари много общались, еще больше разговаривали, и она, похоже, не пыталась меня избегать. Но на самом деле: три недели назад она была со мной гораздо более открыта, чем сегодня.

А теперь это. За последние три недели я научился не обнимать Мари или иным образом не вступать в физический контакт. Любые вопросы о ее семье или прошлых отношениях также были очевидным спусковым крючком для поднятия ее защитной стены. Но, как только тепло ее присутствия в настоящее время испарилось, я нахмурился и подумал, что, блядь, я на этот раз сказал, что могло вызвать эту реакцию.

Все, что я сделал, это похвалил ее навыки ухода, верно? Все в лагере знали о близости Мари к лошадям и ее почти мистических способностях в воспитании молодых жеребят. Конечно, это не должно было ее стриггерить.

И все же это произошло.

Мари не смотрела на меня, поэтому я повернул голову, пытаясь поймать ее взгляд. Но, не сводя глаз, она взглянула на свой кофе и пробормотала: «Я думаю, мне нужно добавить еще молока. Прости». А потом она встала и вернулась в кафетерий.

Я наблюдал, как она добавляла молоко в свой кофе, а затем медленно помешивала его внутри своей чашки. Она осталась там надолго, и я начал задаваться вопросом, сколько времени может потребоваться человеку, чтобы добавить молока в свой напиток. Но затем Эшли зашла приготовить себе кофе, и Мари отступила, извинившись, и уступила своё место.

Мари повернулась и мельком взглянула на меня. Но затем она огляделась через комнату и заметила, что Аарон и Зои сели за стол с некоторыми другими друзьями, и вместо того, чтобы вернуться ко мне, она подошла и присоединилась к ним.

Я нахмурился и уставился в свой кофе, гадая, что, черт возьми, только что произошло. И я как раз решал, идти ли за ней и присоединиться к той группе, когда надо мной заговорил новый голос.