Наверху над комнатой послышался топот, грохот, отчаянный визг.

– Убью, сука! – надрывался мужской голос.

– Помогите! Помогите! – кричала женщина.

Ан остолбенел. Робин, доедая пирожок, поднялся.

– Посиди тут, я ща, – сказал он Ану, жуя на ходу.

– Я с тобой.

– Ещё чего!

– Да не ходи, – махнул рукой Гаврила Петрович, – не в первой, Робин ща приструнит.

– Сыночка, не ходи! – взмолилась мать, цепляясь за Робина, – Мало ли что. С пьяных-то глаз!

– Ну, что ты, ма, в первый раз что ли? Я быстро.

Он ушёл.

Они молчали, прислушиваясь к звукам скандала, разгоравшегося наверху.

– А ты кто такой?! – взревел мужской пьяный голос. Послышался тяжёлый стук, грузно упавшего тела. Наступила тишина.

Через несколько минут дверь открылась, и вошёл Робин, который вёл под руку худенькую растрёпанную женщину с заплаканными глазами.

Мать подскочила к ней:

– Кирочка, проходи, милая, садись. Я тебе сейчас чайку налью. Вот скушай пирожок. Сама только испекла к празднику.

Женщина, всхлипывая, опустилась на стул.

– Чего там опять с Серёгой не поделили? – спросил отец.

– Сил моих больше нет, – заплакала та, – как его уволили и сюда переехали, так совсем, как с ума сошёл. Пьёт каждый день. Уж узнавать меня перестал. А так мы хорошо жили, ребёночка хотели, – она уткнулась в стол и зарыдала.

– Ну, так роди. У вас детей пока нет, одного вам разрешат.

– Да какое, роди! Не хочет он теперь. Говорит, нищету плодить не будет, – прошептала она.

– Мда, – крякнул отец. – Что он сейчас? Затих?

– Ну, типа того, – усмехнулся Робин, – связали мы его. Пусть проспится.

– Да, да, – закивала женщина, – трезвый он тихий, ласковый.

– Да когда ты его последний раз трезвым-то видела? – проворчал отец.

Женщина молча плакала.

– На, милая, покушай пирожка. Сейчас тебе чаю налью, – хлопотала около неё мать.

Ан посмотрел на часы. Без пятнадцати пять. Через пятнадцать минут Линда будет ждать на их месте. Он незаметно показал Робину на браслет.

Тот кивнул и поднялся:

– Ну, нам пора, мы пойдём.

Мать встрепенулась:

– Ох, как нехорошо получилось! Ан, голубчик, вы не подумайте чего, и обязательно к нам ещё как-нибудь приходите. Мы всегда вам будем рады!

– Хорошо, обязательно, до свидания, – сказал Ан, выходя вслед за Робином.

Отец Робина молча кивнул ему.

Робин проводил его к остановке школьного аэробуса.

– Ты сейчас куда? – спросил Ан.

– Пойду, поищу Марата, что-то неспокойно мне как-то. Он раньше так надолго не пропадал.

– А, ну давай. В школе увидимся. Звони, если что.

– Хорошо. Пока.

Они простились.

***

Ан шёл быстро, но всё равно не успевал за стуком сердца. Он волновался. Волновался не потому, что скоро будет представлен главе одной из самых влиятельных в элизии семей, а потому, что считал эту затею провальной. Его вряд ли примут в семью и дадут право быть с Линдой. А хотя почему нет? Возможно, он скоро будет Творцом, а это куда почётнее любого из званий Созидателей, но когда это ещё будет, да и будет ли вообще…

«Может не ходить? Познакомимся потом, после школы, когда всё определится, – Ан остановился. – Нет, надо идти, черт меня дёрнул пообещать». С тяжёлым сердцем он приближался к месту их встречи.

Ждал он Линду недолго, не прошло и пяти минут, как она пришла и сзади обняла его за плечи. Ан повернулся и залюбовался на её милое лицо: разгорячённая, с ярким румянцем на щеках, со смеющимися чуть испуганными глазами, она была так ему дорога, что он хотел обнять её, прижать к себе и больше никогда никуда не отпускать.

– Может, лучше погуляем? – с надеждой спросил он.

– Ты что? Сейчас самое лучше время знакомиться! Мои все в сборе и в отличном настроении. Папа как никогда шутит со всеми и смеётся. Я его давно таким не видела. Пойдём скорее, не бойся! – она схватила его за руку и потащила. – Он хороший. Просто, обычно, он очень занят, устаёт и, потому, строгий.

Они сели в машину Линды и помчались.

Линда не любила водить, и поэтому, передав управление автоматике, перебралась к Ану на заднее сидение. Положила ему голову на плечо. Так и ехали всю дорогу, сплетя руки. Молчали.

Труба трассы вела через зону бараков, в лесопарковый массив, где на огромных полянах раскинулись особняки влиятельных семей Созидателей – предпринимателей. Мимо проносились, то тесно прижившиеся друг к другу, усадьбы семей бизнесменов, начинающих и средней руки, то уединённые на обширных огороженных территориях, особняки, принадлежащие первым элитным семьям.

Дома Созидателей, владеющих своим делом, были роскошны. Да и назвать эти сооружения домами сложно. Здесь сосредоточилось не только всё для комфортной жизни, но и всевозможные аттракционы, самые странные хобби и развлечения. Именно тут на шумных вечеринках и приёмах обсуждались дела, заключали выгодные контракты, женили детей.

Электромобиль чуть притормозил у ворот, которые быстро и бесшумно открылись, пропуская его, и вновь с лёгким стуком захлопнулись. Машину они оставили у одноэтажного домика охраны, и дальше пошли пешком. Пройдя кленовую аллею и большой двор, они подошли к парадному входу большого трёхэтажного особняка. У входа на уровне глаз был закреплён гибкий индикатор—распознаватель. Линде встала напротив него. Индикатор чуть сместился, сфокусировавшись на её лице, щёлкнул замок, и дверь открылась. У входа их ожидал представительный пожилой человек – дворецкий – Клим Ильич.

Пётр Степанович – глава семейства – не любил роботов, считал, что они должны использоваться только на тяжёлых и вредных работах, всё остальное должны делать люди, чтобы не превратиться обратно в праздных обезьян.

– Клим Ильич, а папа где?

– Пётр Степанович в галерее показывает гостям свою коллекцию.

Линда кивнула и, взяв Ана за руку, потянула его вверх по мраморной лестнице:

– Пошли знакомиться.

Быстро вбежав на второй этаж, они повернули направо. Первая дверь была закрыта, а около второй двери они остановились, прислушиваясь к весёлым голосам, доносившимся из комнаты. Линда глубоко вздохнула и решительно вошла.

Ан увидел большую овальную комнату, стены которой были обиты зелёным бархатом. На них, гордо поглядывая на окружающих, висели картины – коллекция главы семейства. В центре росло развесистое дерево, яркие сочно-зелёные листья которого, нависали над большими диванами, четырёхугольником стоявшими вокруг него. Между диванами располагались небольшие, не более метра в высоту, столики из морёного дуба, дубовый же паркет покрывал и пол.

В столы были вдавлены различные формы, наполненные доверху фруктами и сластями. Между ними рядом с пузатыми бутылями и графинами разместились бокалы для фруктовой и минеральной воды, лимонадные стаканы. Часть гостей, уютно расположившись на диванчиках, наслаждалась фруктами и издалека посматривала на картины; другие, прохаживались вдоль стен вместе с хозяином дома, который с энтузиазмом и гордостью рассказывал историю своей коллекции.

Когда Линда и Ан вошли в гостиную, все обернулись.

– Линдочка, умница моя, – отец радостно распростёр объятия, обнял её и поцеловал в щёку.

Взглянул на Ана:

– Здравствуйте, молодой человек. Линда, познакомь нас.

Линда, казалось, потеряла уверенность. Просительно заглядывая отцу в глаза и чуть заикаясь, она произнесла:

– Познакомься, папа, это мой самый лучший друг – Андо Альденис.

Пётр Степанович, задумавшись, наклонил голову.

– Андо Альденис? Здравствуйте, Андо, я не помню вашу фамилию. Какое дело у ваших родителей?

– Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было десять лет. Я живу в семье тёти, сестры мамы – Зинаиды Фёдоровны Коровиной. У них нет своего дела. Они работают в булочной недалеко от нашего дома.

Пётр Степанович побагровел. Багровел он тяжело: сначала покраснел его лоб, потом пятна проступили на щеках, и даже шея налилась кровью. Он смотрел на дочь, и она под его взглядом делалась все меньше. Ещё минута и, казалось, что он испепелит родную дочь, оставив на полу чуть заметную обуглившуюся вмятину. Он не смотрел на Ана, который для него не существовал. Весь гнев его был направлен только на дочь, которая посмела привести в его дом, созданный с такой любовью и гордостью, охраняемый от всего ненужного и жалкого с такой заботой, в его крепость какое-то ничтожество. Посмела осквернить его. За что? Он ни в чем ей не отказывал, она – любимая дочь! Единственная наследница его дела, его надежда и будущее. Она посмела привести в семью чужака.