– Ага, как же! Я что же, по-твоему, лешачиха? – засмеялась Василина.

Девушки переглянулись между собой, но ничего не ответили.

– Мой вам совет, девки, – нечего гадать! Зря только время теряете, – строго сказала Василина и отвернулась.

Увидев, что на поляну пришёл Прохор, она оживилась, захохотала громче обычного. Заметив, что парень подошёл к Шуре, Василина оставила своих скромных подруг и пошла плясать в центр круга. Она кружилась то одна, то под руку с девушками, смеялась, сверкала глазами налево и направо. Василина видела, как на неё засматриваются парни, но плясать с ними она отказывалась, ее интересовал лишь один Прохор.

Прохор же, как истукан, сидел на бревне рядом с Шурой, лицо его пылало румянцем, взгляд был напряженным. Он видел, как сверкает среди пляшущих девок алое платье Василины, слышал ее звонкий смех, но в ее раскрасневшееся, прекрасное лицо он даже взглянуть не смел, боялся, что тут же сгорит живьём от своей страсти.

Вихрь молодой радости, громкой музыки и лихой пляски закружил Прохору голову. Он уже хотел встать и пройтись, успокоиться немного, но тут Шура вскочила, схватила его за руку и потянула за собой. Сцепившись руками, они закружились вместе со всеми под веселые звуки гармони. Все смешалось перед глазами Прохора, слилось в единую яркую круговерть. А потом Шуру перехватили подруги, и она закружилась с ними.

А перед Прохором внезапно возникла Василина. Взяв его за руку, она, широко улыбнувшись, побежала по кругу, провела его через "ручеек" сцепленных над головами рук, и вдруг побежала с поляны подальше от костров, в березовую рощицу. Незаметно скрывшись от всех за черно-белыми стволами, Василина и Прохор остановились друг напротив друга, тяжело дыша. А потом, не произнеся ни слова, слились в жарких объятиях.

Движения их были порывистыми, страстными, поцелуи – жадными, ненасытными. Прохор прижимал к себе девушку и не мог поверить в то, что все это происходит с ним наяву. Василина лишь раз оттолкнула от себя Прохора – для того, чтобы одним движением скинуть с себя нарядное алое платье. А потом она замерла перед парнем – нагая, хрупкая, нежная, как едва распустившийся цветок. Даже пахло от нее сладко. Прохор протянул к девушке дрожащую от волнения руку, но прикоснуться не посмел.

– Я люблю тебя, Василина, – жарко прошептал он, – ни есть, ни спать не могу, все мысли в голове – о тебе одной.

– И я тебя полюбила, Проша. Всем сердцем, всей душой полюбила! – шепотом откликнулась Василина, – сердце из груди рвется, послушай.

Василина взяла руку Прохора и положила его ладонь на свою грудь. Прохор задрожал всем телом, коснувшись белой, бархатистой кожи, почувствовав под ладонью маленький холмик девичьей груди. Это было не так, как с Шурой за сараями. Это было совсем по-другому. Теперь Прохор не сомневался в том, что он по-настоящему влюблен, но он не мог забыть о том, что связан обещанием, данным Шуре и ее родителям.

– Невеста у меня есть, – прошептал он, не сводя глаз с манящих, пахнущих сладостью, губ Василины.

Василина, не ожидав таких слов, нахмурилась.

– И что же, ты ее любишь? – обиженно воскликнула она.

Резким движением она скинула с себя руки Прохора, схватила с земли платье и прикрылась им.

– Тебя одну люблю, – хриплым от страсти голосом проговорил Прохор, – от Шуры не знаю, как отвязаться. Вцепилась она в меня, точно клещ.

Прохор подошел к Василине, обнял ее, уткнулся лицом в густые волосы. Она улыбнулась, бросила платье на землю и обвила руками шею парня.

– Люби меня, Проша, – прошептала она, – Про Шуру забудь. Отныне я твоя невеста.

После этих слов Прохор уже больше не мог ни о чем думать. Все внутри него бурлило и взрывалось от страсти. Он бережно опустил Василину на землю и утонул в волнах ее рыжих волос и в пучине своей страсти…

***

Рано утром в доме Прохора раздался громкий стук.

– Хозяева! А ну, отпирайте! Ну? Долго ли еще ждать? – кричал под окнами бородатый мужчина.

Отворив двери, Прохор узнал в нежданном госте Ивана, отца Василины. Но вместо приветствия мужчина с размаху ударил Прохора тяжелым кулаком по лицу. От неожиданности Прохор потерял равновесие, повалился на пол. Иван рывком поднял его, схватив за грудки, и снова начал бить. На шум в сени выбежали Федор с Ираидой, родители Прохора. Ираида закричала во весь голос, увидев, что ее единственного сына колошматит мужик, который еще даже обжиться не успел в их деревне.

– Ты что же это, Иван, творишь? Напился что ли с самого утра? Если так, то иди проспись! – закричал Федор, хватая драчуна за грудки.

– Это я-то творю? – заорал в ответ Иван, брызгая слюной, – это твой паскудник творит! А что творит, ты у него спрашивал?

Иван смотрел на Прохора, который прижимал ладонь к ушибленной челюсти и переводил растерянный взгляд с него на отца и обратно. Щеки парня моментально налились ярким румянцем. Он понял, о чем говорит Иван.

– Чего же он натворил? А? – гневно вытаращив глаза, спросил Федор, – Чего такого сделал мой сын, что ты его по морде так безжалостно колошматишь?

– Дочь мою испортил, вот чего! – процедил сквозь зубы Иван и смачно сплюнул на пол, – Вчерась пришла Василина с вечорки – рожа красная, в слезах, волосы растрепаны, платье новое все в грязи. Так мол, и так. Прохор меня снасильничал. Так и сказала мне.

Ираида, как услышала последнюю фразу, сказанную Иваном, так и взвыла, а потом вцепилась в сына и начала хлестать его ладонями по щекам.

– Ах ты поганец, ты зачем девку тронул? – кричала она, – у тебя же у самого невеста есть! Говорила я отцу, надо было весной вас женить, так нет же, решили обождать! А чего было ждать? Того, когда он на девок других бросаться станет, как кобель?

Прохор не понимал, что происходит. Он пытался сказать, что не обижал Василину, что все у них по общему согласию было, но его никто не слушал.

Пронзительный крик Ираиды, казалось, слышала вся деревня. Когда она начала задыхаться от слез, Федор сгреб жену в охапку и силой увел в дом. Вернувшись в сени с пунцовым от стыда лицом, он, не глядя на Прохора, тихо спросил Ивана:

– Ну что, Иван? Не знаю, что тебе за сына сказать. Не ожидал я такого. Никак не ожидал.

– Отец, да выслушай же ты меня! – воскликнул Прохор и со всей силы стукнул кулаком по стене.

– Молчать! – рявкнул отец, – С тобой позже буду говорить, сукин ты сын.

Отец помолчал, а потом продолжил с мрачным видом:

– Случилось, значит, случилось, назад ведь не воротишь. От вины своей не бежим. Говори, Иван, чего от нас ждешь?

Тот сжал зубы, сдвинул брови.

– Знамо дело, чего жду, дураком-то не прикидывайся! Пусть Прохор на Василине женится, да как можно скорее.

Федор опустил голову, нервным движением пригладил торчащие в разные стороны редкие седые волосы и ответил:

– Будь по твоему, Иван. Через месяц сыграем свадьбу.

– Милый мой, хороший, любимый, – страстно прошептала Василина на ухо Прохору.

Она обняла его, положила голову на широкую грудь парня.

– Не сердись, Прошенька, я ведь все это ради нас с тобой сделала.

Прохор смотрел на Василину и молчал, внутри него в эти минуты боролись два чувства – любовь и негодование. Василина сначала завлекла его, а потом оклеветала. Вся деревня сейчас смотрит на Прохора, как на врага, обсуждают его за спиной, шушукаются, пальцем в него тычут. Шура плачет днями и ночами, по словам матери, которая к ней накануне ходила. Отец с ним теперь почти не говорит, Прохор для него сейчас хуже предателя. Но зато у них с Василиной скоро будет свадьба, и он до сих пор не мог в это поверить.

Василина коснулась тонкими пальцами ссадины на лице Прохора, и он поморщился от боли. Отец хоть и был стар, но кулак его по-прежнему был крепок. После того, как тогда утром Иван ушёл от них, отец устроил Прохору такую взбучку, после которой сам потом полдня лежал, схватившись за сердце.

Мать причитала и ругала Прохора на чем свет стоит до тех пор, пока не охрипла. А Прохор молчал, не знал, как себя оправдать. Что бы он не говорил в свое оправдание – все равно он был виноват.