– Я для практики.

– А я бы на твоем месте за такую практику Холодка за пивом послал, а Альку раком поставил и на кутак.

– Так и сделаю, Коля.

Кунак (это не фамилия) не любил, когда его называли по имени, фамилии или обращались по званию, и надолго умолк. Он мне при знакомстве представился так: «Головка больше, чем кулак – старший прапорщик Кунак». Про «головку» это я мягко сказал, его слово было менее цензурно.

Вернувшись в лабораторию, я вновь запустил и настроил УКАМП – предстояла проверка еще одной партии снятых приборов. Но никого не было и работать не хотелось. Близился обед. Заглянул Кунак (это не фамилия).

– Выключай, Егорыч, свою шарманку – пошли «козла» забьем.

Отказался:

– Мне надо в группу вооружения.

Пошел Макарова искать. У них было две лаборатории – в одной регламентировали прицелы (это, между прочим, сложное электронное оборудование в виде… ну, не с чем сравнить, а размерами с тумбочку), в другой проверялись механизмы крепления и сбрасывания бомб. А еще здесь резались в карты на деньги – в обеденное время с открытой дверью, в остальное ее закрывали, когда предавались азартным играм.

– АОшник идет, груженый деньгами! – приветствовали меня.

За столом сидели не только вооруженцы.

– Пока присмотрюсь, – поскромничал я.

Играли в «храп». Ставка десять копеек, правда, банки стремительно росли – сказывались армейские азарт и большие зарплаты. Макаров, когда «пасовал», отвлекался на меня:

– Привыкаешь, друже?

– Мало-помалу.

– А скажи, какими словами ты уел Карася, что он тебе сразу шестой разряд сунул?

Видно было, что Макарова это сильно заедало – у него тоже шестой квалификационный разряд, но после многолетней выслуги.

– Дипломом, Саня.

В разговор влез начальник группы вооружения капитан Лямин:

– Учиться надо было, Егорыч, а ты с рогаткой по школе бегал.

– Зато без всяких дипломов освоил прицелы не хуже тебя, – взбрыкнул Макаров.

– Егорыча посади в самолет, – улыбнулся хитро Полий. – Он лучше любого штурмана отбомбиться. Так, Саня?

– Так, – согласился Макаров. – Главное, чтобы ты внизу бегал – не промахнусь.

Старший лейтенант Данилов из группы «Самолеты и двигатели»:

– Егорыч, а слабо тебе сесть на крыло, снять штаны и кому-нибудь за шиворот навалить без промаха?

– Пойдем навалю.

– А в полете?

Обед закончился, дверь заперли – игра продолжалась. Я прозевал, когда можно было выскочить, и теперь томился, не зная как к Лямину подступиться, в кармане которого был ключ от замка.

В дверь резко постучали:

– Лямин, открой – Голованов!

Карты убрали, деньги смахнули, дверь отперли. Вошел офицер из эскадрильи – по синему комбинезону можно было определить, что он из летного состава (у наших техничек цвет – черный). Всем руки пожал, в том числе и мне.

Старший лейтенант Данилов приветствовал его такими словами:

– Летчик должОн быть тупой, здоровый, беспредельно преданный Родине, бегло считать до десяти и твердо знать, что после десятки идут валет, дама, король и туз – так Вован?

– Точно так, Серега, – согласился гость и Лямину. – Привез, Андрей?

– Привез, – сказал начальник группы вооружения. – В машине, пойдем отдам.

И присутствующим:

– Так, все, расходимся, сеанс окончен – пора за работу.

И ушел вместе с летчиком. Остальные прошли в курилку.

Под крылом регламентируемого самолета копошился боец срочной службы.

– Кто там под плоскостью и что он там делает? – решил выяснить старший лейтенант Данилов, посредством использования неподчиненного ему прапорщика группы вооружения Полякова.

– Керосин в кефирную бутылку заливает, – ответил Валентин Поляков, не сходя с места.

– Зачем?

– Наверное, горло полоскать?

– Зачем?

– От ангины верное средство.

– А если с присадкой?

– То верная смерть. Но ведь не было еще морозов – вряд ли в керосине сейчас антифриз.

– А откуда у него штанга (приспособление для слива топлива из бака)?

– Кто-то из ваших дал.

Поляков и с места не сошел, а Данилов отправился к бойцу, чтобы выяснить, кто ему дал штангу и предупредить, чтоб написал домой прощальное письмо, если все-таки керосин с антифризом.

Швырнув «бычок» в обрез с водой, отправился я в свою группу. На моем месте сидел Драч и проверял установленные на стенд приборы.

– Что же ты бросил их? – упрекнул.

– Обед начался. Но УКАМП я выключил.

– Выключил, – согласился наставник мой.

Я присел в сторонке наблюдать за его манипуляциями.

Солнце садилось, небо потемнело, яркие краски окружающих аэродром лесов потускнели, когда мы толпой шли к КПП автобата (автомобильный батальон). Рабочий день закончился – еще один из общей череды. Сейчас подадут две машины с кунгами, мы загрузимся и поедем домой.

Подошел грузовик – его кузов брезентом прикрыт, но не плотно: видны были ящики с чем-то там. Тормознулся, пока боец открывал ворота. Прапора в миг облепили его – жадные руки торопливо шарят под брезентом кузова, как у девчонки под юбкой. Миг – машина тронулась, прапора соскочили.

– Что привезли? – спросил не участвующий в разбое Полий Полякова.

– Вот, – тот показал две кафельные плитки рыжего цвета, какие обычно лепят в туалетах на стены.

Две плитки! Две плитки и такое бесстыдство у всех на глазах… Я не мог понять психологию товарищей прапоров.

– Оно тебе надо? – спросил я Валентина.

– Все верно, – обычным юмором своим Полий поддержал товарища. – Уходя с аэродрому, прихвати чего до дому.

И наставник мой присоединился к обсуждению темы.

– Старые прапорщики говорят – служить буду, покуда руки носят.

Однако!

На отъезд подтянулись офицеры и служащие штаба.

– Вот идет майор Капустин, – приветствовал Кунак (это не фамилия) одного офицера, пожимая ему руку. – Мы его к себе не пустим.

Тут же выяснилось, что прельстившая меня дама в стройчасти – Капустина, жена майора. Что же они не вместе идут? Я бы с такой женщиной под руку ходил и гордился.

Мы и на регламенте не очень-то утрудились, но когда самолет укатили в эскадрилью, в ТЭЧ наступило полное безделье. По крайней мере для служащих СА – ведь нас не привлекали ни к построениям, ни к политзанятиям, ни к нарядам. Можно было и на службу не приезжать, но мы приезжали. Мы – это мы с Макаровым и еще две женщины. Лариса – одинокая, ногами симпатичная тетка лет сорока из радиолокационной группы. И Люба – красавица из группы электрооборудования, жена инженера-электрика полка Коваленко. Нам бы спариться да замутить что-нибудь. Но мы в дни застоя-простоя прятались в свои углы. Я размышлял в одиночестве над тем, как жить дальше, Макаров в карты играл на деньги, женщины вообще меж собой плохо ладили.

Однажды Александр Егорович остался совсем без партнеров и приплелся ко мне.

– У вас что, ни домино, ни карт нет?

– Где-то прячут, но я не буду шариться по столам.

– Пойдем ко мне – у нас все есть.

– Были бы шахматы, а от «козла» какой прок? Карты вообще верный путь в Преисподню.

– Совсем не обязательно играть на деньги – можно в подкидного.

– Одно название чего стоит! Расскажи лучше о себе. Ты давно в армии? За границей служил?

– Я нет. Лариса служила в Польше.

– Стало быть, служащих советской армии отправляют за границу?

– Отправляют.

– Ты бы где хотел служить?

– Здесь, конечно. Вовок (это Полий) в Венгрии был – говорит, ничего хорошего: мадьяры они и есть мадьяры.

– А Лариса что говорит?

– То же самое – только бздежики еще гавнистее. Нет в мире лучше русского народа.

– Весьма печально. Хотелось бы подружиться с кем-нибудь.

– Ваши Лысенко с Кириленко служили в Германии и не нахвалятся – немцы друганы настоящие: они западников ненавидят.

– Чехословакия – прекрасная страна.

– Я про народ говорю.

– Народ везде одинаковый – есть дерьмо, есть ниче.

– Ну, не скажи…