Но я терпел, сжимая зубы, поскольку Катюше моей было куда хуже меня. Ей, чтобы от боли сознание не потеряла, даже обезболивающий укол сделали. После этого моей любимой стало полегче, а ещё через полчаса плод нашей любви издал свой первый крик. И только тут я вспомнил: вот мы такие-растакие родители! Имя-то ребенку не придумали! Я посмотрел на Катюшу, она – на меня. У обоих возник и тот же вопрос: как назовем?

– Лена, Леночка, – прошептала Воробышек. Я улыбнулся и кивнул.

– Чудесное имя. Елена Сергеевна. Красота, – ответил супруге. Она посмотрела на меня с благодарностью. Мол, хотя бы спорить не стал. Не в этом случае. Вот если бы мальчик, тогда моя была задача имя придумывать. Ну, а раз дочь, то в женские дела не вмешиваюсь.

Через два дня Катюшу с дочкой выписали домой, и у меня началась новая жизнь, полная родительских забот и тревог. Попутно я звонил Кеше, чтобы узнать, как там дела у Глеба продвигаются. И в тот самый день, когда его выписали из клиники, и он вернулся домой, я решился на тот разговор, который планировал давно. С момента, как бывший десантник рассказал мне очень много нелицеприятных подробностей.

Глеб встречал меня с улыбкой, поздравил с рождением дочери. Он был очень худ и бледен, выглядел, как тень самого себя прошлого. Но я решил всё равно беседу не откладывать. Мало ли, когда ещё свидимся. Да и свидимся ли после предстоящего разговора? Я был в этом очень не уверен. И лишь один Кеша суетился, расставляя чашки, наливая нам чай, выкладывая на стол разные вкусняшки. Но чашку он и для себя приготовил, а я же сказал, что нам надо пообщаться с глазу на глаз.

Паренек оказался сообразительным. Он ушёл в другую комнату, закрыв за собой дверь. Глеб вопросительно посмотрел на меня. И я выложил ему всё, что знаю. Об организованном им поджоге, который выполнил Фил. О подставе Макса, которому приписали некую фирму в собственность. Всё это я рассказывал, как факты, не требующие дополнительных доказательств. Мне и так было понятно. Вот чего я не знал, так это был ли приказ со стороны Глеба убить Макса и Ольгу?

Варвар выслушал меня молча. Он сидел с каменным лицом и ничего не говорил, не пытался кинуться оправдываться. Тяжелым взглядом смотрел куда-то вниз. Когда я замолчал, он заговорил. Голос был хриплый, надтреснутый.

– Да, признаюсь. Это я приказал Филу поджечь вашу автомастерскую. Это я уговорил директора страховой компании найти мне самого ушлого агента, чтобы он запутал всё так, чтобы вы не получили компенсации, а заодно показал тебе липовые документы. Да, я хотел разрушить всё, что у вас есть: сначала бизнес, потом дружбу, наконец вашу семью. Но я не виноват в смерти Макса, Ольги и её подруги. Это всё сделал Фил, когда сошел с ума от ревности.

– Зачем ты хотел нас уничтожить? Я не понимаю.

– Две причины: зависть и ненависть. Я страшно позавидовал вам, когда увидел впервые. Счастливые, преданные друг другу, радостные. У меня тогда ничего не было, кроме этих стен и денег. Я был страшно одинок и подавлен. Не знал, для чего мне дальше жить. А ненависть… к моей матери. Я переносил это чувство на всех женщин вокруг себя. Потому, кстати, меня и прозвали Варваром – я не занимался с ними любовью, а грубо трахал, порой жестоко, – сказал Глеб, не поднимая головы. – И на работу я вас устроил поближе к себе, потому что хотел сначала Катю соблазнить, а потом… чтобы я обоих вас поимел на супружеском ложе.

– Твою ж мать… – говорю я, скрипя зубами и с трудом сдерживаясь, чтобы не вмазать Глебу по роже. Но понимаю: он полудохлый, убить могу.

– Но всё это в прошлом, – продолжает он. – Когда я благодаря тебе встретился и помирился с мамой, а прежде встретил Кешу, в моей голове всё перевернулось. Встало на свои места. Ненависть и отчаяние прошли, меня заполнили любовь и радость. Я, пока был в больнице, даже попросил… Вот, смотри, – он задрал рукав футболки, и на том месте, где прежде красовался скандинавский символ валькнут, теперь были только белесые шрамы. – Попросил свести мне эту татуировку, она стала неактуальной.

Глеб замолчал, переводя дыхание. Ему после больницы было трудно говорить слишком долго.

– Ты, конечно, можешь не поверить, что такое возможно. Но это чистая правда. Потому… – Глеб медленно поднялся со стула, а затем опустился передо мной на колени. – Я прошу у тебя прощения за всё, что сделал.

Есть такая поговорка: повинную голову меч не сечёт. Это правда. Казнить соседа я после того, как он раскаялся, а тем более сделал такой жест, уже не мог.

– Ты прощён, – сказал я, встал и вышел из его квартиры.

Прощение – вещь двоякая. С одной стороны, ты отказываешься мстить человеку за то зло, которое он тебе причинил. С другой, видеться с ним и общаться больше не хочешь. Это со мной и случилось. Я вернулся домой и, пока Леночка сладко спала в своей кроватке, и у нас было немного времени поговорить, всё рассказал Катюше. Она выслушала и встала на мою сторону:

– Ты совершенно прав, Ёжик.

– В чем?

– Что простил его. Это по-христиански. Но и общаться с ним мы больше не можем, верно?

– Верно. Я всегда буду помнить о том, как он подставил моего лучшего друга Макса. Этого мне никогда не забыть, – ответил я. Подумал немного и добавил. – Слушай, а давай уедем.

– Куда?

– Не знаю… В Бельгию. Там, говорят, очень красиво.

– И что мы там будем делать?

– Как это? Купим автомастерскую и станем чинить новенькие чистенькие иномарочки, – улыбнулся я.

– Хорошая идея. Мне нравится, – ответила Катюша.

В самом деле, а чем нам ещё здесь заниматься? Мы едва справились с теми ударами, которые посыпались на нас от так называемых надзорных органов, которые лишь делают вид, что следят за порядком, а на самом деле за взятки готовы глаза закрыть на любое безобразие. Да и если постараться выполнить все их законные требования, то сразу разоришься. Потому как законы пишут не те, кто руками работает, а языками треплют от рождения и до старости. Мне это жутко надоело. Помню, как мы с Катей ходили по инстанциям. Унижались, просили. Больше такое не должно повториться.

Потому мы решили уезжать. Квартиру продадим, теперь она не в залоге у банка, а денег от Веры осталось столько, что хватит и на автомастерскую, и на дом с большим участком. Будет где с Леночкой гулять. Тут же и вовсе негде: разве что в лесу, но страшновато туда выбираться с грудным ребенком.

 На следующий день мы подали заявления на оформление заграничных паспортов и туристических виз в Бельгию. Заодно принялись выяснять, можно ли там за покупку недвижимости получить вид на жительство. Оказалось, что очень даже: бельгийское правительство приветствует тех, кто вкладывает деньги в их страну. Словом, когда документы были готовы, мы приступили к следующему этапу. Сначала продали машину, затем – квартиру вместе со всеми вещами. Попутно я арендовал по интернету небольшой домик в Брюсселе, внеся за него залог через онлайн-банкинг. После были куплены билеты до Москвы, а оттуда нас быстрый авиалайнер унес на крыльях из России.

Глава 14. Спасение

Впервые в жизни ему было стыдно. Настолько, что это чувство ощущалось физической болью, растворённой во всём теле. Когда Сергей ушёл, сказав о прощении, Глеб понял: они больше никогда не увидятся. По крайней мере, как добрые соседи. Теперь между ними всё кончено, и это справедливо. Он, человек с бывшим теперь уже прозвищем Варвар, понимал и принимал такой поворот в своей судьбе. Как же иначе? Невозможно сохранить хорошие отношения с человеком, чью судьбу ты хотел разрушить, а потом попросил у него прощения. Покаяние – это искупление для самого себя, но у других сохраняется право считать тебя после этого мерзавцем или нет. Кажется, Сергей выбрал первое. Что ж, его право.

Когда Кеша, услышав, как захлопнулась дверь, пришел на кухню, он увидел там такое, отчего задрожал, как березовый листочек на ледяном ноябрьском лесу. Глеб, его красивый и мощный мужчина, теперь стоял на коленях и… беззвучно плакал. Нет, он не рыдал, не издавал вообще никаких звуков. Просто смотрел перед собой и ронял слёзы. Они в тишине звучно шлёпались на паркет, разлетаясь на крошечные капельки.