Фантастика как альтернатива принципу дешифровки
Фантастика создает параллельные реальности. Но в каком-то смысл то же самое можно сказать обо всей человеческой культуре - правда это утверждение можно сделать с огромным количеством оговорок. Тем не менее, любой специалист, особенно ученый, достаточно углубившийся в свою профессию, начинает жить как бы в параллельном мире не сходном с чувственно воспринимаемым миром обычного обывателя. Математик живет в мире чисел и интеллектуально усматриваемых сущностей, астроном - в мире небесных тел, физик в мире микрочастиц литературовед - в мире писателей и литературных героев. Правда, и всякий нормальный обыватель - не ученый - живет "среди" микрочастиц небесных тел и чисел. Но все эти предметные области еще не стали для него отдельными, причем в подробностях наблюдаемыми мирами. Физик усматривает мир элементарных частиц с тем же отсутствием дистанции, с каким водитель усматривает предметы быта и устройство двигателя. Водитель - тоже специалист в своей области, но все же устройство двигателя имеет больше связей с иными хорошо известными водителю предметными областями (например, бытом), чем для физика - мир элементарных частиц. В отличие от водителя, физик живет как бы в двух мирах, причем второй мир более абстрактен, хотя, быть может, и усматриваем с предельной конкретностью и наглядностью.
Однако имеется существенная разница между параллельными мирами, создаваемыми фантастами и учеными. Миры ученых не претендуют на то, чтобы оказаться мирами, самостоятельными и равноправными с нашей Вселенной по своему онтологическому статусу. Профессиональные "миры" ученых претендуют лишь на то, что они являются либо регионами "большого мира", либо толкованиями его, полученными на основе обобщения и анализа различных его проявлений. Между тем миры, придуманные фантастами в рамках своего пространства, претендуют на самодостаточность и независимость от "большой Вселенной". Более того - фантастика иногда возникает как результат гипостазирования абстракций, т. е. в результате придания мирам абстракций статусов самодостаточных миров. В этом случае символы, указывающие на что-то отличное от себя, становятся самодовлеющими вещами или существами, Особенно часто это бывает в баснях и других типах аллегорической фантастики. Но есть и более изощренные примеры. Например, в романе Орлова "Альтист Данилов" демоны обладают способностями превратиться в орбиту или математическую точку. Фантастические произведения Сигизмунда Кржижановского часто построены на буквальном понимании идиоматических выражений, - например, одна из его новелл повествует о печальной судьбе мухи, из которой сделали слона.
Итак: если большинство создаваемых нашей культурой "малых миров" нацелены на дешифровку окружающего мира, то фантастика представляет собой крайне редкий способ интерпретации, альтернативный принципу дешифровки (поскольку "малые миры" фантастики равноправны с "большим миром").
О принципе дешифровки хотелось бы сказать подробнее.
Огромное количество текстов и высказываний, окружающих современного интеллектуала, можно охарактеризовать как разнообразные попытки дешифровки. Всевозможные криптографы, переводчики и толкователи берутся утверждать, что те феномены, которые доступны нашему восприятию, недостаточны, их нужно особым образом прочесть и расшифровать, дабы извлечь необходимый нам смысл. Политики утверждают, что забастовки свидетельствуют о недовольстве правительственным курсом, астрологи определяют характер по дате рождения, криминалисты устанавливают имена преступников по отпечаткам пальцев, охотники "читают" звериные следы, психоаналитики разоблачают вытесненные в подсознание страхи по проговоркам и сновидениям, филологи датируют тексты по характерным словесным оборотам. Конечно, нельзя говорить об эпохе дешифровки - начало этой эпохи теряется во мгле древности, и конца ей не предвидится. Скорее, речь идет об универсуме дешифровки - универсум этот охватывает едва ли не большую половину культуры.
Правда, в современной философии большим уважением пользуются теории, отрицающие наличие у вещей и текстов какого-либо "подспудного" смысла и сводящие мир к совокупности "поверхностей". Такова феноменология, которая отказывается делать суждение о субстанциональности феноменов, таков же постмодернизм, сводящий смысл текста к отсылке к другому тексту. Успех этой философии заставляет многих считать, что принцип дешифровки остался в прошлом. В частности, бытует мнение, что апофеозом "принципа дешифровки" как методологического принципа науки был XIX век. Именно об этом говорит Мишель Фуко, утверждая в своей книге "Слова и вещи", что главной задачей наук в XIX веке было выявление тайных сил, стоящих за фасадом явлений. Действительно, как выразился Рюдигер Сафрански, в XIX веке "было обнаружено, что за духом скрывается экономика (Маркс), за умозрительными спекуляциями - смертная экзистенция (Кьеркегор), за разумом - воля (Шопенгауэр), за культурой инстинкт (Ницше, Фрейд), за историей - биология (Дарвин)"169).
Но и феноменология, и постмодернистская "философия поверхностей" в современной культуре напоминают английских королей - они царствуют, но не правят. Если говорить о российской культуре, то на доминирование принципа дешифровки в ней влияет хотя бы такое чисто социальное обстоятельство, что в силу повального незнания иностранных языков переводчики становятся людьми избранными, они первыми читают иностранные источники и первыми доносят до местного интеллектуального сообщества вести о самых модных иностранных философах и писателях.
Процедуры дешифровки, при всем их разнообразии, обладают одним общим свойством - они механически увеличивают количество данном человеку информации. За всем этим проглядывает своеобразная жадность человеческого разума - все, что ему дано, оказывается недостаточным ко всякому данному необходимо дополнение, и дешифровка есть имеющийся у разума способ дополнить данное, опираясь исключительно на собственные силы. Порою создается впечатление, что в окружающей нас культуре все, что непосредственно находится перед нашими глазами, интересным быть не может, истинная ценность невидима либо, в крайнем случае, находится на периферии нашего кругозора. Можно говорить о действующем в мировой культуре принципе примата невидимого. Он формулируется очень просто: тайное важнее явного. Более того - тайное, как правило, управляет явным. Примат невидимого обеспечивает социально и политически выгодные позиции для специалистов-дешифровщиков, которые могут на основании явного судить о тайном. Учения о Ценном Невидимом имеют солидную историю в мировой философии - от Идей Платона, которые может видеть лишь Бог, до вещей-в-себе Канта, которых не может видеть никто, но которые являются трансцендентным источником вещей-для-нас. Весьма откровенной формулировкой принципа Примата невидимого как гносеологической нормы стало истолкование понятие истины Хайдеггером, который, как известно, утверждал, что истина - по-гречески "а-летейа" - это нечто не-скрытое, и задача философа заключается в том, чтобы разоблачить, вывести ее на свет из сокрытия. Но, наверное, наиболее эксплицитная и наиболее сочувственная формулировка данного принципа в новейшей философии принадлежит Фридеману Шварцкопфу, который писал, что задача человеческого понимания заключается в том, чтобы действительность предстала "проникнутой чем-то, что и есть не-данное", причем это не-данное есть не что иное, как Логос, формирующий принцип действительности. Человеческое же "логосоподобие" проявляется, по Шварцкопфу, именно "в способности придавать значение, прибавлять нечто к сказанному" 170).
Безусловно, принцип Примата невидимого находится в комплиментарной связи с трудовой теорией стоимости. Для того, чтобы расшифровать, разузнать, дедуцировать - короче, вывести на свет скрытую сущность, нужно приложить усилия - и значительно большие усилия, чем нужно для того, чтобы просто увидеть то, что и так явлено. Но концентрация трудовых затрат порождает стоимость. Следовательно, тайное всегда будет обладать большей экономической ценностью, чем явное -поскольку его познание требует больших затрат.
