Покрывало "майя", которое заставляет людей верить в реальность порабощающей нас реальности, - тема всех мировых религий и мистических традиций. Но в "индийском" варианте за покрывалом иллюзий скрывается скорее отсутствие всяких желаний, абсолют, истинное Я. Между тем, в романе Янковского представлена альтернатива традициям мистицизма: фантастика постоянно работает над выдумыванием средств, облегчающих исполнение человеческих желаний, и за покровом "вредоносной майи" она видит царство исполнившихся грез.

О том, сколь большое значение для человеческой культуры имеет этот сюжет, можно судить хотя бы по тому факту, что в значительной степени мироощущение, пропагандируемое Янковским, можно реконструировать в произведениях русских символистов. Например, вспоминаются строки из стихотворения Брюсова "Я знаю":

Я власть над миром в людях прозреваю.

Рассеется при свете сон тюрьмы.

И мир дойдет к предсказанному раю.

Идеология, близкая к идеологии романа Янковского, также может быть обнаружена в статьях Андрея Белого. Белый считает, что для преодоления тяготеющей над человеком власти судьбы ему нужно только "проснуться и прозреть": "И смутное закрадывается в душу предчувствие, что жизнь - не жизнь, и что мы, как драматурги, ее творим. И, стало быть, рок не рок, а только сон нашего бездействия: и встань мы над сном, как подобает нам, людям, грозовые тучи рока опоясали бы нам грудь, а чело наше, озаренное блеском, вознеслось бы в иную жизнь - живую жизнь" 124). Правда, увидеть это противостояние человеческой свободы и рока человек не способен - и в том числе потому, что силы рока замутили его зрение. Дать истинную картину этой драматичной борьбы способен только художник, - но для этого он должен преобразить действительность, превратив ее в символ. "Окружающая жизнь есть бледное отражение борьбы сил человеческих с роком... Возможность полноты нереальна только от причин, противоборствующих ее воплощению. Художник воплощает в образе полноту жизни или смерти; художник не может не видоизменить самый образ видимости; ведь в образе том жизнь и смерть соединены; видоизмененный образ есть символ"125). Кстати, были и иные современные русским символистам мыслители, которые считали, что человеку надо "проснуться", чтобы выйти из-под власти судьбы. Георгий Гурджиев утверждал, что поскольку человек не владеет собственным сознанием, он находится как бы в состоянии сна и не способен управлять собственной жизнью: с ним все события просто "случаются" как и с неодушевленным предметом.

Золотой век избавляет человека от власти судьбы; но выше мы говорили, что материальный прогресс существует во имя решения той же задачи, над которой бьется человеческое воображение, моделируя утопический Эдем. И это значит, что прогресс тоже можно представить как выражаясь словами Андрея Белого, борьбу с роком. Именно эту мысль можно обнаружить в известной книге Адорно и Хоркхаймера "Диалектика просвещения". В ней лидеры франкфуртской школы пишут о том что человечество пыталось избавиться от власти "античного фатума" и в результате этих усилий фатум превратился в порабощающее человека индустриальное общество. Здесь мы видим, как тема прогресса и золотого века оказывается связана с социальной проблематикой, и в этой связи большой интерес представляет мнение Андрея Белого, что имеющиеся в человеческом обществе социальные конфликты загораживают главный конфликт человеческого существования: "Истинный лик рока явится в тот момент, когда человек преодолеет классовую борьбу, этот тормоз всякого истинного утверждения или отрицания жизни. Фетишизм товарного производства еще, конечно, не рок, а личина рока. И не в отрицании или в принятии форм экономического равенства борьба за освобождение. Она начинается в новых формах социального равенства. Когда спадут маски с рока, все человечество пойдет бороться за жизнь и счастье свое" 126). В данном пункте Андрей Белый предугадывает учение Герберта Маркузе, который в книге "Эрос и цивилизация" утверждает, что истинное противостояние смерти начнется тогда, когда будет устранена репрессивность капиталистического общества, которая использует самоубийственные импульсы человеческой природы и не позволяет человеку осознать до конца свое нежелание умереть.

Всякая литературная разработка темы утерянного рая уже не может представлять большого интереса, поскольку является стереотипической. Интерпретировать появление очередного романа или фильма на эту тему можно множеством разных способов: и как проявление коллективного подсознательного, и как подражание предшествовавшим литературным образцам. По мнению Сергея Переслегина, жанр литературной утопии уже исчерпал себя, поскольку ограниченным оказался набор потребностей, которые фантастика пыталась удовлетворить в воображаемом мире127). Куда интереснее, что тема золотого века не дает покоя не только писателям и деятелям искусства, но и мыслителям: периодически появляются попытки теоретически обосновать основательность тоски по утраченному раю. Александр Дугин и другие "традиционалисты" ставят вопрос об утерянном рае чуть ли не с политической остротой. Примером попытки придать теме золотого века квазинаучную обоснованность является книга философа Ирины Бесковой "Эволюция и сознание: новый взгляд". В ней Бескова утверждает, что в глубокой древности люди обладали экстрасенсорными способностями и расширенным сознанием и поэтому они воспринимали реальность иначе, чем сейчас - соответственно, та реальность была благосклоннее к человеку. Бескова пишет: "Внутренняя природа человека (гармония, целостность или расщепленность, диссонанс) обуславливает соответствующие ей параметры сознания (фактически это излучение или вибрация - в зависимости от избираемой физической модели). В ответ на направление излучения с такими параметрами в мир отзовется мир тех размерностей, которые резонансны по отношению к такому излучению. Это определит характер взаимодействия с таким миром и определит и обусловит параметры внутреннего состояния субъекта: гармония, эмпатия или вражда, борьба, диссонанс. В момент эволюционной истории человека, который представлен в Библии как грехопадение, происходит мгновенное постижение добра и зла. Коренное изменение внутренней природы человека обусловит трансформацию параметров его излучения. Это, в свою очередь, приведет к тому, что резонансными по отношению к излучению с такими параметрами окажутся новые объекты. А это, по существу, будет равносильно тому, что человек обнаружит себя в другом мире, потому что вместо одних объектов, раннее резонансных по отношению к его излучению-вниманию, окажутся совсем другие объекты. Те же, которые воспринимались спонтанно и без усилий раньше, окажутся вообще как бы невидимыми, неощущаемыми, невоспринимаемыми" 128). Таким образом у Бесковой, как и в романе Янковского, человечество оказывается "выселенным" из первоначального рая в более недружелюбный мир.

Интересно было бы сопоставить книги Бесковой "Эволюция и сознание" и Маркузе "Эрос и цивилизация". Обе книги выбирают в качестве своей исходной точки теорию Фрейда о соотношении принципов удовольствия и реальности. Согласно этой теории, в основе человеческой природы лежит принцип удовольствия, т. е. стремление к безотлагательному удовлетворению всех желаний и потребностей. Однако данное стремление подавляется жесткой необходимостью жизни. Ради выживания человек вынужден постоянно откладывать немедленное исполнение желаний. Однако Маркузе был уверен, что значительная доля вины за подавление "принципа удовольствия" лежит на институциональной структуре общества. Радикальная социальная реформа могла бы ослабить репрессию в отношении человеческих желаний. Между периодами создания книг Маркузе и Бесковой прошло около 40 лет, которые принесли серьезные разочарования в эффективности социальных реформ, но зато вернули нам веру в могущество медицины и парамедицинских практик. Бескова полагает, что неудовлетворенность человеческих желаний является следствием антропологической катастрофы ("грехопадения"), однако социальное устройство не было причиной этого бедствия и тем более не может быть рычагом для преодоления его последствий. Корни неудовлетворенности желаний, по Бесковой, надо искать в самой биологической природе человека, а вернее - в невидимой, биоэнергетической стороне этой природы. Уровень научности, продемонстрированной в данном случае Бесковой приличествует скорее научной фантастике, чем научным исследованиям - и, тем не менее, перед нами книга, претендующая на звание исследовательской монографии. И это доказывает, что сегодня не существует четких границ между фантастикой и гуманитарной мыслью.