А ведь действительно валялся. Мы с бабушкой возвращались из Рыбачьего от Прасковьи, родившей очаровательного карапуза, названного в честь деда Василием. На развилке, ведущей к нашей усадьбе, лежал человек. Башар остановил повозку и, спросив разрешения, пошёл посмотреть, не нужна ли бедняге помощь. Ну и я не смогла спокойно ждать, когда мне доложат — опять же целительство практиковать надо, — побежала следом.

Старец был истощён, скудно одет и грязен до изумления. Просканировав тело, определила сильное обезвоживание.

— Башар, дай ему воды, — попросила я нашего сопровождающего. — И, думаю, нельзя его здесь оставлять. Ночи ещё холодные, а он слишком слаб. Простынет, помрёт и будет вокруг поместья приведением шляться, укоряя нас в бездушии.

Последние слова были шуткой, но у Башара с юмором туго, поэтому он с испугом посмотрел на кандидата в призраки, подхватил его на руки и положил на дно повозки к нам с Глафирой в ноги.

Люблю бабушку за многие качества, а особенно за то, что случись мне с миром воевать, она мало что спину прикроет, так ещё патроны подавать будет. Вот и в этой ситуации не стала брезгливо поджимать губы или подбирать юбки. Просто взглядом спросила, считаю ли я это необходимым и безопасным, а получив мой утвердительный кивок, успокоилась. Порой мне кажется, что у неё есть некий внутренний щит, на котором начертан девиз: «Роксаночка знает, как лучше».

Конечно, в мыльню бомжа никто не пустил. Но запасливая Надия нашла где-то большую старую лохань, постелила в неё вышедшую из употребления простынь, чтобы наш найдёныш костлявой задницей заноз не собрал, и наполнила её горячей водой.

Пока шли приготовления, я сбегала переодеться, прихватила любимый артефакт, — вдруг вши? — кусок мыла и пошла проявлять милосердие.

Абяз, увидев мою готовность, наплевал на субординацию и просто прогнал из-под навеса, где они с Башаром устроились мыть старика — виданое ли дело, молодая госпожа решила побродяжку неизвестного собственными ручками купать.

— Вдвоём справимся, а нет, так зятя ещё позову! — мягко развернул он меня и подтолкнул слегка. — Лучше идите собачек своих навестите.

Я, сунув управляющему мыло и гаджет, ушла, ворча себе под нос, что все вокруг знают, что для меня лучше. Вот, к примеру, Тауфик тоже знает, как мне с большей пользой время провести. Увидев меня, входящую в вольер, искреннее обрадовался и устроил нам с Зигом и Загом внеочередную тренировку, после которой я не то что о бездомных стариках думать не могла, но едва до кровати добралась.

Но утром после завтрака я настояла на своём и прорвалась к найдёнышу.

Оказалось, что старцем он не был. Зрелый мужчина лет пятидесяти лежал на постели, устроенной ему в тихом закутке навеса. Постельное бельё хоть и из списанного, но чистое и благоухает лавандой. Матрац свежей соломой набит, мягкая подушка, лоскутное одеяло с наброшенным для тепла шерстяным покрывалом. Рассматривая, как устроили бродягу, я подумала о рачительности экономки. Ведь всё это где-то хранилось и ждало своего часа. И о её уважении к человеку, попавшему в беду. Не бросила попонку старую в углу, а устроила настоящую тёплую и чистую постель.

«Повезло мне с людьми, что живут рядом и работают на меня», — в который раз отметила я про себя.

— Ты кто? — слабым голосом спросил найдёныш.

— Хозяйка поместья. Зовут меня Роксана Петровна Верхосвятская. А ты кто, добрый человек?

— Хозя-я-яйка? — как-то ехидно протянул мужчина. — А не скажешь ли, хозяйка, кто у тебя вот такие штуки мастерит?

И дрожащей от слабости рукой бродяга приподнял шнурок с моим артефактом.

— Я мастерю, — спокойно ответила я, помня о том, что изготавливать обереги имею право. — Только ты, добрый человек, так и не назвал своё имя, а вопросы задаешь.

«Добрый человек» не то кашлянул, не то хмыкнул ехидно, глубоко вдохнул и ответил:

— Зовут меня, девица, Аристарх Завойский. Да только что тебе имя моё, когда ты вот такое лепишь, — мужчина ещё раз тряхнул моей поделкой.

А я едва на попу не села. Аристарх Завойский! Это же автор того самого трактата, что я считала краеугольным камнем артефакторной науки. И он здесь, у нас в поместье! И почему-то сердится.

— Что-то не так в этой штуке? — осторожно спросила я, даже не пытаясь назвать гаджет артефактом.

— Всё не так! Всё! — хотел было громко и сердито высказать мне учёный, но сил не хватило.

Рука бессильно упала на постель, глаза закрылись, и Аристарх погрузился в сон.

Честно говоря, в сон погрузила его я. Не хотелось, чтобы гость тратил последние силы на объяснение моей бестолковости. А ещё хотелось, чтобы в следующий раз он проснулся в более подобающем для него месте.

Комната Прасковьи пустует. Там, как и во всех спальнях, давно уже поменяли мебель, поставив нормальные кровати, прикроватные столики, конторки для написания писем или кратких заметок, комоды, над которыми повесили зеркала в резных рамах.

В позапрошлом году Феденька с Акимом летом перевернули весь дом, но воплотили в жизнь мою идею по обустройству нормальной канализации.

Мне не стыдно будет принимать Аристарха Завойского в своём доме. А ещё я наизнанку вывернусь, но уговорю его стать моим учителем.

Три года наставничества — по-моему, адекватная цена за спасение жизни.

Глава 10

Фигура в тёмном плаще с низко надвинутым на лицо капюшоном стояла в тени двух высоких кустов и могла бы остаться незамеченной, если бы не моя привычка постоянно сканировать пространство и настороженность Зига и Зага.

Останавливаюсь, всматриваясь в притаившегося человека. Собаки глухо ворчат.

— Тебе лучше выйти из тени, — предлагаю я, закручивая пальцами поток воздуха в небольшой вихрь. Стоит влить в него немного силы — и сметёт нападающего с обрыва в море за три секунды.

Рука незнакомца неторопливо тянется к капюшону и так же медленно стягивает его с головы, открывая уставшее лицо Таира. Невольно вздрагиваю, вызывая беспокойство щенков.

— Не ожидала тебя здесь встретить, — объясняю свой мимолётный испуг.

Парень, щурясь от яркого солнца, смотрит на меня так, будто запомнить хочет. Но говорит другое:

— Как выросли, — указывает взглядом на свой подарок и невольно протягивает руку к пушистому загривку Зага. — Можно погладить?

— Можно, — с показным равнодушием пожимаю я плечами. — Правда, и они могут. Руку откусить, к примеру.

Таир быстро отдергивает руку и прячет её в складках плаща.

— Хорошо Тауфик учит, — констатирует принц.

Согласно киваю — хорошо. И меня, и собак дрессирует так, что мы понимаем друг друга с одного взгляда.

— Спасибо тебе за подарок, — склоняю голову в благодарном поклоне.

Молчим. Мне очень хочется спросить, что же случилось, почему Таир здесь и в таком потрёпанном виде, но не знаю, уместно ли это.

— Пришёл проститься, — первым начал принц и, видя мои удивлённо вскинутые брови, поспешил объясниться. Правда, говорил он, отведя взгляд. Смотрел мимо меня, найдя видимую только ему точку в море. — Отец настаивает на браке с одной из многочисленных дочерей султана Османии. Я отказался. Знаю, ни второй, ни третьей женой ты за меня не пойдёшь. Разгневанный хан лишил меня содержания и хотел было запереть, но я сбежал… Сюда пешком с Фарухом пробрались, а потом порталом — остался у меня последний артефакт перехода — в Москаград уйду. В столице учиться поступлю. Не решил пока, в коммерческий институт идти или инженерный, но с этим уже на месте разберусь. И ещё попросить хочу… пусть Фарух назад в поместье вернётся. Один я справлюсь, а отвечать ещё и за слугу — это…

— Эфенди! — вдруг выскочил из кустов младший сын Абяза и Надии и бросился в ноги своего господина.

Успокоившиеся было после неожиданной встречи собаки, лежавшие у моих ног, вскочили и глухо зарычали, обнажив клыки. Но несчастный слуга, обнявший сапог Таира даже не посмотрел в их сторону.

— Эфенди, умоляю, не отсылайте меня, — омывал слезами пыльную обувь хозяина Фарух. — Убейте меня здесь, но не отсылайте.