— Ба, ты не скучаешь по… по папеньке? — неожиданно для самой себя, спросила я княгиню.

— Как ни странно, но нет. Взрослых детей надо отпускать. Он и так засиделся под моим крылом. Всё жалела его. Жену потерял, с маленькой дочерью остался. Относилась к нему не как к зрелому мужчине, а как маменькиному сыночку. Вот и развился в нём эгоизм непомерный. — Слушая неожиданное бабушкино признание, я даже рот открыла. Глафира, заметив это, улыбнулась и объяснила. — Увы, не сама я это поняла. Спасибо мудрости Николая Ивановича. Его умению слушать и задавать правильные вопросы, отвечая на которые я осознала всё то, что сказала тебе сейчас.

А я ещё больше зауважала названного деда. В мире, где до практикующих психологов ещё лет сто, он помог избавиться любимой женщине от затяжного чувства вины перед сыном и, я надеюсь, от невроза по этому поводу.

Над нами, громко выкрикивая что-то непонятное, пролетела большая белая чайка.

— Ишь, как ругается, — рассмеялась Глафира. — Наверное, думает, что мы пришли рыбу ловить.

— Или гонит нас с пляжа, — подхватила я бабушкину шутку. — Может, и вправду пойдём? Проголодалась я что-то. Позовём Прасковью и устроим девичник. Жаль, что до Доры Марковны не докричаться, а то бы и её позвали.

— Так магопочта есть. Напишем, чтобы бросала все дела и приезжала с ночёвкой в поместье. А то всё никак не решится навестить нас, — решительно заявила княгиня и, приобняв меня за плечи, поспешила к дому.

Глава 17

Девичник получился душевным.

Помимо Доры Марковны Прасковья предложила ещё и Ульяну позвать — сидит девочка одна в деревне — но, поразмыслив о том, как безбашенная девица понесётся в темноте по горной тропе, решили не рисковать.

Глафира с Дорой удивили до изумления. Я-то думала, что встретятся госпожа с пусть и доверенной, но прислугой. Обнимались же женщины, как близкие подруги. Княгиня с тётушкой Жени́ не так нежны были при встрече. В щёчки целовали друг дружку по-настоящему, а не воздух чмокали возле лица, всплакнули малость, глядя в глаза, покивали на что-то, ведомое только им, повздыхали.

Любопытство сделало стойку: «Здесь есть какая-то тайна! И я хочу её узнать». Планировала весь вечер не спускать глаз с гостьи, но вскоре расслабилась в душевной компании и во всеобщей заботе и забыла о своём намерении.

Ещё и бизнес-идея в голову забрела настолько интересная, что все тайны отошли на второй план.

Дора привезла гостинцы. Из объёмной кошёлки на стол были выставлены горшочки с разнообразно приготовленной рыбой. Обезглавленная, очищенная от внутренностей малосольная хамса, проложенная тонюсенькими перышками репчатого лука в масляно-уксусной заливке, манила толстенькими тёмными спинками. Обжаренная ставридка, томлённая несколько часов в пряном маринаде, таяла на языке. Копчёные бычки казались отлитыми из бронзы и дразнили обоняние тонким запахом дымка.

Втянув тонко вырезанными аристократичными ноздрями манящие ароматы, Глафира сказала:

— Такое в столице не подают. Там даже не догадываются о таких яствах.

Уж не знаю, искренна была княгиня или хотела сделать комплимент Доре, но я за эту мысль зацепилась. Почему бы не организовать цех по переработке рыбы и продаже её в столицу? Герметичная консервация в этом мире в это время пока неизвестна, но стазисом-то широко пользуются.

«Расширим ассортимент продуктов поместья «Уютная лощина» рыбными консервами!» — сформулировала я для себя призыв и предалась чревоугодию.

А вот пить местные дамочки не умеют. Мне по малолетству не наливали; тем смешнее было наблюдать, как после двух бокалов красного вина мои сотрапезницы пошли вразнос. На всякий случай я даже продегустировала напиток — вдруг нам подали мощное креплёное, — но нет. Капля, что я себе позволила, растворившись на языке, подтвердила утверждение графа о высоком качестве продукта нашей винодельни. Густой, насыщенный, терпковатый вкус с глубокими ягодными оттенками и лёгким смородиновым послевкусием… Я даже немного позавидовала тёткам из-за того, что вволю не могу насладиться уникальным напитком, но напомнив себе, что мне ещё много чего и достаточно долго нельзя будет, принялась смиренно закусывать яблоком.

— Роксана, надо поговорить, — потянула меня из-за стола Прасковья. Отошли, сели на диванчик у стены. Подруга, глянув через плечо на дам, о чём-то горячо беседовавших, понизила голос и трагическим шёпотом призналась: — Я встречаюсь с Константином!

Дабы не портить подруге столь трогательный момент, я распахнула глаза пошире, всплеснула руками и приглушённо ахнула.

— Да ты что!

— И ничего… — как-то сдулась целительница. — Похоже, я для него очередная интрижка, и только.

— А он для тебя? — уточнила я расклад.

— А он для меня — отец моего ребёнка… — Прасковья виновато опустила голову. — Целительница… скажи кому — засмеют. Не уследила.

Охнув про себя — только сегодня подумала о таком развитии событий, и вот оно случилось! — подвинулась к подруге поближе, обняла за талию и горячо зашептала в ухо.

— Не смей страдать из-за этого! Ребёнок от такого мужчины — это подарок судьбы. Если даже Пират не признает отцовство, придумаем что-нибудь. Вон у нас Лев Иванович вдовый и при смерти. Обвенчаем вас по-быстрому, станешь княгиней. И не пей больше. Беременным нельзя.

— Шутишь… — грустно улыбнулась подруга.

— В каждой шутке есть доля шутки, остальное правда, — легко тряхнула обмякшую Прасковью. — Знаешь, в моём прежнем мире давно уже не осуждают женщину, родившую «для себя». Хорошо, конечно, когда ребёнок растёт в полной семье, но ведь главное, что растёт. Ты согласна со мной? — нерешительное пожатие плеч. — Слушай, ты магиня или тёмная селянка? Чего раскисла? Гормоны? Так рано ещё… Папашка-то будущий в курсе?

— Нет. Сама только сегодня окончательно убедилась, — шмыгнула носом Прасковья.

Я лихорадочно вспоминала, сколько времени прошло с момента нашего знакомства с Франком. Всего-то две с половиной недели! Молодцы, быстро у них всё закрутилось. Но на всякий случай уточнила:

— Когда успели?

— Тогда и успели… Константин в тот же вечер, когда мы в Рыбачьем были, прискакал к воротам усадьбы.

— А ты?

— В доме уже все спать легли, а меня словно потянуло. Показалось, что стоит, ждёт. Оделась наскоро, шаль набросила и побежала. Ни о чём другом думать не могла, лишь бы увидеть, услышать, обнять. Как безумная… Ну и…

— И всё?

— Почему всё? — подруга и спину выпрямила, и голову гордо вскинула. — Каждый вечер приезжает.

— Так что же вы, как преступники тайком встречаетесь? В дом бы пригласила, с бабушкой познакомила, — попеняла я.

— Не понять тебе, мала ты ещё… Невозможно время на чаепитие, да пустые, вежливые разговоры тратить. Хочется каждую минуты с милым другом быть, вдыхать запах его тела, ощущать тепло рук. Ой, прости… Занесло меня куда-то, — застеснявшись своей откровенности, Прасковья закрыла лицо руками. Чуть успокоившись, сверкнула на меня глазами. — Знаешь, мне должно быть стыдно за такое, а я счастлива. И ни о чём не жалею. Пусть уйдёт, зато у меня его сын останется.

— Дочь… — поправила я подругу, думая о неожиданно свалившемся известии.

— Ты уверена? — схватила меня за руки целительница.

— В чём? — не поняла я.

— Ты только что сказала, что у меня дочь будет. Это точно?

— Лапушка, я не знаю, но, когда ты сказала «сын», показалось мне это неверным. Вот и поправила.

Прасковья внимательно выслушала моё объяснение, и вдруг в её глазах засветилась радость, как гирлянды на новогодней ёлке:

— Так даже лучше! Будет, кому знания и навыки передать.

Мне же хотелось выяснить вопрос, который занимал меня сейчас больше всего.

— Скажи мне, подруженька, а с чего ты решила, что ваш роман для Константина Васильевича «очередная интрижка»?

Прасковья пожала плечами, дотронулась до виска, поджала губы.

— Ну-у-у-у… Он ни разу не сказал мне, что любит, и замуж не звал, — грустно призналась она.