Я киваю, не в силах произнести ни слова.
Тоумас наливает кофе из клетчатого термоса в зеленую чашку, и когда подает ее мне, наши руки соприкасаются, его глаза встречаются с моими, и тут я оступаюсь — попросту оказываюсь дезориентированной, теряю чувство равновесия и падаю в его сторону, притягиваюсь им, как черной дырой, абсолютно неуправляемо. Я даже не принимаю осознанного решения отбросить самоконтроль и дать себе упасть, мое тело не слушает никаких приказов, мой разум тих, а сердце ликует. Протягиваю руку и касаюсь его лица, он закрывает глаза и подставляет щеку к моей ладони, мы оба дрожим, словно нас накрыло одной и той же взрывной волной. Он открывает глаза — сейчас в них огонь, а не смех, — берет меня за руку и тянет к себе, словно желая со мной потанцевать. Наши тела соприкасаются: щеки, плечи, груди, животы, бедра, мы обнимается, обвиваем друг друга краткий миг — целую вечность. Вместе вдыхаем и выдыхаем, наши сердца бьются в такт — раз, два, три, а потом я вырываюсь от него, бегу в прихожую, спотыкаюсь там об обувь и падаю на колени. С трудом поднимаюсь на ноги, выхожу, завожу машину, задом выезжаю со стоянки, уезжаю — словно за мной по пятам гонятся все черти ада, но так просто мне не уйти. Сердце бешено колотится в груди, я едва могу дышать, и слезы катятся по щекам: не знаю, плачу ли я от горя, от радости или от потрясения, но это и не важно. Я влюблена в Тоумаса Адлера, и моя привычная жизнь теперь кончена, а ведь я его даже и не поцеловала!
Пояснительная статья VI
Баурдарбунга
Двадцать третьего июля 1972 года с военного аэродрома Ванденберг в Калифорнии был запущен искусственный спутник ERTS-1. Центр космических полетов США вывел его на околоземную орбиту с целью собрать географические сведения по всему миру, а заодно посмотреть на стратегические сооружения в странах за железным занавесом. ERTS-1 десять раз пролетел над Исландией за 18 дней, и когда на его борту включался магнитофон, он каждый раз делал по пять снимков Земли. Искусственный спутник впервые дал исландским ученым возможность худо-бедно посмотреть на собственную страну из космоса, с высоты 920 км, и в конце января 1973 года спутник сделал такой снимок, взглянув на который мой отец выронил свою чашку с кофе, и она с громким грохотом разбилась об пол Геологического корпуса Университета Исландии.
Этот снимок обнаруживает огромный неизвестный вулкан под ледником Ватнайёкюдль. Невинная круглая Баурдарбунга оказалась самым большим и самым мощным вулканом Исландии, кальдерой в 850 метров глубиной, до краев наполненной льдом. И под всем этим бурлила гигантская магматическая камера, в результате деятельности которой возникли многие из самых обширных лавовых полей Центрального высокогорья.
Казалось, внимание пробудило Баурдарбунгу от сладкого сна, она содрогнулась, когда над ней проплыл спутник и щелкнул ее снимок. Но в седой старине у нее на совести было много всякого, неистовые ледниковые потоки с нее, очевидно, проложили себе путь через всю страну и сформировали и ущелье Йёкюльсаурглювур, и Аусбирги, грохоту от этого было как от ядерной ракеты ближней дальности. Но после заселения страны она вела себя прилично, извергалась только в трещинах, максимально далеко от населенных областей, где мало кого тревожила, и с тех пор, как начались сейсмологические измерения, ничем не выдавала себя, пока не проснулась от космического фотографирования и не начала снова ворочаться. С того времени большие подземные толчки в районе Баурдарбунги стали обычным делом, и она отвела душу при следующих извержениях — Гьялп (в 1996 году) и Холухрёйн (в 2014-м). А сама она ждет своего часа — циклопическое пушечное жерло над самим огневым сердцем, серединой мантийного плюма, там, где он вертикально поднимается под островом Исландия.
А мы продолжаем свою мышиную возню на поверхности: лечим, учим, пишем, мастерим, жарим тефтели, разливаем кофе, выращиваем лес, воздвигаем электростанции на реках и прокладываем дороги, словно это наше царапание поверхности что-то значит перед теми силами, которые ворочаются в глубине под нами.
Время, давление и сопротивление: вот и весь сказ!
Эстетика: плагиоклаз, магнетит
Можно сказать, что зона плавления в мантии, где образуется раскаленная лава, — это своего рода «сердце» Исландии. Фрейстпейн Сигмундссон, Магнус Туми Гвюдмундссон, Сигурд Стейнторссон. Внутреннее строение вулканов. Вулканические катастрофы
— Видела: просто ужас, на фиг! — Йоуханнес вытягивает руку за борт и отталкивает дохлую форель. Чем дальше мы плывем по озеру Клейварватн, тем больше их становится, они качаются на воде бледными брюхами кверху. Йоуханнес беспокойно смотрит на небо: — Тут в воздухе какая-то хрень тревожная, прямо чувствуешь, что вот-вот начнется извержение.
— Немудрено это почувствовать, если об этом кричит каждый сейсмограф в округе, — говорю я, но мне приходится признать, что он прав: в воздухе что-то разлито, он загустел от тишины и вони серы, даже крачки и те замолчали. Лишь тарахтение мотора нарушает гнетущую тишину, нависшую над озером, преломляется на крутых склонах гор и отдается потусторонним эхом над водной поверхностью, и мы все хотим побыстрее закончить наш поход (хотя никто и не высказывается об этом вслух), пока датчики газа у нас в нагрудных карманах не начнут завывать.
— Вот зараза, нам новые датчики потребуются! — Ульвар, техник из Центра исследований энергетики Исландии, поднимает из воды поплавок и трясет свисающим с него датчиком. — Это все уже к чертям разнесли.
— Так, должно быть, и есть: вчера, когда прибор стал подавать сигналы, показатели серной кислоты просто взбесились, — говорю я. — Мы с новым датчиком не выедем, озеро уже стало опасным.
Забираем пробы, третий раз за эту поездку, у Ульвара дрожат руки, так что он роняет пробирку в воду; в конце концов разворачиваем лодку и направляемся к берегу. С каждым метром, на который мы приближаемся к земле, мне становится все легче и легче.
— Кого там еще принесло? — спрашивает Йоуханнес, когда на стоянку с громким тарахтением въезжает большой мотоцикл. — Полиция же вроде все перекрыла?
Мотоциклист слезает, снимает шлем, вынимает из сумки фотоаппарат и поднимает к лицу, и вот на берегу уже сверкают вспышки — щелк, щелк, щелк, — словно радостные возгласы.
— Это Тоумас Адлер, — отзывается Йоуханнес. — Фотограф. Я с ним при извержении у бухты Кедлингарбаус познакомился, он меня тогда сфотографировал, и у него получились нехилые снимки. И извержения тоже. Я его даже к себе на день рождения приглашал. Анна, ведь ты с ним знакома?
Не могу выдавить из себя ни слова, обреченно сижу на скамье в лодке, которую несет все ближе и ближе к берегу — сажень за беспощадной саженью, — Тоумас опускает фотоаппарат и улыбается мне своей ослепительно кривой улыбкой.
— Здравствуйте, — говорит он, когда мы приближаемся к берегу, обращается ко всем, а смотрит на одну меня, подает мне руку, чтобы помочь сойти на сушу. Я опускаю взгляд, не принимаю помощь, а сама спрыгиваю на берег на трясущихся ногах. Мне до боли в руках хочется коснуться его — что он, черт побери, здесь забыл?!
— Уф, это одна из самых моих жутких поездок, — вздыхает Ульвар. — Озеро в любой момент может взять и извергнуться — а уж вонища-то!
— Как тебе удалось пройти через кордоны? — спрашивает Йоуханнес. — Я думал, полиция сюда никого, кроме нас, не пускает.
— Просто не дал себя остановить, — отвечает Тоумас, вынимая из-под защитного жилета удостоверение службы гражданской обороны. — Мне удалось убедить начальника полиции, что здесь надо задокументировать все действия с самого начала, и мне можно сколько угодно ездить по закрытой зоне и фотографировать.
— Милан Петрович вряд ли бы пришел от такого в восторг, — замечает Йоуханнес. — Ему не нравится впускать в закрытые зоны представителей прессы.
