Философия есть философия как философия, а что-то другое в ней – это что-то другое. Философия как философия есть нечто, кроме философии, например, революция. Философия не есть то, что не философия. Если привести эти рассуждения к логическому порядку, то придется рассмотреть противоположность бинарной оппозии «революция-философия». Стороны этой бинарной оппозиции противоположны противоположностно (что естественно), однако стороны этой бинарной оппозиции противоположны еще и противоестественным образом в виде неслиянной нераздельности философии и революции. в условиях великой октябрьской революции 1917 года в России марксистско-ленинская философия и большевистская революция были противоположны противоестественно, то есть неслиянно-нераздельностно в виде «концепта революции». В философском концепте большевистской революции мы находим “Префилософское”, находим нечто «Нефилософское», которое «возможно, располагается в самом сердце философии, еще глубже, чем сама философия, и означает, что философия не может быть понята одним лишь философско-концептуальным способом, что в сущности своей она обращается и к нефилософам» (Подчеркнуто мной – Ю. Г.). Философия большевиков «еще глубже, чем сама философия», она является концептом революции, реально она ориентирована не на истину, а на прагматические интересы революционеров.
Можно лишь частично согласиться с Делёзом и Гваттари, что «в своем качестве концепта и события революция автореференциальна, то есть обладает самополаганием, которое и постигается через имманентный энтузиазм… Философия ретерриториализуется в концепте. Концепт – это не объект, а территория» (Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? С. 131.). Американская чайная революция (о которой ведут речь Делёз с Гваттари) в своем качестве теоретического концепта и события была понятна революционным массам, революция была автореференциальна, обладала самополаганием, это самополагание действительно постигалось массами через их имманентный энтузиазм. В России в октябре 1917 года произошла буржуазно-социалистическая революция (произошла буржуазная революция в противоестественной социалистической модификации своего целого), что, конечно, никем не осознавалось, все считали революцию антибуржуазной. Никто не догадывался, что революция была по форме социалистической, а по содержанию капиталистической. Никто не догадывался, что самополагание большевистской революции определялось механикой происходящей в чрезвычайных условиях трансформации российского капитализма из естественной пробуржуазной модификации своего целого в противоестественную пропролетарскую модификацию своего целого. Ирония истории заключалась в том, что объективно пролетариат может оставаться пролетариатом лишь в рамках капитализма и если пролетариат «пролетарствует» в обществе, то это общество продолжает оставаться капиталистическим и при отсутствии буржуазии, что впоследствие обнаружится.
Философский концепт американской «чайной» революции был адекватен естественным образом революционной ситуации и доступен для понимания: всем было «географически ясно», какую революционную детерриализацию придется осуществлять революционерам, освобождаясь от зависимости от Англии. Философский концепт российской пролетарско-большевистской революции был противоестественно адекватен сложившейся в России буржуазной революционной ситуации, и эта противоестественная адекватность осталась непОнятой ни большевиками, ни народными массами, ни интеллигенцией, ни российскими буржуа. То, что Великая октябрьская социалистическая революция была великой буржуазной революцией в противоестественной модификации ее целостности, могло раскрыться лишь в 90-е годы двадцатого века, когда российский капитализм под руководством бывших коммунистов и бывших комсомольцев вернул себе естественную форму существования. Сам процесс трансформации российского капитализма в «социализм» и обратно в капитализм был «территорией» пребывания (функционирования) марксистско-ленинского концепта социалистической революции.
Философский концепт революции это, прежде всего, теория. Теория – это топологический объект, который существует как в естественной модификации своего целого (теория теоретическая), так и в противоестественной модификации – теория теоретизменная. В первом случае теория сохраняет свою спонтанную ориентированность на истину, а во втором случае ее спонтанная ориентированность на истину деформируется и в таком деформированном виде перенаправляется на максимальную поддержку (и оправдание) прагматических целей революционного действования: истиной признается то, что соответствует прагматическим целям революции.
Находясь внутри капитализма и будучи его продуктом коллективное ТбО (вакуумное тело без органов) Ленина, Сталина, партии большевиков и идущей за ними части народных масс в целом оказалось трагически одержимо авангардистской утопической идеей революционного выхода за пределы российского капитализма, который по существу еще только разворачивал свои жизненные исторические потенции. Одержимость революцией в громадной степени провоцировалась жаждой отмщения трудящихся низов за всю прошлую и настоящую историю классового устройства человеческой коллективности, что стимулировало превращение теории, ориентирующейся на истину, в теоретизменность, ориентирующуюся на классовые страсти. С христианской точки зрения большевики ставили себя на место Бога, поскольку отмщение за то или иное классовое устройство коллективного существования человечества на Земле является прерогативой Бога («Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» – см. в Ветхом Завете, Пятая книга Моисеева; и в Новом Завете, Послание к Римлянам апостола Павла, гл. 12, ст. 19). Объединение людей в классы возникло на Земле не как результат заговора единомышленников, а как исторически сложившаяся необходимая (и неизбежная) в определенных условиях форма выживания общечеловеческой коллективности на планете Земля, как способ обеспечения такого экономического, социального и технологического прогресса, который в свою очередь действует как охранитель и ограничитель численности населения и качества коллективного способа существования человечества на Земле. Численность и качество коллективности совмещены с балансом выживания и гибели человечества на планете Земля. Выживание и гибель суть рефлексии, каждое есть единство себя и своего иного, каждое есть целое. Всякое историческое событие рефлексивно, оборачиваемо, двунаправленно: оно «во благо» выживания и одновременно оно же «опасно» для выживания, баланс того и другого совмещен с решением проблемы адекватности действий людей спонтанному ходу истории и совмещен с решением проблемы адекватности спонтанного хода истории выживанию человечества на Земле. Спонтанность исторического процесса – это топологический объект, который существует как в естественной модификации своего целого (спонтанность спонтанности как таковой), так и в противоестественной модификации своего целого (спонтанность, проявляющаяся в рамках осознанной целеполагающей деятельности людей). При этом естественная модификация содержит в качестве своей изнанки противоестественную модификацию, а противоестественная модификация, в свою очередь, содержит в себе в качестве своей изнанки естественную модификацию.
В результате буржуазно-либеральной февральской революции 1917 года – с падением царя и с появлением Временного правительства во главе с эсером Керенским – наметился период политического «междуцарствия», произошло торможение естественного спонтанного хода развития российского капитализма. Исторический момент требовал для сохранения естественного спонтанного хода развития российского капитализма срочного появления диктатуры российского класса капиталистов, но эта диктатура так и не появилась. В России 1917 года класс капиталистов не успел (не сумел) вовремя исполнить естественную для него диктаторскую функцию. Вместо естественной (субъективно и объективно) прокапиталистической диктатуры класса капиталистов воцарилась противоестественная объективно прокапиталистическая (но субъективно антикапиталистическая) большевистская диктатура класса пролетариата. Субъективная антибуржуазная идеологическая направленность действий большевиков оказалась невольным прикрытием объективной пробуржуазности их исторической роли в двадцатом веке, это прикрытие сформировалось спонтанно. Человечество, и Россия в том числе, принуждено было ходом истории развиваться капиталистическим путем. Механика развития российского капитализма начала преодолевать вызванное народными волнениями и активностью просоциалистических сил торможение в своем развитии, но сумела преодолеть произошедшее торможение, лишь используя противоестественные чрезвычайные меры: народное воодушевление и энтузиазм, большевистский террор и советский бюрократизм, концлагеря. Ирония капиталистической истории человечества вообще, и России в частности, заключалась в том, что протест против капиталистического бытия и само капиталистическое бытие, если рассуждать на языке гегелевской диалектики, при ближайшем рассмотрении «суть рефлексии; каждое из них есть единство себя и своего иного; каждое из них есть целое» (Гегель Г. В. Ф. Наука логики. Т. 2. С. 40). Иначе говоря, протест российского пролетариата против капитализма был имманентен капитализму, естествен для него, имел стоимостную выраженность, являлся моментом развития капитализма, и, главное, объективно он исключал выведение России за пределы капитализма как общественно-экономической формации. Там, где есть пролетариат – там есть и капитализм! По логике вещей за пределами капитализма не должно быть ни капиталистов, ни пролетариата, а должны быть другие общности. Могущественная спонтанность хода истории перекрывала и перекрывает сейчас все пути выхода за пределы капитализма. Появление объективно прокапиталистической, а субъективно антибуржуазной диктатуры пролетариата в условиях отсутствия активности прокапиталистической партийной буржуазной диктатуры закономерно.