А. И. Уемов в своей естественной (то есть без борьбы с логоцентризмом) деконструкции триады категорий вещи-свойства-отношения, по сути, подошел к моменту, когда можно говорить о существовании феномена неслиянной нераздельности, не зная о его существовании. А. И. Уемов говорит о «вырождении», об «обнулении», то есть он, по сути, вышел на открытие тринарной логики. Примечательно и то, что он говорит о «вырожденном случае» как о допустимой ошибке. В данном случае актуальное значение обретает философско-топологическая интерпретация ошибки: ошибка – это топологический объект, который существует как в естественной модификации своего целого (ошибка как ошибка) так и в противоестественной модификации, когда ошибка это обнуленная (вырожденная) истина. Например, ошибкой будет принимать треугольник за четвероугольник, но ошибка в данном случае это и не истина, и не ложь, ошибка в данном случае это неслиянная нераздельность истинного и ложного. Бинарная оппозиция «истина-ложь» включает в себя, кроме противопоставления сторон, ещё и момент неслиянной нераздельности противоположных сторон. Противопоставление – это топологический объект, который существует как в естественной модификации своего целого (как противопоставление), так и в противоестественной модификации своего целого (как неслиянная нераздельность противостоящих сторон). Как свидетельствует математика, треугольник является в некотором смысле четвероугольником, и этот смысл Уемов именует «вырожденностью», «обнулением». В данном случае речь идет о «трехзначной логике», когда наряду с истинным и ложным речь должна идти и о третьем – о варианте неслиянной нераздельности истинного и ложного в ошибке. А. И. Уемов пишет: «Треугольник и четырехугольник, как скажет каждый, представляют собой понятия, несовместимые друг с другом. Различно у них число углов и сторон. По-разному вычисляются площадь и другие характеризующие их величины. Утверждение о каком-либо треугольнике, что он является четырехугольником, будет восприниматься как противоречие. Вместе с тем содержание понятия четырехугольника не предполагает какого-либо ограничения величины сторон. Стороны могут быть любой величины. В частности, они могут быть равны нулю. Если одна из сторон четырехугольника равна нулю, то он будет треугольником. Таким образом, оказывается, что треугольник представляет собой частный случай четырехугольника – при длине одной из сторон, равной нулю. Но это совершенно особый частный случай, так как треугольнику не присущи все те свойства, которые присущи его квазиродовому понятию «четырехугольник». Подобные частные случаи принято называть вырожденными, а саму операцию перехода к вырожденному случаю – вырождением. Разумеется, «вырождение» в этом смысле не означает какого-либо ухудшения, регресса, в отличие от того, что обозначается словом «вырождение» в биологии. Общим для того и другого значения этого слова является превращение, переход в иное» (А. И. Уемов. Вещи, свойства и отношения. Москва: Издательство Академии наук СССР, 1963. С. 54–55. Подчеркнуто мной – Ю. Г.). В рассуждениях А. И. Уемова я нахожу действие закона исключенного третьего: существуют треугольник и четвероугольник, третьего не дано. Однако я вижу в его рассуждениях и действие закона включенного третьего: чтобы действовал закон исключенного третьего (есть треугольник и есть четвероугольник) необходимо, чтобы одновременно действовал закон включенного третьего: «треугольник представляет собой частный случай четырехугольника – при длине одной из сторон, равной нулю». Постмодернизм возникает в истории философии в соответствии с действием в истории философии закона включенного третьего.

Бинарная оппозиция «треугольник-четырехугольник», о которой говорит А. И. Уемов, асимметрична в пользу треугольника потому, что треугольник это естественная фигура геометрии и естественная модификация целостности (монады) треугольника как топологического объекта. Треугольнику А. И. Уемов противопоставляет четырехугольник, одна сторона которого равна нулю, такой четырехугольник является противоестественной фигурой геометрии и противоестественной модификацией целостности (монады) треугольника. Проецируя эту ситуацию на односторонней ленте Мёбиуса, выворачивающейся в себе наизнанку, получим раздвоение треугольника (как монады) на лицевую сторону (треугольник есть треугольник) и на изнаночную сторону – треугольник есть четвероугольник, одна сторона которого равна нулю. Нуль это, как я полагаю, и есть неслиянная нераздельность. А. И. Уемову, очевидно, неизвестна метафизическая категория неслиянной нераздельности, он вынужден использовать термины из математики и биологии («обнуление» как понятие и «вырождение» как метаметафора).

Признание неслиянной нераздельности бинарных оппозиций предполагает переход от двоичной логики к троичной, которая должна будет ориентировать на признание существования как «двоичной» противоположности бинарных сторон оппозиции, так и на признание в качестве «третьего» неслиянной нераздельности или лентомёбиусного кульбита в отношениях бинарных оппозиций.

«В традиционной трёхзначной логике «лжи» и «истине» соответствуют знаки – и +. Третьему (серединному) состоянию соответствует знак 0. Допустимо использование таких наборов знаков, как {0,1,2}, {−1,0,1}, {0,1/2,1} {N,Z,P}, и др. Иногда используют обозначения И, Л, Н (истина, ложь и неизвестность)…» (Из интернета). Как я отмечал ранее, в трехзначной логике третьим в противопоставлении истинного и ложного будет вариант неслиянной нераздельности истинного и ложного. «Но проблема с навязыванием двоичной логики – это не порождение нашего компьютерного мира, история с запретом на применение троичной логики насчитывает не одну сотню лет и появилась задолго до того, как возникла задача разработки компьютерной техники. Этот запрет, означенный как "Закон исключения третьего" появился как упрощение интуитивной логики, и является базисом классической бинарной логики» (URL: https://zen.yandex.ru/media/kb_mikhaleva/kto-nalojil-zapretna-razrabotki-kompiuterov-s-troichnoi-logikoi-60e14b6c2dcce634f52580d8).

История со спонтанным запретом на применение троичной логики и навязыванием двоичной логики в классической философии опиралась на неверно интерпретируемый закон исключенного третьего. В двадцатом веке с появлением постмодернизма и попыток деконструкции бинарных оппозиций разворачивается иная история – история с неосознаваемым запретом закона исключенного третьего и неосознаваемой абсолютизацией закона включенного третьего. Спонтанным образом ТбО-вакуумные силы стали побуждать философов уходить от привычного четкого противопоставления истины и лжи (или ложь, или истина, третьего не дано), что обернулось переходом к свободной игре смыслами, которые и не истинны, и не ложны. То, что и не истинно, и не ложно, то безумно, то выпадает за пределы философии. В пределах философии уход от противопоставления истинного и ложного ведет лишь к свободной игре смыслами, которые и истинны, и ложны. Уход от закона исключенного третьего под влиянием ТбО-вакумных сил привел философов к мышлению на основе закона включенного третьего, когда ими включена была игра в «двусмысленность» неслиянной нераздельности истинного и ложного. Последнее в свою очередь привело к тому, что в философии наряду с понятиями в традиционной категориальной философской форме появились понятия в свободной метаметафорической (сверхметафорической) форме. Так появился постмодернизм. Свобода мышления для субъекта обернулась свободой от субъекта, в том и в другом случае стал мощно действовать закон включения третьего – включение потока философских суждений, в которых истинное и ложное находится в неслиянной нераздельности.

Возникла иллюзия полного своеволия потока философских суждений, их полной независимости от субъекта. «В контексте постмодернистской философской парадигмы разрушение классической субъект-объектной оппозиции, определявшей предметность и специфику философии как концептуальной системы, фундирован исходным постмодернистским отказом от самой идеи семантико-структурных оппозиций. Пространство текста задается постмодернизмом как то пространство, где субъект и объект изначально растворены друг в друге: человек как носитель культурных языков (семиотических кодов) погружен в языковую (текстуальную) среду."Сценическое пространство текста, – пишет Р. Барт, – лишено рампы: позади текста отнюдь не скрывается некий активный субъект (автор), а перед ним не располагается некий объект (читатель); субъект и объект здесь отсутствуют. Текст сокрушает грамматические отношения: текст – это то неделимое око, о котором говорит один восторженный автор (Ангелус Силезиус): "глаз, коим я взираю на Бога, есть тот же самый глаз, коим он взирает на меня"» (А. А. Грицанов, Т. Г. Румянцева, М. А. Можейко. Бинаризм // История Философии: Энциклопедия. Минск: Книжный Дом, 2002). Р. Барту, очевидно, неведом феномен неслиянной нераздельности. Примечательно, что Ангелус Силезиус фактически говорит не о хаосе видения, а о неслиянной нераздельности глаза субъекта и глаза объекта (Бога и человека) видения или «взирания», Ангелус Силезиус не исключает (не сокрушает) бинарную оппозицию (субъект-объект и объект-субъект), аргумент от Ангелуса Силезиуса не «сокрушает» и грамматику в текстах. Если при видении (взирании) появится неясность и хаос, то неясность и хаос будут субъектно-объектными и объектно-субъектными, все равно в перспективе ведущие к какой-либо упорядоченности смыслов. При этом, конечно, субъектно-объектная бинарность заслоняется хаосом, но не ликвидирует бинарность субъекта и объекта и бинарность оппозиций вообще. Р. Барт игнорирует существование тринарной логики как логики.