Наталья Андреевна встретила меня вопросом:

– Кеды пан выежджа?

Это она по-каковски спросила, по-польски? Ух ты, «старая» большевичка, так ты еще и полиглот.

– Чи пани муви по-польски? – улыбнулся я.

Кажется, настал черед удивляться Наталье Андреевне моим познаниям, хотя в моем лексиконе было всего несколько польских слов и выражений.

– Розумем по польску, але муве бардзо желе, – хмыкнула женщина. – Чи пан Аксенов муви по-польски?

– Муве только по росийски, – вздохнул я, и спохватился: – Милая пани, а чего вына польский язык перешли? Или, вам известны какие-то секреты?

Я сделал строгое лицо, а дочь графа Комаровского усмехнулась.

– А вы не забыли, товарищ Аксенов, где я работаю? Все, что касается внешнеполитических вопросов, обсуждается в Коминтерне. Обсуждения, разумеется, чисто формальные, но ЦК РКП (б) обязан поставить Коммунистический интернационал в известность о его кадровой политике в отношении других государств. Если честно – сама была удивлена, услышав твою фамилию. Впрочем, в ваши секреты я залезать не стану, своих хватает, но польский язык, Володя, учить придется. Как ты в Польше собираешься работать?

– Попрошу путеводитель по Варшаве, – мрачно сообщил я.

– Надо говорить: «Попрошэ о пшэводник по Варшаве в езыку росыйским», – назидательно сказала Наталья Андреевна, став похожей на молодую учительницу.

То, что услышал, мне не понравилось. Нет, чисто теоретически, я Коминтерну доверяю, но стоит ли давать информацию о том, что еще только в проекте? И вообще, надо ли делиться секретными данными с организацией, состоящей, в основном, из иностранцев?

Вслух, понятное дело, свои сомнения я высказывать не стал. Зачем обижать Наташу? Да, а откуда она знает польский язык? Хотя…

– Пани, а ваша фамилия, случайно, на самом деле не Камаровски? – поинтересовался я.

– А то! – гордо отозвалась Наталья. – Наш род – от герба Остоя. Между прочем, самый древний род Польши. А герб…

Наташа откашлялась, а потом важно произнесла:

– В поле червлёном два полумесяца золотых, обращённых рогами один влево, другой вправо; а меж ними остриём вниз меч, крыж которого имеет вид креста. Над шлемом пять страусовых пера.

– Ух ты, – восхитился я. – Так ты, пани, еще и из шляхты.

– Фи, – сморщила носик графинюшка. – Мой род уже столько лет служит России, что мы уже не воспринимаем себя поляками. Прапрадед вместе с Суворовым Прагу брал, за что золотое оружие от императрицы получил. И язык польский батюшка учить заставил. Его, отчего-то, на все польское пробило.

– Так может, оно и не хуже, – рассудительно сказал я. – Все-таки, знания лишними не бывают.

– Ага, – поддакнула Наталья Андреевна, потом вздохнула: – Не представляешь, как я страдала из-за папочкиной причуды. В гимназии – латынь, древнегреческий, французский с немецким, а дома английский с польским.

– Бедная девочка, – искренне пожалел я Наталью, но она только отмахнулась.

– Вон, специально для тебя прихватила.

Наташа кивнула на подоконник, где лежало несколько книг.

Я принялся перебирать книги. Разумеется, Наталья взяла Сенкевича.

– «Огнем и мечом», – перевел я название. Когда-то читал. Правда, на русском языке. Там что-то про Речь Посполитую во времена восстания Богдана Хмельницкого.

– О́гнем и ме́чем, – поправила меня Наталья.

– Ме́чем так ме́чем, – покладисто согласился я, потянув к себе другую книгу, потоньше.

Это оказался русско-польский разговорник. Я ждал, что там окажется нечто вроде фразы «как пройти в библиотеку», с переводом, но половина разговорника занимала грамматика, и правила произношения польских звуков.

Наткнувшись на звук «Z», прочитал, что это «Z – звонкое соответствие звука «s», подобен русскому мягкому «жь»: przyjaźń, дружба, произносится как «пшыяжьнь».

– Пшыяжьнь, – попытался произнести я вслух, и с грустью понял, что в Польше мне понадобится переводчик.

Мне бы радоваться, что скоро вернусь в относительно мирную жизнь, где придется заниматься рутинной работой, но на сердце было неспокойно. Ведь мне-то известно, чем закончится Польский поход, а я ничего не пытаюсь сделать, чтобы спасти жизни тысяч красноармейцев. Может, стоило выпросить у Дзержинского назначение на Западный фронт и прямо сейчас начинать работу по организации в тылу поляков агентурной сети, диверсионных групп?

Дело-то неплохое, только как мотивировать собственное желание? Объяснять, что мои товарищи на Западном направлении не умеют организовать работу? А еще – в каком качестве я туда отправлюсь? Начальник губчека и особоуполномоченный ВЧК не имеет права просить должность рядового чекиста. Возглавить особый отдел дивизии, или фронта? Даже если допустить, что Дзержинский удовлетворит ходатайство, на дивизионном уровне не те масштабы. В подчинении десять человек, взвод бойцов. Чтобы арестовать кого-нибудь, сил и средств хватит, а вот для серьезной работы нет. Всерьез – это уже уровень фронта. Особым отделом фронта там заправляет товарищ Медведь, давний друг самого Феликса Эдмундовича и со своей работой вполне справляется. Тот же Дзержинский решит, что Аксенов собрался подсиживать коллегу. К тому же, сильно подозреваю, что мое назначение на пост «серого кардинала» Польши зависело не только от желания Председателя ВЧК, но и кого-то еще, повыше уровнем, и теперь просто взять, и отыграть «взад», не получится даже у Феликса Эдмундовича.

Значит, пока пусть все идет, как идет. Возвращаюсь в Архангельск, выполняю свою повседневную работу, параллельно выступаю на заседании губисполкома с предложением о введении продналога. Ну, а еще начинаю готовиться к работе «секретного» руководителя ВЧК Польской республики. Скорее всего, из Архангельска меня выдернут в конце июня, начале июля. Стало быть, время на подготовку есть. Жаль, разумеется, что в Польше придется все делать в спешке, но если предпринять кое-какие меры заранее, то время можно и сэкономить.

Надо прикинуть, что может пригодиться для будущей работы, а самое главное – кто может пригодиться. Еще разок перешерстить своих «поднадзорных», поискать нужных людей. Дополнительно озадачить своих ребят, чтобы выявляли всех имеющихся в нашей губернии поляков. Пригодятся.

Поговорить с моряками, чтобы отыскали какую-нибудь радиостанцию, и радистов. Уж как мне надоело сидеть без связи на бронепоезде. Выяснить у Попова – где тот станок, на котором мы изготавливали карикатуры, запастись расходниками, типа литографического камня, чернил и бумаги. На этом станке можно делать не только картинки и прокламации, но и еще кое-что. Покамест, вслух об этом говорить не буду. А, чуть не забыл. Мне же художник понадобится, и гравер. И бронепоезд шестой армии я не верну. Зажилю. Мне он еще в Польше пригодится. Значит, дать команду железнодорожным мастерским, чтобы добавили вагонов, установили бронеколпаки, башни, оборудовали бойницы для орудий и пулеметов. Ну, они лучше меня знают.

Когда привел мысли в порядок, стало полегче. Оказывается, соскучился по Архангельску. И когда этот город успел стать для меня родным, если я его толком и не видел? Впрочем, какая разница.

В семь утра я уже сидел в собственном кабинете, разбирал накопившиеся бумаги, в восемь слушал отчет Муравина.

Ничего сверхъестественного или опасного за две недели моего отсутствия не произошло – Советскую власть в губернии не свергли, новой интервенции не состоялось. Напротив – шестая армия выбила финнов из поселка Ухта[2], прекратив существование самопровозглашенного Северо-Карельского государства, которое в апреля торчало, словно бельмо на глазу.

«Выбила» – сильно сказано. Когда красноармейцы вошли в Ухту, там уже никого не было, кроме местного населения, а все «белофинны» и местные сепаратисты, пожелавшие создать независимое государство из пяти волостей, сбежали в Финляндию.

Стало быть, в Архангельскую губернию вернулись пять волостей, а мне добавилось головной боли. Новые волости – приграничные, а охрана государственных границ нынче в ведение Наркомата торговли и промышленности. Чисто формально – мне там даже собственную агентуру, без согласования с Красиным, держать нельзя. Правда, когда это контрразведка «заморачивалась» такими мелочами? Муравин, исполнявший мои обязанности, молодец. Не стал дожидаться возвращения «большого» начальства, то есть меня, а просто отправил в командировку троих парней, чтобы те, для начала, пообщались с армейскими особистами, а потом потихонечку налаживали работу на месте, обрастая нужными связями и контактами. Три чекиста на территорию, размером с Бельгию, маловато, зато и населения там немного.