Возможно, мой проект именовался неуклюже, детали в нем не проработаны, но не могу же я помнить всех тонкостей и формулировок правительственных документов при введении нэпа? Моя задача обрисовать сам контур, а как его заполнить, есть специальные люди.
К тому же, если речь пойдет о натуральном налоге, надо учитывать такую вещь, как плодородность земли. Даже в нашей Архангельской губернии она совершенно разная. В Шенкурском уезде, самом урожайном из всех, одна, а в Холмогорском – другая, а в Александровском, на Кольском полуострове, вообще никакая. И урожайность «семьдесят пудов с десятины» я не очень-то воспринимаю. Это как, много или мало? Нет уж, такие детали пусть прорабатывает земельный отдел губисполкома, там у Попова два агронома сидят. Не справятся, вернутся сидеть в другое место, откуда их вытащили и пристроили к работе по специальности. Или отправлю бывших «химических прапорщиков» на какой-нибудь фронт ротными командирами.
Так что сидите ребята, вспоминайте учебники, поднимайте статистику урожайности зерновых культур по Архангельской области, тьфу ты, губернии, и выведите мне процент, который крестьянин может заплатить государству. А еще не забудьте, что на Кольском полуострове кочуют «оленные» люди, до которых уже добралась Советская власть и теперь пытается изымать «излишки», а лопари при всем своем миролюбии начинают звереть, резать уполномоченных по «продразверстке» и уходят в сопредельные страны, а финны и норвежцы у лопарей, а уж тем более у оленей, паспорта не спрашивают. И у меня головная боль – как сохранить жизнь и здоровье мясозаготовителей, ловить по тундре «белых партизан», не желающих подчиняться требованиям Советской власти? Но как собирать налоги с оленеводов при введении продналога, я пока тоже не представляю.
И по поводу частных предприятий. Для нашего региона, наверное, самым оптимальным станет кооперация. Все равно рыболовные артели, по своей сути, кооперативные предприятия, просто сами о том не знают. Архангельская губерния очень зависит от внешнего мира, особенно, что касается хлеба, но рыбой мы государство обеспечить сумеем, дайте срок.
И китов с моржами пора добывать. Жалко, конечно, умное животное, но что поделать? А чтобы добывать, понадобятся карбасы, а их теперь почти нет. Что-то красные конфисковали, что-то белые. И вообще, если судно не поддерживать в порядке, оно быстро выходит из строя. Не знаю даже, остались ли сейчас судостроители? Кто-то да и найдется, но одному не осилить, надо артелью.
Опять-таки, разная мелочовка, вроде выделки шкур, обработки костей и прочее. Здесь это особо никому и не надо, в Центре с руками оторвут.
А вот лесозаготовку, переработку леса, я бы в частные руки отдавать не стал. Но, опять-таки, настаивать не стану. Моя задача подготовить почву для новой экономической политики, а если проект примет губисполком (а он его примет!), то претендовать на авторство я не стану. Орден Красного Знамени у меня уже есть, а Госпремии в Советской России еще не придуманы. Пусть коллеги его дорабатывают, уточняют, выносят на обсуждение Совнаркома. Возможно, для начала предложим ввести продовольственный налог лишь для нашей губернии, а отчего это в отдельно взятом регионе политика правительства должна отличаться от общероссийской, я как-нибудь обосную. Аргументы есть, но их изложу потом, когда приступим к реальному воплощению. А там, глядишь, удастся ввести и по всей территории Советской России.
И если нэп введут не в марте одна тысяча девятьсот двадцать первого года, а хотя бы в августе-сентябре двадцатого, то можно будет считать, что я прожил в этом мире не зря.
К моему удивлению, проект приняли единогласно. Никто даже не стал заявлять, что восстановление частной собственности – измена делу революции, отступление от ее основополагающих норм. Все правильно. В исполкоме собрались не теоретики, а реалисты.
Разумеется, проект решили передать на доработку специалистам, установив срок в один месяц, а контроль взял на себя сам Михаил Артемович. Он, кстати, собирается сам ехать на заседание СНК, и среди наркомов у него есть неплохие связи еще со времен дореволюционного подполья.
Второй вопрос на повестке дня тоже касался меня и моего ведомства.
– Я считаю, что бывших белогвардейцев, содержащихся в фильтрационных лагерях, в обязательном порядке следует привлекать к общественно-полезному труду, – сказал товарищ Немиров, заведующий отделом промышленности. – Сейчас у нас происходит ненужная трата продуктов, а проку от этого никакого. Получается, мы содержим три тысячи дармоедов, которые могли бы работать на лесосплаве, на погрузке и разгрузке каменного угля, соли – там, где сейчас заняты женщины.
– Поддерживаю, – присоединился к словам своего подчиненного и председатель губисполкома.
Взгляды присутствующих скрестились на начальнике губчека, то есть, на мне.
– Не возражаю, – ответил я. – Напротив, поддерживаю всей душой. Только, у меня есть несколько вопросов.
Члены губисполкома завздыхали и заерзали. Они уже знали, что если у Аксенова есть «несколько вопросов», то все будут непростыми. Как раз, напротив, ничего сложного я спрашивать не хотел.
– Итак, вопрос первый. В моем распоряжении имеется около трехсот красноармейцев, занятых охраной фильтрационных лагерей и тюрьмы. Если мы станем задействовать заключенных на работах, количество конвоиров нужно увеличить. Или перестраивать их график дежурств. Промышленный отдел может мне четко сказать – на каких работах задействуют заключенных, сколько вам потребуется человек? И где промышленный отдел возьмет охрану?
– Это вы сами должны решать, – пожал плечами Немиров.
– С какой стати? – удивился я. – Архангельская губчека не занимается хозяйственными работами. Ее задача – борьба с контрреволюцией, спекуляцией, а также выявление контрреволюционных элементов.
– Владимир Иванович, но вы же прекрасно знаете ситуацию в городе и губернии, – вмешался Попов.
– Михаил Артемович, я знаю ситуацию только в общих чертах, – возразил я. – Знаю, что кругом разруха, катастрофически не хватает мужчин. Но мне нужна конкретика. Скажем, товарищ Немиров дает заявку – прошу выделить на работу на железнодорожную станцию Бакарица сто человек. Предстоит разгрузка каменного угля. В этом случае я буду знать, что мне достаточно десять конвоиров. В другой раз он мне пишет – требуется двести человек на сплав леса куда-нибудь в Тьмутаракань. А это уже не десять конвоиров, а тридцать, как минимум. И нужно оценивать условия. Одно дело, если работы станут проводиться в черте города, другое – в лесу.
– Вы можете задействовать красноармейцев восемнадцатой пехотной дивизии, – нетерпеливо сказал Немиров.
– Могу, – кивнул я. – При условии, что командование мне их станет давать. Напомню, что командармом шестой армии являюсь не я, а товарищ Самойло. Пока Филиппов еще ни разу мне не отказывал. Но, поймите, должна быть какая-то система. Хотя бы количество красноармейцев. Вы, как водится, станете каждый день подавать заявки, а мне утрясать с армейцами? Да и знаю я, как это бывает: срочно дайте арестантов, на станции аврал! И что, мне каждый раз бегать к Филиппову, срывать красноармейцев с занятий?
– Они все равно ничего не делают, – едва не выкрикнул Немиров.
– Делают или не делают, это пусть военное командование решает, а не мы, – хмыкнул я. – Но если командиры полков и батальонов уже составили собственный план, а мы срываем бойцов с занятий или каких-то внутренних работ, это будет нехорошо. Не согласны?
– Да мы-то согласны, но ты прямо скажи, чего нужно от промотдела? – вздохнул Попов.
– Нужен предварительный план работы – где собираются задействовать заключенных, в каком количестве, хотя бы на два месяца. Ладно, пусть на месяц. В идеале – на год вперед, – пожал я плечами. – Если у меня на столе окажется такой план, я уже четко начну представлять: сколько понадобится охраны, какой. Вполне возможно, что план, скажем, на год вперед, вообще позволил бы создать на базе фильтрационных лагерей некое предприятие.