Твою же мать! И на самом деле, выстрел из кольта на короткой дистанции – убойная штука. Стрелял бы из браунинга, в черепушке бывшего красногвардейца появилась бы небольшая аккуратная дырка, а «толстенькая» пуля американского пистолета вынесла Гаврикову едва ли не половину черепа.

Ладно, это потом. Что там с Ленькой Пантелеевым, отчего он вопил? Уже не скажет, мертвехонек – у легендарного бандита проломлен висок. Чем это его так?

Убедившись, что оба злодея мертвы, протянул руку Марии Николаевне. Могла бы, разумеется, и сама встать, но я человек воспитанный.

– Не ушиблись? – заботливо поинтересовался я, посмотрев на надгробную плиту Жуковского. Вроде бы ничего, не пострадала. – Чем это вы его?

Вместо ответа девушка отмахнулась и подбежала к кустикам. Тошнит бедняжку. Как-никак, питерская интеллигенция. Кто другой бы прямо на памятник опустошил желудок.

Проблевавшись, Мария Николаевна вернулась и недовольным тоном заметила:

– Не нужно было так сильно пихаться, я бедро ушибла.

– Бывает, – хмыкнул я. – Прошу прощения, рассчитать в такой момент трудно, а оттолкнуть нужно было. Чем это вы его? Кистенем?

– Угу, – кивнула девушка, подбирая с земли муфточку и что-то увесистое, вроде гирьки, на кожаном ремешке.

Точно, мышка-норушка. В муфточку, стало быть нужные вещи запихиваешь.

Мария Николаевна, посмотрев на кровь, прилипшую к гирьке, отбросила муфточку и кистень в сторону, а сама снова метнулась к кустику. Я быстренько поднял муфту с мокрой земли, продел в нее руку с пистолетом, второй ухватил девушку и рявкнул:

– Блевать потом станешь, ноги уносим!

Надо было побыстрее уматывать. Вон, народ, услышавший выстрел, рванул кто куда – испуганные в сторону ворот, а кто посмелее, те к нам. Сейчас сюда еще монахи прибегут, потом, глядишь, тутошняя милиция нагрянет.

К воротам уже и на самом деле спешили трое монахов и четыре старушки. Протискиваясь сквозь них, я довольно-таки убедительно изобразил испуг:

– Там два бандита друг друга порешили, мозги у них вылетели, а третий с револьвером по кладбищу бегает.

Не прошло. Один монах, что покрепче, зачем-то попытался схватить меня за рукав, еще один перегородил дорогу. Американский пистолет рявкнул, выбивая из-под ног иноков весеннюю грязь и кусочки старых камней, и народ отшатнулся от нас, расчищая дорогу.

– Маша, возьми меня под руку. Идем быстро, без суеты.

Мы вышли, оказавшись на площади. Эх, жаль, что метро нет, зато на том месте, где сейчас станция, стоял одинокий извозчик. Кажется, тот самый, что привез нас сюда. Видимо, не так и много желающих воспользоваться услугами транспорта.

Завидев нас, извозчик собрался тронуть кобылку с места и сбежать, но я помахал ему рукой с муфтой:

– Пятьдесят тысяч, торговаться не станем. На Кирочную, там где кирха…

Уже в коляске, слегка успокоившись, Мария Николаевна спросила:

– А почему мы убегаем?

– А по той же причине, отчего ты не стала требовать с директора выходное пособие, – доходчиво пояснил я. – Зачем мне лишние заморочки? – Не дожидаясь, чтобы девушка стала придираться к словам, спросил. – А кистень откуда? Брат подарил?

– Да ну, брат, – фыркнула барышня. – Мне же частенько по вечерам ходить приходится, а там разное бывает. Насиловать, или убивать-то, положим, не станут, но раздеть могут. Вот и придумала. Я ведь книжки люблю читать. И про воинов, и про разбойников, которые на большую дорогу с кистенем выходили.

– А пользовались раньше?

– Один раз довелось, – призналась девушка. – Правда, по голове не била, а стукнула по локтю. Дурак один пьяный пристал – ладно бы ко мне, а он хотел башмаки с меня снять. Мол, скидывай, девка. чоботы, не я, так другие все равно снимут. Уронить хотел, ну я его и треснула, от всей души. А в локте у него аж хрустнуло. А здесь как-то само-собой получилось. Я и не думала, что насмерть убью.

– Мария Николаевна, Маша… Ты сегодня не только себе, но и мне жизнь спасла. Ты же внимание бандитов на себя отвлекла. Если бы не мы их, то они нас.

– Слышала, что убить первого человека – самое тяжелое. А дальше легче пойдет.

– Надеюсь, Мария Николаевна, что второго такого случая в вашей жизни не будет, – совершенно искренне ответил я. И не из жалости к девушке, а потому, что в ее дальнейшей судьбе, в той, что ей была уготована по моему плану, трупы не просто излишнее, а провал всего дела.

Мы замолчали. Я раздумывал – случайность это, или нет, что на кладбище нас попытались убить и ограбить? Решил, что это все-таки случайность. Был бы за нами «хвост», заметил бы. И Ленька Пантелеев, сколько помню его биографию, не сразу стал грабить квартиры совбуров, а поначалу занимался разбойными нападениями. И мышке-норушке повезло, что ее не ограбили вчера, в момент продажи десяти долларов. А почему не ограбили? Ну, мало ли, почему. У Гаврикова другие планы были, какие-то обстоятельства.

М-да, кто бы мог подумать, что будущую легенду преступного мира убьет на кладбище простая девушка, причем, случайно. Забавно. С другой стороны, нет Пантелеева, так и не станет множества проблем.

– У вас все лицо грязное… – Мария Николаевна поделикатничала, не грязь это. Не иначе, самого Леньки. – Дайте-ка, попробую очистить.

Девушка взяла у меня муфточку и принялась чистить мое лицо. Фу, какой мокрый и противный мех, но я терпел.

– Вот теперь лучше, – заметила девушка. Повертев муфточку в руках, решительно сбросила ее с пролетки.

– Спасибо, – искренне поблагодарил я девушку, упихивая в карман пальто пистолет.

– А до Кирочной вполне бы тридцати тысяч хватило, переплатили вы, – заметила она с укоризной.

Если о деньгах вспомнила, значит, ожила мышка-норушка. И не стала спрашивать, почему до Кирочной, а не прямо на Шпалерную.

– Меня знобит, – пожаловалась Мария Николаевна.

– Это нервное, – уверенно сказал я, словно врач, ставящий диагноз. А что еще могло быть? Она, хоть и не вызывает симпатий, но молодец. И неизвестно, как бы пошли события, если бы не она и не ее кистень. Получается, что меня снова спасла женщина?

Сделав над собой некоторое усилие, придвинулся ближе и обнял девушку.

– Владимир Иванович, а давайте сейчас и вы к нам, на Шпалерную? – предложила девушка.

– Хорошо, – согласился я, хотя и так собирался не только довезти девушку до дома, но довести ее до квартиры. Если точнее, то до дверей.

– Вы ванну примете, и я заодно искупаюсь, – пробормотала Мария Николаевна. А потом, стеснительно сказала: – У меня бутылка водки есть. Настоящая, не самодельная. Я ее хотела папеньке подарить, но ему вредно, лучше вам…

Не помню, я уже упоминал, или нет, что не очень-то люблю поезда? Если да, то прошу прощения за повтор. И если есть выбор – отправляться самолетом, или сидеть и часами любоваться однообразными пейзажами, проносящимися мимо окна вагона, то предпочту первое. Но в двадцать первом году двадцатого века авиарейсов по маршруту «Петроград-Москва» еще не было, и мне пришлось довольствоваться купе. Правда, я оказался в нем единственным пассажиром. В принципе, мог бы заполучить себе и весь вагон, а то и состав, но это уже барство. Да и в народ иной раз надо выходить, пообщаться с простыми людьми, а не то сидим мы по кабинетам, не видя трудящихся масс. Тьфу ты, это куда же меня понесло?

Персональным купе я обзавелся вместе с персональным трехгранным ключом – в портфеле нет ничего секретного, кроме книг, приобретенных на развале возле Фонтанки, а документы, деньги и ордена разложены по карманам, вместе с пистолетом, но дверь лучше запирать. К моему удивлению и радости, в поезде наличествовал вагон-ресторан, куда я не замедлил отправиться. Отчего-то провожавшие меня коллеги, сунувшие мне в портфель бутылку французского коньяка и несколько плиток шоколада, не озаботились жареной курочкой, крутыми яйцами или бутербродами, а покупать еду на станциях в моем положении неприлично. В поезде же у меня всегда начинается жор. И как это я в восемнадцатом ездил не жрамши?