После моей отмашки Пахе о том, что мой диалог с партнером состоялся, тот отписался Болгарину, что вес, который он забрал, хуевый. Он также объяснил, что после ситуации с выстрелом, которая выбила его из колеи, он потерял связь с теми, кто мог сбыть подобный товар… а те, что у него остались, работать с этим дерьмом точно не будут. Слова: «Готов вернуть это обратно», — поставили мат в этой шахматной партии.
В результате на повторный вопрос: «Что мне с этим говном делать?» — я получил от Болгарина ожидаемый ответ: «Короче… избавься от этой шляпы. Или… делай, в общем, что хочешь… Денег за это не надо… поставщик, пидор, подвел».
Так несложная многоходовочка, чуточка актерского мастерства и неплохое понимание рынка принесли мне чуть меньше пяти килограммов дури, сбыв которые, буквально за несколько месяцев я заработал чистыми около двух мультов. Хотя нет… не весь вес я пустил в расход. Часть припрятал. Да и Пахе не обо всех объемах рассказал. Второе правило барыжьего клуба: «Не садись за покерный стол, засучив рукава».
Паха подтянул двух чертей, крутившихся плотно в городе на сбыте подобного товара. Черти были самые настоящие, как будто только из котла. В каком-то смысле так оно и было: один отсидел два года за то, что отрубил руку своему должнику топором. По возвращении после отсидки занимать у него никто больше не собирался. Долги — вообще самая большая проблема, и своим поступком он раз и навсегда ее решил. Работать с ним начали только стопудовые, потому что те, кто боялся ему задолжать, отсеялись сразу. Лучше две стопудовых и ровных пешки, чем десять мудаков, за которыми придется бегать и трясти. К нему не шли те, кто сами знали, что могут прогореть, а только те, кто понимал, что у них будет все ровно. Посему проблем с деньгами у него не возникало.
Второй пехотинец завалил из обреза вломившегося в его квартиру торчка с ножом. Тело они с приятелем вывезли за город, натянули на труп покрышки, облили бензином, подожгли и уехали. На красивый факел двухметровой высоты сбежались жители из близлежащего села. К приезду пожарных тело уже почти догорело полностью, но остались какие-то его части. Шуму вокруг этой мокрухи было много. Прокуратура стояла на ушах, их песочила мэрия после раздутой статьи, что в городе казнят людей в стиле мексиканских картелей. Все на районе знали, кто это сделал, но доказать никто ничего не смог. Таким образом, наш второй бандит получил статус дурного на всю голову. Никто из торчков не желал повторять участь того погорельца, поэтому вели себя очень тихо и вежливо.
Парни работали, как часы. Если б еще сами не дули, как скоты траву, и не бухали до периодических запоев, выбивающих их из графиков, то цены бы им не было. Но здесь так: чем ниже ко дну ты спускаешься, тем больше чертей выступает на арене твоего цирка…
Параллельно я тренировал актерское мастерство, рассказывая Болгарину, что кушать хочется так же, как и прежде кушал… «Товар на исходе, барин… как жить?» — давили ему на нервы мои отмазки.
И в преддверии своего дня рождения ваш покорный слуга вымолил прощения в виде скопившегося долга за предыдущие остатки товара.
Здесь не было никакого обмана, предательства или кидалова. В этом случае работало правило: «Если тебя пытаются выебать, изворачивайся и трахай в ответку». Все по-честному. Я просто-напросто был хорошим уче-ником, которому наглядно показали, как нужно играть в эту взрослую игру, и он органично влился в процесс. Повторюсь еще раз — здесь нет места предрассудкам и принципам, морали и чести. Видишь валяющиеся деньги и можешь дотянуться? Тянись и греби! Иначе это сделает кто-то другой.
Возобновившаяся чрезмерно сытая жизнь заиграла новыми красками. Дома мы с Лизой совсем перестали готовить, передислоцировав свою обеденную на просторы местных ресторанов. Я снова стал злоупотреблять алкоголем, нередко нажираясь с Пахой до поросячьего визга. Каждый раз, когда доза спиртного в моей крови превышала общепринятую человеческую норму, как по звонку где-то в мозгу загоралась мысль упороться какой-нибудь дурью. После чего меня закономерно тянуло на блядки… Короче, мои кукушки снова разлетелись в разные стороны. Внимание рассеялось, а правило трезвого мышления и сосредоточенности ума было напрочь забыто. Главное, чтоб капало, а остальное — да хуй с ним! Я опять стал заложником созданной собою же ситуации. Белка вновь оказалась в этом сраном грязном колесе…
Разные клиенты у меня были… Порой я думал о том, каким говном был окружен. И, конечно, хотелось бы видеть вокруг себя иные краски. Но мы ведь — и есть наша среда. То, что человека окружает, постепенно проникает в него. Губка, опущенная в воду, обязательно пропитается водой. И нужно быть более твердой структуры, чтобы избежать подобного… Камнем… Сталью… Но я не был… Я впитывал все соки этих грязных улиц, словно ребенок, познающий новый мир. Я не мог быть кем-то иным, будучи погруженным в это вязкое, замедляющее время болото. Мои будни наполняли источающие ложь и наркоманский бред люди, от которых разило потом, перегаром и блядством. Животные… Мы все смердили одинаково. Сплетни за спиной, интриги, провокации… приступные связи, измены и предательства… И даже имея желание избегать всего этого, я не мог покинуть среду, за счет которой питался.
Одной из ярких фигур этой среды был Миша. В отличие от большинства моих клиентов, Миша был в меру обеспеченной, жадной и жирной сволочью еврейского происхождения. С этой персоной меня по-знакомил Болгарин, представив как клиента, который будет заряжаться для своих гулянок, не особо считая бабки. Миша сидел у кормушки своих приятелей. Водил модный американский внедорожник, рассказывая при каждой встрече о том, сколько стоит одна сраная покрышка у этой машины, не говоря уже о литых дисках. В его навигаторе всегда пахло спиртным и табачным дымом. Но что меня в нем подкупало — так это то, что он, нажравшись, не стеснялся признать тот факт, что без машины и бабок такой жирной свинье, как он, не суждено было бы трахать девок. Он знал, кто он есть, не врал самому себе и отрывался по полной.
К сожалению, Миша был прямым доказательством того, как можно просрать все, что у тебя есть, если тусить больше, чем работать. Устраивая пороховые тусы, о которых шумел весь город, он отпугнул от себя одного из главных партнеров — политика, который не захотел иметь ничего общего с этой грязью.
Тяжелые времена настали для Миши. Он стал жадничать, проверять и перевзвешивать пакеты, придираться к сотым грамма, топить за среднее качество, клянчить скидки и заниматься прочей неблагодарной для обеспеченных господ хуйней.
Однажды он позвонил мне, предложил встретиться и обсудить серьезную тему, ну и, как всегда, зарядиться.
— Привет, Мишка-малышка! — я был в хорошем настроении.
— Вот сволочь ты! — беззлобно улыбнулся он. — Я ж тебе по секрету рассказал про это тупорылое прозвище, которое мне повесила та сучка… Гад ты!
— Да ну брось ты. Погоняло в самый раз для мажора твоих размеров. Это ж между нами, — хлопнул я его по плечу.
— Ладно, сволота… тебе можно. Дай въебу «дорогу», и попиздим.
— На, держи. Здесь два, как обычно, — я дал ему пустую пачку из-под сигарет.
— Да?.. Я хотел в этот раз взять один. Туса небольшая. Пара человек. Вот три рубля. За второй потом тогда отдам, — протянул свернутые купюры Миша.
— Один? Тебе? — я рассмеялся. — Ну хорош уже. Ты половину щас вмажешь здесь… На твое-то пузо.
— Не издевайся. Хорошего человека должно быть много. «Парламент» есть с собой?
Я протянул Мише пачку сигарет, он взял одну и ловким движением опытного торчка черпанул из пакета дозу. Глядя на это, я поражался — до чего развит у нашего народа талант приспособленчества. Надо же было додуматься сигаретный фильтр как черпак использовать. А ведь какой-то умелец однажды додумался. Ей-богу, стране с таким народом конец не скоро придет.
— Отлично… так-то лучше, — довольно протянул Миша. Я видел, что он вот-вот расплывется и забудет вообще, нахера мы «здесь сегодня собрались».
