Злой круто делал рэп. Цепляли не столько слова и их смысл. Он, как и ему подобные, читал о том, что его окружало. А окружали его тогда молодые соски, дурь, бары и ночное зависалово по квартирам друзей. Валил он стильно, с огнем, с напором. Но, как и большинство музыкантов, точно не определивших свои цели и планы, слишком много торкал и гулял и так мало работал над тем, что по-настоящему хотел. А хотел он того же, чего хотят все музыканты, — качать залы.
Мы частенько убивались с ним и пиздели о разном. Гоняли по городу, взвешивали, кому и сколько из его корефанов можно было зарядить дури, надеясь на то, что обратно с них мы получим деньги. Разговаривали о музыке и тестировали друг на друге какие-то свои новые наброски стихов. Он загонялся по-своему, а я по-своему. Прирожденных барыг среди его грядки мы так и не нашли. Зато ебнутых на всю голову товарищей было хоть отбавляй.
Один, поназанимав у всех дури и денег, заперся с корефанами на хате и писал оттуда смс людям, которым был должен, всякую чушь. Не выдержав, я приехал с одной «торпедой» к нему на адрес, где тот его за небольшой финансовый подгон разъебал на лестничной площадке. И сразу, как по волшебству, в ближайшие же дни из человека посыпались деньги. Все, что товарищ снюхал, в кратчайшие сроки вряд ли бы вернул — так только в сказках бывает и американских боевиках, но мои долги начали закрываться в первую очередь. Еще один его дружище любил реденько так, но метко, шлепнуть какой-нибудь лютой ледяной двухсуточной спидовухи и гонять ментов хороводом по всему городу. Он также умудрился снять проститутку, потом, послушав ее слезливые истории, как сутерыхачи над ними, бедными девушками, измываются, приехал на адрес к шмаровозам и расхуячил там битой всех, кто сидел на хате. А потом, поняв, что сотворил, выкинул теле-фон, с которого делал заказ на шлюху, и убежал так далеко и так надолго затянул свой мини-марафон, что, когда прибежал куда-то, куда — сам не помнит, у него отнялись ноги. Слава богу, не надолго и не навсегда. И это была лишь верхушка айсберга его заебов. Если погружаться конкретно в тему того, что творила молодежь наших с ним окружений, то, пожалуй, придется уделить этому отдельную книгу под названием: «За-писки тинейджера».
Да я и сам не был святым по части своего поведения в социуме. Обдолбанным и бухим ездил на машине регулярно. Наверное, все-таки хорошо, что в нашей стране на этот счет навели полный порядок и ста-ли отбирать права и сажать в изолятор практически всех, кто нарушал эти правила. Меня лишали прав неоднократно. Сажали в изолятор с прочими синяка-ми, считающими, что гонять бухими за рулем, — это прикольно. В какой-то мере тогда мне казалось, что это и правда прикольно. Романтика. Особенно под галлюциногенами. Ты плывешь, руль плывет, дорога плывет, и город плывет. Все плывет, а ты хуяришь, как на байдарке. Правда, порой и в дикий шторм. Когда, бывает, даже припарковываешься от греха подальше, чтоб не въехать куда-нибудь туда, чего для тебя на тот момент, по сути, не существовало… А иногда и ничего не существовало…
Я любил просто кататься. Наворачивать круги по го-роду, врубив громко музыку, пропуская красные светофоры один за одним, как вешки на слалом-трассе. За что не раз попадал на ИВС. Ретивый скакун под седлом… Бутылка бурбона в руке… Ни прав… ни сове-сти… ни трезвости в голосе… Дикий Запад… Бандит, хули… Ар-р-ри-и-ива!
Мне начинало все больше и больше нравиться одиночество — по мере лучшего понимания мною сущности людей, готовых на все ради ебучего грамма. Порой меня наебывали, но это меня не печалило. Товара было много, хотя мне со временем стало даже похуй на вес. Говна говну было не жалко. Говна было как говна, и говно в говне не тонуло. Плавало по-тихой по городу и снова приплывало за добавкой. Людей, работающих более-менее нормально, было тоже предостаточно, и с каждым днем их появлялось все больше и больше.
Также, помимо новых клиентов и пешек, появлялось все больше шлюх и все больше ситуаций для измен. По принципу очередного самообмана я снова вбил себе в голову мысль, что физические измены не считаются таковыми, если ты не даришь другой женщине внимание, подарки, даже не стараешься запомнить ее имя. Вот изменять духовно — это уже нехорошо.
В этом суждении, как впоследствии стало понятно, я сильно заблуждался… Наши чувства к человеку на-поминают наполненный сосуд. Те, кто когда-то играл в игры жанра RPG, поймут это сравнение, вспомнив чашу с маной в углу экрана, которая расходовалась каждый раз, когда мы совершали заклинание. Так и наши чувства к человеку расходуются каждый раз, когда мы их расплескиваем на кого-то другого — не-важно, было ли это совершенно случайно и мимолетно или же просто на час. Это не важно. Заряд ваших чувств все равно растрачивается, просто понемногу. Одни выплескивают свою чашу за год. Другие — за пять… А кто-то будет по чуть-чуть вычерпывать целых двадцать лет, но итог будет один. Ваша вторая половина, замечая, что чувства слабеют, будет отливать из своего стакана в ваш, если реально вас любит, тем самым пытаясь сохранить этот баланс, но, как вы уже поняли, будет растрачивать и свою энергию тоже. Другая же, наоборот, желая тратить, как и прежде, свои чувства, однажды осознает, что в те моменты, когда ей этого хочется, ее половины рядом нет, и… начнет тратить их на других. Таким образом при любых рас-кладах когда-то настанет тот день, когда между вами останется лишь разбитая посуда.
В один очень солнечный и ясный весенний вечер одиннадцатого года мне позвонил Болгарин и сообщил, что в ближайшие дни прилетает Гусь, который гостил у него. Также он сообщил, что Гусь теперь в курсе наше-го тандема, который был создан еще до передачи меня под его крыло, и что все ко всему отнеслись с пониманием и даже обсудили какой-то план, который мне поведает при встрече сам Гусь. Также вкратце намекнул, что тот приедет не пустой, а с чем-то свежим и пиздатым для рынка, и что еще чуть позже это же говно появится у нас отдельно. Отчасти я был рад этому звонку. На-конец-то мне не придется больше вести двойную игру, да и рынок давно просил какого-то свежака. Я мечтал о дополнительном повышении и каких-то новых те-мах. Рисовал в своей голове ситуацию, в которой Гусь при встрече чуть ли не отвесит мне поклон, показав, какой я пиздатый… Похвалит за то, что так умело все проворачивал… А может, даже свою тачку в виде охуенного бонуса подарит?!.. В честь нового, скажем так, союза?! Раскроем уже все карты, раз сражаемся в этой пустыне Дикого Запада плечом к плечу!.. Обнимемся… Поцелуемся… Возможно, даже скрепим союз кровью, сделав второпях надрезы на ладонях… Крепкое рукопожатие… Братья навеки?! Брат — навеки! Спустя пару дней, в воскресенье, мне позвонил Гусь и пригласил пообщаться, обсудить некоторые детали новых дел и посвятить в какой-то интересный план. Местом встречи был морской порт. Тихое и глухое место нашего города, тем более по выходным, куда изредка приезжали лишь фуры на разгрузку, ну и молодежь — в основном по вечерам, проверить своего железного зверя на прямой дороге. Я ехал на встречу, прокручивая в голове варианты его предложения. Обдумывал, насколько охуенным может быть новый товар, так как моя наркоманская рожа давно уже ждала какого-то свежака. Я ожидал реально новых и крутых перемен, так как место для встречи было выбрано прям по-голливудски криминальное.
На портовом тупике была припаркована машина Гуся, возле которой стоял он с напарником. Этого чувака я раньше видел пару раз в машине Гуся, когда тот приезжал зарядить меня товаром или собрать деньги. Я вышел из машины, широко улыбаясь, направился в их сторону и, подходя ближе, протянул руку. Я ждал тех же искренних улыбок и от них, ведь мы же теперь, как представлялось, стали друг другу еще ближе. Командос. Амигос. Но улыбки на их лицах так и не засияли. Лица были твердые, как камень. Ну-левые эмоции, будто собирался пожать руку статуям. «Здарова! Ну как отдохнул?» — произнес я, подойдя на расстояние рукопожатия и выкинул краба, как меня срезало косой справа, я даже не успел ничего понять. В голове звенело, а попытки встать, облокотившись на руку, давались с трудом. Меня штормило, словно я выжрал пару литров водки залпом. Руки заливало кровью, которая текла, как мне казалось, со всех щелей моей головы. Резкий и знакомый металлический вкус заполонил всю полость рта. Я поднял голову: надо мной, чуть склонившись, стоял Гусь, а его приятель продолжал стоять на том же месте. Гусь схватил меня за воротник мастерки, потянул слегка на себя и со зло-бой в голосе, почти сквозь зубы, рявкнул: «Понял, тварь, за что?» Еле слышно я ответил, что понял. «Не слышу, блядь! Ты точно понял, за что?» — стянув во-рот еще сильнее в кулаке, повторно переспросил Гусь. Во второй раз я уже ответил громче и четче: «Да, понял я!» Он отпустил воротник моей куртки и отступил назад, направившись к своей машине. Открывая дверь, он кинул мне напоследок: «Оклемаешься, наберешь!»
