— Что это, ты умеешь ревновать?

Наран шумно задышал, но ничего не сказал.

Они поговорили ещё немного о диковинках храма Луны, но Нарану явно не сиделось за столов и при первой возможности он встал, чтобы расплатиться, а затем и Санъяру потянул к выходу.

— Почему ты такой хмурый? Ничего же особенного не поизошло! — заметила Санъяра, когда они двигались по улице от чайной.

— Эта прогулка была дурацкой идеей, — только и буркнул Наран. — Давай вернёмся в гостевой дом?

Санъяра кивнула. Она и сама успела утомиться и соскучиться по тишине закрытого сада.

Дальше они двигались в молчании. Наран думал о том, что произошло, но вслух говорить о том, что его тревожило, не желал.

Санъяра же погрузилась в мысли о перспективах, которые сулил этот фестиваль.

«Восесь зиккуратов покажут свои достижения», — она мысленно перебирала их названия и направления, в которых могла двигаться мысль мастеров. Увы, но её память не была памятью талах-ар и Санъяра не взялась бы вспомнить их все наперечёт, а потому не могла ручаться — было среди них название зиккурата Обруча, или нет.

Луна сияла над морем, делая ночь светлее иных дней. Серебристая дорожка лучом пролегла над свинцовой гладью и уобегала к самому берегу.

Хотя храм Санъяры и назывался храмом Свинцовых Волн, на деле от моря он располагался довольно далеко — как рассказывал райере, больше трёх сотен лет назад землетрясение отодвинуло его от линии побережья. А названия и вовсе более было связано с пониманием мира и боевых техник, чем с природными явлениями. Райере говорил, что время — это волны, такие же тяжёлые как свинец, и волны эти не дано остановить никому. Мы можем лишь замедлить их приближение или ускорить бег.

Санъяру угнетало такое виденье, она отвечала, что властная над своей жизнь, а служение храма — осознанный выбор каждого из катар. Но жизнь никогда не предлагала ей испытаний, в которых она могла бы проверить кто прав — учитель, или она.

Сейчас она видела море впервые за год. Оно плескалось и звенело внизу, под острыми скалами паривших в небе каменных островов, на который действительно раскинулись сады. Гибкие лестницы соединяли между собой булыжники среднего размера и настоящие горы, вывернутые из земли, и вся эта композиция со стороны смотрелась ещё более удивительно, чем если находиться на одном из камней.

Наран обнимал девушку за поясницу и раз в несколько минут они останавливались, чтобы погрузиться в долгий, сладкий поцелуй. Прогулка уже подходила к концу. Санъяра знала, что Наран не останется на ночь у неё — а если останется, то уйдёт до рассвета, и потому ей не хотелось приближать встречу к концу.

И всё же она вздохнула.

— Наран, я хочу завтра проснуться к самому началу представлений.

— Хорошо, — легко согласился Наран и не убирая руки развернул девушку лицом к выходу из сада.

Они прошли по усыпанной гравием дорожки, спустились по гибкому мосту и дальше, петляя к самым гостевым покоям. Только у ворота комплекса Наран поцеловал её в последний раз и разомкнул объятья.

— Спокойных снов, — шепнул он, и исчез в темноте.

А Санъяра толкнула створку и двинулась к себе. Как намэ ей полагалась не только отдельная комната, но и небольшой отдельно стоящий дом с собственным двориком, где можно было поседеть под навесом с чайным сервизом или чаркой вина.

Не успела она сделать и нескольких шагов как пространственное чутью катар заставило её остановиться: под навесом кто-то был.

Санъяра слегка опустила веки, приготовившись к бою, но не повернула головы, чтобы не показать своего знания. Стояла неподвижно, ощупывая пространство и пытаясь понять, кто находится перед ней.

— Намэ Санъяра, — прозвучал из темноты мягкий и тихий, но чуть хрипловатый голос. — Не стойте так, ветер становится всё холодней.

Санъяра вздрогнула и решительно повернулась лицом к беседке. Ещё секунду стояла неподвижно, а затем направилась навстречу непрошенному госту.

Перед ней на низенькой скамеечке сидел, покручивая в руках, глиняную чарку, намэ Лавар. Небольшой кувшинчик стоял перед ним на столе, до середины погружённый в подогревающую чашу — огня в ней не было, только тепло, поэтому Санъяра и не разглядела этого издалека.

— Намэ Лавар, — Санъяра глубоко поклонилась, выражая почтение к одному из старших по возрасту намэ, возглавлявшем к тому же одну из двух сильнейших каст. — Почему вы не спите? Разве всем нам не следует быть на торжественой церемонии завтра на рассвете?

— Я хотел встретиться с тобой ещё днём, — коротко отозвался Лавар, из голоса его пропали привычная текучесть и обходительность, интонации стали резковатыми, как у Саварэ. — Но не сумел застать.

Санъяра слегка смутилась, она понимала, что такая встреча более важна, чем её прогулка с Нараном.

— Я не знала, что вы будете мне искать.

— Я посылал письмо в твой храм.

Над садом повисла тишина. Санъяра судорожно перебирала в голове послания последних дней, пытаясь вспомнить, было ли среди них письмо от намэ.

— К сожалению, оно, видимо, потерялось в пути, — признала она задумчиво. — Что вы хотели сказать?

— Зачем ты помогла мастеру Хаснэ попасть в храм?

Санъяра растеряно пожала плечами.

— Он проделал долгий путь. Было бы невежливо и некрасиво непозволить ему войти. К тому же… стоит ли обижать представителей малых храмов? Меня учили быть снисходительной к слабым.

Лавар посмотрел на неё с укором и покачал головой.

— Чему-то Райаре тебя учил… Но как будто бы не тому.

— Простите, намэ, — произнесла Санъяра немного холодней, она начинала злиться. — Не могу вас понять.

— Хаснэ доставит нам с тобой много проблем. Сообщение, которое он хочет сделать завтра, имеет прямое отношение к искусствам Первого Храма…

— Как и всё, что будет здесь происходить, — растеряно заметила Санъяра.

— … и особенно к судьбе катар-талах.

Над садом снова повисла тишина. Последние слова мурашками отозвались в позвоночнике Санъяры.

— Намэ Лавар, — мягко, как умела, — попросила она. — Не могли бы вы мне всё-таки объяснить, что происходит?

— Не сейчас, — отозвался Лавар, растеряно оглядываясь по сторонам. — Ты всё равно ничего сейчас не сможешь поменять. Просто… Будь готова завтра принять болезненый удар.

— Катар готовы всегда.

— Боюсь, не к тому, что произойдёт, — Лавар встал, взял в руки свой кувшин и, легко поклонившись, пожелал ей спокойной ночи, а потом направился к воротам.

Санъяра сидела неподвижно ещё несколько минут, просто глядя ему в след. На душе было тревожно, но она понимала, что бесполезно догонять намэ и что-то требовать от него. Поэтому просто встала и пошла в дом.

С утра солнце золотыми бликами пробежало по её лицу, но Санъяра не спешила открывать глаза — лежала, прислушиваясь к плеску волн вдалеке и восстанавливая в памяти события прошедшей ночи, пытаясь связать их с дневной встречей, разобраться, что имел в виду намэ Лавар и почему не сказал прямо о причине своих опасений… Ответ на последний вопрос найти было несложно: очевидно в событиях, о которых шла речь, были замешаны и другие крылатые, и кто-то мог слушать их разговор даже ночью. Пробраться гостевые покои, где расположилась делегация одного из трёх великих храмов, было не так уж легко — но вполне осуществимо для опытного, обученного техникам воздуха катар-талах. Вольно или невольно в голову лезли мысли о том, что в подобном сильны летучие звёзды зиккурата Ласточек. Ни один храм не останавливался на изучении одной только дисциплины, но глупо было отрицать, что Саварэ больше преуспел в техниках боя в основе которых лежали огонь и земля, а Санъяре и её птенцы склонялись к противоречивым силам огня и воды.

Обдумав всё это и мысленно повторив древнюю истину — воздуху не затушить огонь, для пламени опасна только вода — Санъяра села на кровати и протёрла глаза. Начинался новый день.

Всего мероприятия фестиваля должны были занять три дня — не считая закрывающего пира и последнего дня, когда последние гости прощались друг с другом и возвращались домой.