Никто не смел тревожить его в этом уединённом месте, и только Санъяра не боялась нарушить его покой.

Тем более поразилась она, обнаружив, что на берегу учитель не один.

Замерев в холодной воде, какое-то время она из тени кустарника наблюдала за плавными и медленными движениями Калайи. Наставники разговаривали, и со стороны их беседа казалась вполне мирной, но слов с такого расстояния Санъяра разобрать не могла.

Прошло не больше пары минут, когда оба замолкли, и Райере посмотрел в ту сторону, где притаилась младшая крылатая. Санъяра вздохнула, не стоило и сомневаться, что наставник быстро её заметит. Качнувшись к берегу, она загребла воду двумя руками и довольно быстро выскользнула на песок.

— Простите, что нарушаю ваш покой, — сказала девушка и покосилась на ту, кого считала настоящей нарушительницей их уединённых будней. Тонкие ручейки холодной воды беззастенчиво стекали по обнажённой груди и плоскому животу крылатой, но она демонстративно не придавала происходящему никакого значения и только в глубине души наслаждалась завистливым взглядом Калаи.

— Я думала, в этом месте не появляются посторонние, — сухо заметила Ласточка.

— Санъяра — не посторонняя, — впервые за утро в глазах Райере промелькнула неподдельная злость. — Полагаю, не будет вреда, если моя ученица, — он сделал упор на последнем слове, — послушает наш разговор.

Калая несколько мгновений переводила с одного на другую недовольный взгляд. Санъяра и сама уже жалела о том, что оказалась здесь — её собственный разговор в присутствии Ласточки состояться никак не мог, и она готова была, извинившись, уйти, когда та внезапна заявила:

— И правда. Это будет ей полезно. Только пусть оденется, рассветный час — не время любоваться подобной красотой.

Калае удалось добиться своего. Щёки девушки вспыхнули, но она заставила себя сохранить самообладание и медленно, неторопливо, подобрав с земли плед, которым двое накрывали корзину с завтраком, завязала у плеча на южный манер.

— Намэ Калая рассказала мне угрожающую историю, — произнёс, тем временем, Райере, рассеяно наблюдая, как ученица опускается на землю возле наставников. — Речь о том, что, по её мнению, в руках талах-ар скоро появится оружие, превосходящее всё, что видели когда-либо наши храмы.

— Разве талах-ар разрабатывают оружие? — Санъяра удивлённо вскинулась и посмотрела на Ласточку, упустив из внимания то, каким тоном Райере произнёс слово «угрожающие».

— Если бы талах-ар разрабатывали оружие, — снисходительно пояснила Калая, — то это оружие было бы в сотни раз опаснее любых наших самострелов. Именно поэтому Крылатые Предки заложили тот порядок вещей, при котором мы живём. И Колыбель Жизни всегда ограничивает талах-ар в их желаниях.

— Всегда, но не теперь… — растеряно произнесла Санъяра и перед мысленным взором её встало красивое и мягкое лицо Нарана. Мог ли он иметь какое-то отношение к тому, что обсуждали учителя?

Наставники говорили о чём-то ещё, но Санъяра не вслушивалась в слова. Она и раньше не могла сосредоточиться и очистить мысли, а теперь сердце и вовсе забилось так быстро, что думать получалось только о чарующих фигурах вчерашнего танца.

— Санъяра! — голос Райере с трудом пробился сквозь эту пелену.

— Простите, намэ, — вскинулась девушка. — Я плохо себя чувствую, об этом и хотела с вами поговорить. Но если вы заняты — мне лучше уйти и помедитировать одной.

Райере нахмурился.

— Не думаю, — откликнулся он. — Полагаю, мы с Калаей можем и позже продолжить этот разговор. Идём, я займусь тобой.

— Мне не так уж плохо, — поспешила предупредить Санъяра, едва они с наставником немного отошли от берега. — Просто тревожат неспокойные мысли, и я сегодня не могу сосредоточиться на вашем разговоре. О них я и хотела поговорить, но…

Санъяра смущённо замолкла.

— Я понял, — откликнулся Райере и остановился. Утро было холодным, а весна ранней, так что нависшая над ними ветка горного дерева едва ли могла скрыть обоих от взгляда Калаи. Однако Санъяра отметила, что учитель встал так, чтобы гостья не могла видеть его лица и движений его губ. — Тебя утомил фестиваль? — спросил он.

Санъяра смущённо отвела взгляд.

— Почти, — призналась она. — Вчерашний танец. И этот крылатый… Теперь я не могу успокоиться, всё думаю, не есть ли это проявление того, о чём говорила Ласточка?

— Я тоже не знаю ответа, — на удивление спокойно отозвался Райере. — Поэтому и хочу, чтобы ты пообщалась с ним и попыталась… попыталась понять, — вздохнув, произнёс он. — Песнь Смерти звучит в крови катар на протяжении веков. Столь долгих, что мы научились мириться с ней и управлять. Но может ли Песня появиться в венах Талах-ар?

— Может, — спокойно отозвалась Санъяра едва ли на мгновение задумавшись над вопросом, и, увидев удивление на лице учителя, пояснила: — Ничто не мешает им заложить часть нашего рисунка крови в летопись Колыбели Жизни. Если талах-ар считают, что какое-то знание пойдёт на пользу им… и Короне Севера… Они не будут колебаться ни мгновения.

— Да, — Райере вздохнул. — Но такие ситуации всегда обсуждались на Совете Намэ. Ты учитываешь не всё. Талах-ар так же ограничены заветами Крылатых Предков, как и мы. Крылатые Предки завещали нам разделение на четыре касты — стражей, творцов, учёных и мастеров. Было бы наивно считать, что они не знали, что делали. Их решение обеспечивало нашему обществу благополучие на протяжении сотен лет. Нет споров, нет неоправданных ожиданий, каждый получает то, для чего рождён, и рождается для того, что ему предстоит совершить.

— Мы все это знаем, — Санъяра поморщилась. Она не имела ничего против разделения на касты и даже считала его справедливым, но повторение заученных истин всегда казалось ей пустой тратой времени. — Я лишь ответила как, по моему мнению, мыслят талах-ар.

Райере помолчал какое-то время, а затем кивнул.

— Я пытался объяснить тебе, — откликнулся он, — что у талах-ар — своя «Песня Смерти». В то время как нас притягивает безграничное могущество силы, экстаз битвы и опасность, соблазн талах-ар — могущество разума и власть абсолютного порядка. Но, как мы умеем сдерживать свои инстинкты, так, в большинстве своём, за исключением случаев, когда приходится вмешаться храму, умеют сдерживать желания и талах-ар.

Санъяра кивнула, признавая, что услышала.

— Но Калая? — спросила она растеряно. — Какое отношение ко всему этому имеет Ласточка?

Райере почему-то отвёл взгляд.

— Я пока не могу этого понять, — нехотя произнёс он. — Пытается ли она мне угрожать или предостеречь?..

Он на какое-то время замолк. Потом сморгнул и совсем иначе посмотрел на ученицу.

— В любом случае сейчас это скорее моя забота, чем твоя. Весь день я буду занят с гостями, а ты можешь отдохнуть.

— Наран… — Санъяра запнулась, почему-то произносить имя нового знакомого в присутствии учителя оказалось неловко. — Наран предложил мне встретиться сегодня на закате, — скомкано закончила она.

— Вот и хорошо, — Райере как-то странно улыбнулся. — Постарайся показать наш храм с лучшей стороны.

— Это Вейде, — Наран указал на стоявшего рядом с ним невысокого талах-ир. Талах-ир был также красив, как и его спутник, только волосы у него отливали не золотом, а серебром — для касты творцов не самый распространённый окрас. Черты лица были более птичьими, но их остроту ощутимо смягчал заинтересованный взгляд. И, тем не менее, при виде его Санъяра почему-то — сама не могла понять, почему — ощутила укол разочарования.

Вейде улыбнулся слегка заискивающе и сложил руки в ритуальном поклоне.

— Это моя первая возможность пообщаться с катар-талах первого звена. И я очень рад, — признался он.

— Я тоже, — отозвалась Санъяра и, спохватившись, заметив сухость в собственном голосе, добавила: — Вероятно, вы тоже изучали техники зиккурата Серебряного Луча?

— Вейде помогал мне восстановить пластические фигуры, — когда Саньяра встретилась взглядом с Нараном, в его глазах было всё то же мягкое тепло, как будто он вовсе не ощутил огорчения девушки.