Райере бросил короткий взглояд на дверь и хмыкнул.

— Не стесняйся. Меня всё это раздражает также, как и тебя. Но я говорил тебе уже не раз: врагов следует держать ближе, чем друзей.

— Мне странно думать, что намэ другого храма катар может быть вашим врагом.

Райере помолчал.

— Может, — тихо откликнулся он. — К сожалению бывает что страшнее любой угрозы со стороны чужаков — вражда с собственной роднёй.

Он снова на какое-то время замолк, а затем так же неторопливо и задумчиво продолжил:

— Я полагаю, что появление Ласточек — своего рода симпотим болезни. НЕ столько нашей касты, сколько всей Короны Севера. Это нагноение. Как ещё можно объяснить желание руки истравить себя изнутри?

Санъяра моргнула, живо представив этот нелициприятный образ.

— Нагновение надо удалять, — коротко откликнулась она.

— Но если я позволю себе избавиться от ласточек, остальные касты тут же хором отметят, что катар действительно так жестоки, как о них говорят.

— Разве неспособность руки выполнять свою функцию — не признак умирания? — спросила Санъяра резко. Уже сказав это почувствовала, что снова переходит грань, которую много раз обещала себе не пересекать. Но вместо того чтобы остановиться продолжила: — Катар — каста уничтожающих. Такими создали нас Крылатые Предки. И если мы не сомневаемся в их воле, если совет не сомневается в их воле… Значит Катар дожны уничтожать. Скверну, гной и всё, что мешает нормально функционировать организму Короны Севера.

Райере посмотрел на неё задумчиво, а когда заговорил поставил в тупик. Санъяра ждала чего угодно одобрения, осуждения, предупрежедния, что не стоит говорить таких слов… Но Райере вместо всего этого спросил:

— А ты? Ты веришь в волю Крылатых Предков?

Санъяра смешалась и какое-то время молчала.

— Я знаю о твоих изысканиях в области прошлого, знаю, как тебя интересует Первый Храм.

— Понимаете, учитель, мне нечего вам ответить, потому что я ничего не нашла, — призналась Санъяра и вздохнула. — Я не могу сказать, что не верю в их заветы. Нет, напротив, мне нравится то призвание, ради которого был заложен наш храм. Но я так же вижу и то, что ни нашему храму ни мне нет места в том мире, который окружает наш зиккурат. Прошло четыре года с тех пор, как я прошла обучение, но я до сих пор не знаю, зачем должна жить. Возможно мудрость древних изжила себя? Возможно они были не такими уж мудрыми? Или возможно мы неправильно трактуем их волю? Я ничего не пытаюсь опровергнуть. Я только ищу ответы на свои вопросы в надежде, что эти ответы подтвердят всё то, чему вы меня учили.

Райере помолчал.

— Не знаю, что из этого получится, — сказал он и Санъяра вздрогнула. Впервые при ней Райере признавался в том, что может чего-то не знать. — Не знаю, — повторил он. — Но всё же думаю, что тебе нужно полететь со мной.

— Простите, учитель… Вы не ответили на мой вопрос. Что нас там ждёт?

Райере неопределённо повёл плечом.

— Возможно, самый обычный совет. А возможно, мы будем выбирать одного из верховных намэ. Узнаем, когда окажемся там.

Он отвернулся и снова замер глядя в окно. Над водопадом где прошло детство Санъяры догорал первый летний закат.

Храм Времён располагался на пересечении двенадцати ветров — откровенно говоря, не все они были настоящими. Но совет намэ счёл разумной трату на создание этого гармонического совершенства, символа равенства двенадцати старших зиккуратов.

Двери храма украшал сложный механический замок, открывавшийся, по задумке, только одновременно четырьмя ключами — каждый из ключей хранился у верховного намэ одной из каст. «Украшал», потому что на деле замок никто и никогда не запирал. Внутренние двери — массивные каменные плиты которые двигались вверх и вниз перекрывая проход — тоже могли быть заперты одним из ключей. Каждой касте в храме отводилось собственное крыло. В каждом крыле демонстриорвались величайшие достижения касты. А выше, над выстовочными залами, располагались жилые комнаты.

В обычные дни крылатые не стремились к простору, помещения использовались в основном для сна, а основная часть жизни проходила на лоне природы. Но гостей во время фестивалей было принято размещать так, чтобы каждый имел свою комнату и все соответствующие ей удобства. Этот же храм практически не имел постоянных жителей, в течении года по несколько мастеров каждой касты несли здесь ритуальную стражу, но большая часть помещений пустовала от одной встречи намэ до другой. Кроме того, здесь четыре раза в год проходили главные фестивали — Середины Зимы, Солнцестояния и Летнего солнцеворота. Каждый раз гуляния растягивались на две недели, а затем в стенах храма снова воцарялась тишина.

Если празднества имели какой-то график, то встречи намэ редко планировались заранее. Большинство текущих вопросов благополучно разрешалось внутри касты, так что собираться вчетвером и погружаться в длительные премия не было необходимости. Обычно созыв совета происходил, когда решался вопрос, касавшийся всей Короны Севера. И ещё — когда приходило время назначить нового намэ, потому что он безусловно должен был быть представлен всем своим будущим соправителям.

Делегация храма Свинцовых Волн высадилась на посадочную площадку, где уже хватало гостей помимо них, и намэ погрузился в череду преветствий, расспросов, ответов и пожеланий. Санъяра лишь кивала и слегка кланялась, когда в разговоре упоминали её имя, но мысли её парили далеко. Райере вынуждал её следить за политикой других каст, и насколько Санъяре было известно, никто из верховных намэ не собирался уходить на покой. Она не отказалсь бы, если бы на покой ушла Калая, но подобный вопрос в любом случае решался бы малым советом зиккуратов Катар.

Санъяра знала, что верховный намэ талах-ан довольно молода и положение её весьма крепко. Хотя учёные и творцы в обыденной жизни порой с некоторым пренебрежением отзывались о талах-ан, те, кто были умней, не просто ценили тонкую работу их ремесленников — они хорошо понимали, что талах-ан в значительной мере держать в руках благосостояние всей Короны Севера. В прошлом поколении это было не столь очевидно, но намэ Веранэ сильно упрочило влияние своих советниц среди других каст, кто-то из её соратниц обитал при каждом зиккурате, брал на себя насущные заботы, позволяя талах-ар и талах-ир свободно заниматься наукой и искусством… а в итоге её помошницы оказывались единственными, кто вообще знал как обеспечить храм всем необходимым.

Храмы катар — по крайней мере, зиккурат Свинцовых Волн — в меньшей степени подпали под её влияние, потому что их помыслы были более материальны, но Райере всегда учил Санъяру не пренебрегать мнением талах-ан, насколько бы примитивным или поверхностным оно не казалось.

Нынеший верховный намэ талах-ир, напротив, мало заботится о политике и в большей степени отдаёт себя собственному творчеству. С одной стороны, это могло показаться странным — ведь его с рождения готовили именно для этой должности. Но если заглянуть глубже, становилось ясно, что такое положение вещей в одинаковой степени устраивает как намэ других каст, так и намэ других храмов касты талах-ир. Выходило, что никто не станет снимать его с поста, у него не было врагов.

Немного сложнее дело обстояло среди лидеров талах-ар. Хотя номенально главой касты считался намэ Лавар, решения вот уже почти пятьдесят лет принималось тройственным голосованием намэ трёх крупных храмов. Среди них были намэ зиккурата Золотой Осы, мастер Латран, и намэ храма Звёздной Оси, мастер Витар.

Если три крупных зиккурата катар различались между собой техниками ведения боя, но при этом хорошо осозновали, что собратья по крылу из другого зиккурата станут им хорошим подспорьем в бою, то два из трёх намэ талах-ар изначально видели миссию своей касты абсолютно противположным образом.

Намэ Витар был погружён в исследование звёзд, он бредил идеями о том, чтобы дать возможность народу валькирий вернуться туда, куда пришли Крылатые Предки.