— Егор, ты готов, ты решился?

— Ничего я не готов, чую, от тебя покоя не будет. Глаза бы тебя не видели.

Вредный старикан, но очень полезный. И с Дашей, и с Олесей помог.

— У тебя же один, а говоришь глаза. Стареешь, заговариваешься.

— Вали ты из моей жизни, мочи нет.

Последний аргумент, — Егор, хватит капризничать, как беззубый старикашка, со мной девчонка поедет, без кисти. Ей тяжело сейчас, боюсь руки на себя наложит. Если у нее перед глазами будет такой бойкий… мужчина в возрасте и тоже не целый. Понимаешь? В память о Марине, побудь рядом хотя бы пару дней.

Стыдно, Боря, ниже пояса бьешь.

— Стыдно, Боря, такими словами кидаться.

— Чего еще сказать, где тебя забрать? Мы уже выехали.

Встреча Егора прошла не совсем по плану. Услышал громко нехорошее слово на букву Б, крик, звон и грохот на крыше. Мигом выкатился, рявкнут так, что сразу сорвал голос, — Стоять оба.

На месте, где стоял Егор торчал знакомый топор, разворотив мостовую. На месте, где Степан правил лошадками — тоже кое-что торчало, один кинжал в сиденье, второй в стене сарая, аккурат на уровне головы. Степан значит на крыше залег, Егор за кучей мусора схоронился, ждут чего-то и зубами скрипят.

Крикнул громко, надо переорать запасного слугу, изображающего недорезанного порося, — Степан познакомься, это Егор, мой дядька.

— Я еще не согласился. А теперь и подавно.

— Борис, это душегуб, что всех твоих братьев порешить хотел, и тебя тоже.

— Егор, познакомься — это Степан, начальник моей охраны.

— Этот ублюдок меня по голове приложил, до сих пор гудит.

— Этот идиот меня чуть на пику не поднял, рубаху порвал, новую.

— Вот и славно, вот и познакомились. Здороваемся и едем дальше.

— Не стану я с этим татем здороваться.

— Шавка баронская. Это кто еще с кем не станет.

Потратил почти полчаса. Говорил сначала с каждым в отдельности, потом с обоими вместе. Насилу усадил обиженного Егора внутрь, а расстроенного Степана за руль, или за вожжи.

Егор молчит, насупился, деревянный протез разглядывает, будто первый раз видит. Надо отвлечь, пока еще чего не удумал.

— Егор, смотри вот в коробке котик рыжий, он с нами едет.

— У.

— И чего, не интересно, как его зовут и что с ним?

— Бу.

— Его так и зовут — Котик, не интересно почему?

— Бу-бу.

Понятно, тему сменим. Все непонятное и запретное из карманов сбросить до вокзала надо, путь поможет тогда. Дядька Егор, а не знаешь, что за штука это? Вынул костяную клизму, которой гопников пугал. Услышал второй раз слово на букву Б.

Дядька мигом очнулся, вскочил, приложившись макушкой о потолок, — Ты где это взял? Это же инквизорский конвоир. В руке? Не отсохла, значит без привязки. Интересно, как? И ты с этой штукой на вокзал? А порожек ты как переступить собрался? Первый же патруль просветит.

— Нет, Степан, тут не драка, никого жизни не лишают.

Прилетел подзатыльник, резко, неожиданно, — Раз я твой дядька, значит воспитывать буду.

— Я откуда знал, что за ерунда это. Может детская погремушка. Вот, если потрусить внутри звенит что-то.

Подзатыльник — это плохо, тут только я могу раздавать подзатыльники. С другой стороны боевой ветеран с опытом. Дядькой себя почувствовал, плечи расправил, глаза блестят. Для виду ерепенился.

— Это не ерунда, не погремушка, а артефакт, для гражданских лиц запрещенный. С его помощью заключенных перевозят и опасных тварей. Шею как клещами зажимает, дернешься и голова долой.

Шею непроизвольно потянуло, рука сама отправилась ее пощупать, — Ого.

— За использование казнь на месте. Ты дворянин, поэтому не на месте, а после короткого слушанья, минуты в три. За хранение разрыв ноздрей и привет Рваные земли лет на пять. Ты дворянин, значит с целыми ноздрями и года на три всего. Но там все равно больше месяца не живут.

— Ты же выжил, сам говорил двенадцать лет.

Новый подзатыльник, не заметил с какой стороны прилетело, только почувствовал, что деревянной ладонью.

— Ай, если воспитываешь, я должен знать за что?

— Для профилактики.

— Спрятать можно? Ценная штука, самим не понадобится, так продать.

Старик заворчал, повозился в сундучке и завернул грушу во что-то, похожее на рыбацкую сеть, воняющую нафталином, — Знал, что пригодиться. Что еще есть, какие сюрпризы?

— Да вроде все. А нет, вот колбочка, зелье мерзопакостное.

— Что за дрянь?

— Ты сам говорил название — Аперитив нерадивого, кажется.

— Что? — единственный глаз превратился в блюдце, — а вот за это церемониться не будут.

— А за артефакт значит церемонятся?

— Ну сам посуди — Зелье из конвек…, конвенции. За хранение казнь, за применение — казнь всего рода, всех старше 18 лет. За изготовление — лучше не знать, ты подросток не впечатлительный, но спать неделю не будешь.

Ни хрена себе, как Остап рисковал. Такое возможно только его прикрывал или сам граф, или кто покруче.

Егор достал новый кусок сети, — Как знал, запасную взял. Доставай, что еще есть? Это что за…

— Просто конверт, шутка дружеская.

Дядька вылупился на листок с иероглифом. Увеличенный глаз начал наливаться красным.

— Я сейчас карету остановлю, и сбегу без оглядки. И буду бежать до того места, где мне руку откусили. Это печать Нерадивого. И не того нерадивого, что через слово поминаем. Настоящего, за связи с которым по головке не погладят.

— Что, тоже смерть?

— Не просто. Сначала пытки. Чтобы подельников сдал. Потом очищение в источнике Злого ветра. Если думаешь, что это приятная смерть — я тебя поздравляю.

Поздравляю вас Шарик, вы Борис. Тут уже я сказал слово на букву Б и получил новый подзатыльник, — Дворянин всегда контролирует свои эмоции, и не выставляет их напоказ.

— Я умею, но столько всего навалилось, — Боря держись, пусть в роли дядьки освоится.

— Жги немедленно, с конвертом вместе. А пепел чтоб сожрал. Это что?

— Просто ножик замотал, острый, а ножен нет.

— Нихрена себе ножик. Это проводник Злого ветра. Наемные убийцы часто такие на дело берут, когда заказ на порешить извращенным способом. Если зарядить в источнике, оставляет рану, которая не закроется, пока умение не высушит. Как тебе? В штанах без ножен носил? И ничего не отрезал лишнего?

Опять полапал шею, коснулся повязки. С заживлением походу могут быть проблемы.

— Ага, понимаю, запрещен для гражданских, да?

Дядька рявкнул, — Запрещен для всего рода людского.

Глаза у меня забегали. Спрашивать про наказание за кинжал не стал.

— А у тебе еще этих тряпочек нет? Замотать тоже.

…

— Олеся, ты готова? Что на вокзале уже? Шустро. Нет, не передумал. Жди, едем.

Вот тут уже сомневаюсь, кто в кого вцепился, не ожидал от застенчивой девицы бульдожьей хватки. Получается, что я для нее шанс выбраться из этого городка, засасывающего как трясина. Или все-таки Боря у нее давняя безответная любовь?

Откинулся на мешок со своими труселями, закурил последнюю сигарету, точнее ее огрызок в сантиметр. Егор меня не знает, объяснять ничего не надо. Выпустил в потолок колечко.

— Егор, вот приложи еще пару колбочек. К остальному.

— Опять зелье?

— Ну как сказать. Капли для моего похудения, лекарь изготовил. Но в больших дозах яд.

Пантелею уже все равно, значит изготовил и рецепт с собой унес.

— Боря, а откуда у тебя столько дряни, стесняюсь спросить?

— Если бы стеснялся, не спрашивал. Скотинины контрабандой артефактов занимаются, под крышей графа Собакина. Кое-кто из рода кое-что для себя оставлял. К рукам прилипало, вот и всплыло.

— Так значит смерть брата в этой стороне надо искать, может тут и барон замешан?

— Не все так просто. Новую жертву сегодня под утро из петли вынули, а у главного подозреваемого алиби.

— Да ну тебя, алиби, не верю, скажи кто. Алиби и подделать можно.

— Дядя Остап, который и меня и Марину травил. От него артефакты. Но у него алиби железное, такое не подделаешь. В это время его гитане то ли отравили, то ли зарезали.