— Так было, но изменилось. Борис всегда меня боялся.

— Да, а сейчас?

— Боялся, понимаешь? Я это понимал. И он понимал, что я понимаю. Он же не такой тупой, как ... некоторые. Я же никогда его не задирал сам. Когда ты над ним издевался, я просто стоял рядом. Но он все понимал и боялся именно меня.

— А что поменялось, не боится? Да от вызова крышу снесло.

— Я два раза встретился с ним взглядом и мне не по себе. Не просто не боится. Он посмотрел как на пустое место, понимаешь? Никаких эмоций, не страха, ни интереса, ничего. Если бы он нашёл способ отомстить, злорадство было бы.

— Он же уедет скоро, вот и радости полные штаны.

— Не похоже, не пахнет радостью. Облегчение бы ощущалось или ехидство хоть какое. Хватит мельтешить, ты к Елисеевым ходил?

— Да говорил с Виктором. Посидели в кафе, в сатранг сыграли. Он сам про Борю разговор завёл. Все выспрашивал, чем занимается, интересуется, как учился, друзья кто. Ну побольше хотел узнать про нового зятя. У них вся семья переживает, в какие руки Тамара попала. Я ему всю правду разложил: «Трусливый шакал, только жрать, срать и под мамкиной юбкой прятаться». Рассказал пару историй. Сильно его мои слова тряхнули.

— Коля, я аккуратно просил, ты зачем сразу все вывалил?

— Куда уж аккуратнее, зато как проняло его. За любимую сестру он на все готов. Короче, он найдёт человека, который все решит. Окончательно! Десять тысяч это будет стоит и десять процентов ему за хлопоты. Я уже копилку потрусил. Три тысячи прямо сейчас есть.

— Погодь, что-то легко согласился. Не может быть, что в деньгах дело. Забыл, с кем связался? Это же Елисеевы. Для них десять штук — как нам мороженное купить. Или эти торгаши нашими руками хотят жар подгрести, или вообще подстава. Не дёргайся, посоветуюсь с умными людьми.

— Что-то твои умные люди в последнее время...

Явление 7.

(Усадьба Скотининых, комната Бориса)

Око, око, что же ты такое? Одновременно видел пару. Абсолютно одинаковые, рост, фигура, походка. Не бывает абсолютно одинаковых людей. Жесты, эмоции, все индивидуально. Что-то у них для обмана зрения. Не только зрения, ходят бесшумно, запахов нет, все движения экономные, плавные, буддистские монахи отдыхают. Или как у автоматов, может это быть машина? Лица ни разу разглядеть не получилось. Электричество тут есть, почему бы и роботам не быть? На ладонях у них камни как у всех. Опять же, ни едят, ни пьют, всю ночь спокойно простоять могут.

Включил, пересмотрел ролик с обеда. Окно открыто, свечи не ровно горят, задувает так, что скатерть заворачивается, а полы балахонов у этих наблюдателей не колышутся. Что-то их окружает, защищает. Невидимый кокон, поле или магия в действии. Если наблюдатели такие в каждом доме, нет-нет да увидят то, что некоторые предпочли бы скрыть. Организация, которая их послала, защитить своих слуг должна. Или они ничем не пробиваемые, или за нападение на Око смерть немедленная и ужасная. А может и все вместе.

Некстати кольнуло. Раньше такие размышления мне же вообще были не нужны, в голове сама мозаика выстраивалась. Трех-четырех пазлов достаточно, чтобы всю картину видеть. Какой же ты тупой, Боря. Пора начинать это исправлять. С абстрактным мышлением глубокая дыра. За эту область много чего отвечает, но основа — это математика.

Прикрыл глаза, начал повторять таблицу умножения. До пяти без проблем, вперёд, назад, вразброс. Значит Боре знакомо. Остальную школьную хуже, ответ всплывает не сразу, с задержкой, лёгкое покалывание в висках. После десятки совсем тяжко, на двенадцать, тринадцать ещё смог осилить, морщась от рези в голове, дальше беспросветный мрак. Как же так, я Левушку на ментальную арифметику водил, до двадцати свободно умножал.

Нарушила печальные размышления матушка. Вбежала как на пожар, начала метаться по комнате, — Боренька, уездный исправник прибыл, с тобой поговорить желает, по дядьке.

Я недовольно хрюкнул, — какого ещё дядьке, ну?

— Сыночек, родимый, про то, как ты тело нашёл. Ах, маленький мой. Это же какой ужас для ребёнка, человека в петле увидать. Это вот этот самый — стресс. Паскуда, не мог подальше повеситься, ни на глазах моего родненького. Я же ему доверяла, он же тебя с малых лет, и сопельки вытирал, и одевал, и в школу, и вот на тебе, удавился.

Я встрепенулся, — Кто пришёл, инквизор?

Матушка всплеснула руками, — Упаси Вечный ученик, какой инквизор, простой исправник, местный. Не волнуйся смерть баронских его не шибко касается, это дела наши, семейные. Отец ему заплатил, пусть разбирается, от чего дворовые в петлю лезут. Ну вот чего им не хватает, если к ним со всей душой, а они в петлю.

Понятно, чего не хватает, отношения людского. Покосился на окно, вон у тех бы спросили, на воротах прибитых. Не было печали, слуга значит мой вздёрнулся. Хотя не удивительно, от общения с Борей и застрелиться можно, первым попавшимся столовым прибором. Не первый случай, а раз барон следователя позвал, не чисто дело. В петлю без причины не лезут.

Что я знаю про исправников? Не мелкий чин, уровня начальника полиции. Но тут прошлые знания не помогут, чувствуется, что все наизнанку.

Мама продолжала, — я позову, приглашу, государев человек, ждать не привычен. Ты не переживай, расскажи, чего видел. Я рядом постою, если чего мы его в шею раз.

Я её остановил, надо бы информации побольше выудить, — Мам, погоди, а вдруг он меня арестует, — скуксил плаксивую рожу, — Я не хочу в тюрьму, там кормят плохо.

Матушка подбежала, обняла, — Маленький мой, да как же арестует то, кто ему позволит? Да мы его, — и внезапно тоже разревелась.

Надо ей сознание перегрузить, пока плывёт, — А ещё меня Лилия обижает, вот смотри как лицо поцарапала. И Дашу за руку дёрнула.

— Ой, бедненький мой, уж поговорю с Розой, так поговорю, ох устрою. Ой, нельзя говорить с Розой, барон нервировать запретил. Дождусь, когда родит — потом поговорю.

— А как же исправник, он меня бить будет?

— Да как же бить, ты же аристократ, на тебя даже голос повышать нельзя.

— А ещё меня Коля за обедом вилкой тыкал, вот прямо в бочок.

В процессе утешения друг дружки потихоньку вытянул, утром проснулся Боря, пора одеваться, а Тимофея нет. В колокольчик звонил, орал, ногами топал – не идёт. Разозлился, толкнул дверь в смежную комнату и носом в болтающиеся калоши, по которым моча стекает.

Да тут не просто стресс, тут травма детской психики. Невротической депрессией пахнет и прочими фобиями. Не понимаю, где толпа психотерапевтов. Куда матушка смотрит?

Исправник вошёл почти строевым шагом, щёлкнул каблуками. Обернулся в восточный угол, поклонился на образок с ладонями, сложив свои лодочкой. Ещё ниже матушке, по мне мазанул взглядом вскользь, как на недоразумение. Ну, к таким взглядам я уже привыкать начинаю. В возрасте мужичок, китель потёртый, розовая проплешина, но остатки военной выправки не спрятать. Лицо открытое, честное, красный нос и мешки под глазами выдают любителя зелёного змия. Любителя, почти перешедшего в профессиональную лигу.

Око выдвинулось из ниши и сделало пару шагов, заинтересовалось тоже.

Седые усы дёрнулись, — Борис Антонович, простите покорно, вопросов пара для отчётности перед Антон Петровичем.

Вижу нервничает, но храбрится, виду не подаёт. Прямо в глазах печаль — «И что я тут время теряю». Не в восторге от общения с аристократами, не в своей тарелке. Как я тебя понимаю.

Я оттопырил губу, сказал важно, с закосом под голос барона, — Ну чего, ну.

Исправник развернул планшетку, обычную кожаную, выудил огрызок карандаша, — Борис Антонович, вы тело обнаружили 22 августа в 9:30 утра.

Не понятно, то ли вопрос это, то ли утверждение.

— Ну чего, ну, проснулся, одеваться, а его нет. Ну я это, громко крикну, потом его нет. Ну и это, а он там.

— Ага, Борис Антонович, дальше что было, пожалуйста, каждую мелочь.

— Да что, то было то. Вот, сам я.

Усы исправника поползли в стороны, — Как, чего сам?