Вот самое страшное – привыкну. Привыкну я откликаться на Олю, самому понравится женскую одежду носить, краситься и прихорашиваться. А там и на каблуки она меня поставит, научит правильно осанку держать, как настоящая барышня. Голос само собой изменится, движения приобретут плавность и женственность. Манеры станут утонченными и сдержанными. А там уж время придет и для танцев и всяких прочих реверансов и приседаний. Когда-нибудь из дворовых девок переведет нас Хозяйка в горничные. А потом отвезет к доктору и операция завершит превращение, разделив нашу жизнь на до и после.

И самое страшное, что всё это я буду отчетливо осознавать, но что-либо противопоставить этому не смогу. В этом смысле несказанно повезло Николаше – он, или теперь уже она, о таком мог лишь мечтать. Хотя даже он вряд ли мог себе представить, что его хрупкая голубая (прости господи!) мечта станет реальностью в таких жутковатых условиях. Но он хотя бы давно смирился со своей женской сущностью, а для меня это ад – оказаться запертым в новом женском теле без возможности и права вернуться в старое мужское.

Да и пенис, честно говоря, жалко до ужаса. Как-то я к нему привык, мы ведь вместе столько разных приключений пережили…

Пока я упивался этим ужасом, госпожа закончила с братом и приступила ко мне. Впервые в жизни я ощутил эти легкие, волшебные прикосновения её рук, пока она наводила глянец на мою, прямо скажем, не самую смазливую мордашку в этом лесу. Лишь спустя полчаса она завела меня в дом и поставила перед зеркалом.

Сказать, что я ахуел от неожиданности – промолчать как сфинкс. Я аж вздрогнул от столь культурного шока. Передо мной стояла среднего роста, скромного телосложения весьма импозантная девица. Не молодая, но весьма симпатичная и совершенно внутренне раскованная. Словно она уже давно здесь, ко всему привыкла и лишь теперь её наконец-то познакомили с собственным отражением. И это отражение ей… явно понравилось!

Вот что было самым жутким! Я себе нравился в таком обличье! Мне нравилось представлять себя девушкой!

Еще один штришок – Акулина достала из верхнего ящика одного из своих бесчисленных комодов густой каштановый парик, и этим окончательно добила во мне всю мою маскулинность и брутальность. Теперь я видел в зеркале немного шалавистую, взбалмошную, непокорную служанку. Этакую дикарку, которую надо еще долго воспитывать и прививать ей хорошие манеры. Я был уверен, что госпожа Акулина сумеет справиться с этой дикаркой. Хотя и будет это очень долго и очень больно. Жопа будет гореть, как в аду, а коленки собьются в мясо от ночных стояний на камнях и горохе.

Но это того стоит! В глубине души я почувствовал восторг. Но внутренний голос тут же охладил мой жар: чему ты радуешься? Это будет не светская карьера новоявленной институтки, а бесконечные мытарства чернявки, золушки без права не то что на бал, но и на корпоративный банкет по случаю смены пола. У Акулины ты всегда будешь просто рабыней, лизалкой и сосалкой для личных утех. Но и настоящие женщины никогда не примут тебя в свой круг, предпочитая видеть в тебе недоженщину-недомужчину. И продолжат вытирать об тебя ноги. Ты для них останешься изгоем. Куклой-трансформером. Еще хуже будет фальшивое участие и снисходительные ухмылки за глаза. И явственный шёпот в спину – недоделанная.

И ты будешь радоваться, что хотя бы в женском роде о тебе говорят. Постараешься отделить себя от мужского племени, будешь гордиться (втайне, разумеется, явно кто ж тебе позволит-то?), что ты все-таки женщина, а значит на ступеньку выше их всех стоишь. И самым страшным ночным кошмаром будет для тебя перспектива и правда попасть в бордель, когда заставят сосать у этих грязных шовинистических свиней, которых ты теперь активно презираешь. Вот тогда ты и повесишься в темном сортире, над самым очком, на окраине этого волшебного городка из русских народных сказок.

Акулина тем временем молча наблюдала за моими ужимками и переживаниями перед зеркалом, с удивлением читая всю гамму моих внезапно нахлынувших чувств и эмоций.

"Э-э, не гони лошадей, – явственно говорил её скептический взгляд. – Ты еще никакая не Галатея, я всё еще могу из тебя сделать грязного пидора и отправить в местную колонию строгого режима, где ты будешь вычёрпывать говно ржавым ведром из глубоких общественных туалетов и дрочить всем подряд за полкружки чифира. Такие перспективы тебе в голову не приходили? Я всё еще твоя хозяйка и твоя судьба целиком пока ещё в моих руках. Так что смотреть скромно, говорить тихо, и дышать мне в писю"!

А я смотрю на Колю, и вижу в его глазах слезы. Настоящие слезы умиления и даже как будто восхищения мной. Представляю нас со стороны – две недотёпы-служанки, стоящие в ожидании хорошей трёпки, перед своей барыней. За вчерашнее приключение мы ведь еще обещанного наказания так и не получили. И этот пробел в нашем воспитании видимо прямо сейчас будет восполнен.

Угадал, вернее накаркал. Как всегда. В то утро Акулина спешила в город, потому экзекуцию решила провести парную – сразу над обеими своими рабынями. Мне велела оголить задницу (труселя-семейники пришлось выкинуть окончательно, под платье их теперь носить невозможно), так что пока сверкаю голой жопой. И сейчас Хозяйка эту самую жопу мне сделает малиновой, сиреневой или темно-синей – это под настроение, как получится. Морально я готов. Всё еще под впечатлением того, что я увидел нынче в зеркале. Это надо осмыслить и принять, а душевные терзания и муки, как известно, лучше переживаются под чисто физическую боль. К тому Акулина явно затягивать как обычно наказание не будет, так что может еще брату и не достанется ни плетей, ни розог, ограничится мной Хозяйка.

Увы, и тут я ошибся. Для Коли придумана была более изощренная пытка. Велела ему Акулина принести деревянную широкую линейку, из нашего же, кстати, арсенала, которой мы в первый день приезда всё ходили-мерили дверные проёмы и оконные рамы, когда Хозяйке пытались голову заморочить с обслуживанием фурнитуры. Наша это была линеечка, родная. Вот теперь она мне службу особую сослужит. Буду я этой штуковиной, судя по всему, сегодня выпорот. А еще Акулина велела брату принести её туфли. Те, что в прихожей стояли. На каблучке.

Принес. Акулина сидит, ногу ему протягивает, а Коленька мой ей туфельки эти обувает и от каблучков этих взгляд оторвать не может. Кажется, и он понял, что сейчас его ожидает. Неспроста ведь Хозяйка именно эту обувь себе заказала. Каблучки хоть и не высокие, сантиметров пять-семь всего, но сделаны шпилькой – острые и на концах металлическая набойка.

Мне Акулина молча указывает развернуться к ней голым задом, а Коле пальчиком вниз – чтобы ложился перед ней на травку. У неё в имении газончики во дворе практически как английские сделаны – травка всегда пострижена, походить по ней и поваляться сплошное удовольствие. Но Коле сейчас предстоит на этой травке жёстко пострадать. Хорошо хоть я это не увижу.

Не увидел (стоял, повернувшись к экзекуторше задом), зато еще как услышал! Едва встала Акулина всем своим весом брательнику на спину, он и завыл собакой побитой. Я представил, как такой каблук вонзается куда-нибудь между лопаток, и у меня тоже мороз по коже, хотя утро вроде бы выдалось жарким. Больно это, невыносимо больно и почти невозможно терпеть – когда на тебе стоит здоровая бабища и шпильками тебе шкуру пропороть пытается. Хотя она не специально, конечно же! Она всего лишь размахнулась линейкой той и впечатала мне в задницу первый удар. Несильный, так, для разогреву. Но покачнулась слегка при этом, и Коля от этого лёгкого переноса давления с одной ноги на другую заверещал снова. И так каждый удар – Акулина лупит всё сильнее, распаляясь и входя в раж, я еле сдерживаюсь, чтобы не орать, а Коля при каждом её движении верещит по-заячьи.

Недооценил я ударную силу этой линейки. Первый десяток ударов вроде бы даже легко перенёс. А вот потом жопа как будто на углях оказалась. Будто бы её в печь засунули, предварительно кожу с ягодиц содрав. Теперь каждый удар у меня отчетливо в мозгу отдавался. А Хозяюшка бьет и бьет, и даже не думает останавливаться, хотя бы на перекур. У меня всегда такая порка панику вызывает, когда даже секундочку передохнуть не дают. Просто перевести дыхание. Но нет: боль-боль-боль – сплошная боль, тотальная.