– Разозлили вы меня сегодня, – говорит, – разозлили, но и раззадорили. Давно так сладко не каталась на мальчишках. Демонов в моей душе вы славно потешили. А меня возбудили и что теперь мне делать? Кто первым отлизывать мне будет?

А мы уже знаем по опыту, что кто первым отлизывать вызывается, тот и в шоколаде. Так что я первым кунку её поцеловал, думал брату подсоблю – если я отлизываю, то его она отдохнуть отпустит. А оказалось всё немного сложнее.

– Отлично, – говорит Хозяюшка. – Значит, ты язык свой в писю мне засунул, а ты – она брату плетку показывает, которая неизвестно откуда у неё в руке взялась – раком встал, жопу оголил и приготовился получить сотню горячих.

И сладострастно так посмеиваясь, добавляет:

– Сотню – это если братик твой сноровистым лизуном окажется. Быстро удовлетворить меня сумеет. Пока я тебе сотню эту отстегивать буду. Сразу предупреждаю – с протяжкой буду отстегивать, так что терпи. Ну а если никудышным он будет лизунчиком, то и помучиться тебе придётся подольше. Уж не взыщите, перевозбудилась я сегодня, так что без порки вряд ли кончить смогу.

И вот опять, в который уже раз получилось, что брата я под плеть подставил. Зарылся в её слизистые складки, весь в её соках, хлюпаю и глотаю, носом даже ей клитор её разбухший пытаюсь удовлетворить, а сам с ужасом слышу, как стегает она плеткой по спине моего Коляна. Как он вскрикивает после каждого удара и старается не стонать, но плохо у него это получается. И удары эти слышу – с протяжкой, по вспотевшей плоти, как по мясу живому… Это из-за меня он так страдает, а я? А я садистку его истязающую позорно языком ублажаю. Да ладно б ублажил как следует и избавил бы братуху от боли лютой. Так ведь получается, что я правда никчёмный кунилингер. Никак Акулина не кончает. Пыхтит, тоже стонет, но от наслаждения, паскуда этакая, а кончить – никак. Голову мою одной рукой себе в пизду по самые уши уже вдавила, чуть ли не все волосья повыдёргивала, а не кончает и всё тут…

Я от отчаяния даже заплакал, но тут как раз Акулина и задрожала всем телом, забилась в оргазменном пароксизме, меня утопила в своих выделениях чуть больше, чем полностью. Вроде как довольна осталась. Завалилась на постель, еле отдышаться смогла. Ну и нам поспать разрешила, отложив главные разборки до утра.

***

Мне в ту ночь ничего крамольного не снилось. Снилась речка, как мы с братом купаемся, правда, никакой барыни с нами рядом нет, и мы отдыхаем, а потом рыбу ловим. Приличную такую щуку вытащили, килограммов на восемь. Только собрались уху варить – слышу хлопок в ладошки. Акулина нам пятки свои свешивает с кровати – лизать, холопы!

А у меня тело так болит, что я даже пошевелиться не могу. Представляю как сейчас Коляну – он-то помимо катания на себе этой коровы еще и плетей отхватил сверх всякой меры человеческого терпения. Но смотрю – бодрячком братан мой держится. Спина и что пониже исполосованы, конечно, но не до крови, во всяком случае Акулинин отвар раны по-прежнему заживляет исправно. Всё это я успел заметить, пока Коля платье своё через голову натягивал, а через секунду мы уже распластались перед королевой нашей на полу, и ноги её соленые и горячие в рот ловим, чтобы облизать и обсосать как божественные леденцы. Таков порядок. Полчасика каждое утро она всегда наслаждается оральным массажем стоп. Она говорит, что это по-научному называется шриппинг. Мне поначалу противно было до жути, особенно между пальцами ей вылизывать, и пятку сосать, а сейчас ничего, привык. После этого обычно бывает куни, но сегодня Хозяйка явно настроена была на разбор вчерашних полетов.

Хотя перед этим мы позавтракали. Распорядок дня она соблюдает неукоснительно. На то и ведьма. Говорит что ведьмы – самые дисциплинированные существа на свете. Мы не спорим.

После трапезы вывела нас во двор, поставила перед собой и говорит:

– Ну, видимо, по-хорошему вы никак не понимаете. Доброту мою за слабость принимаете, без дисциплины никак. Пряником вас не проймёшь (это розги-то в бане и плетка постоянная пряником теперь называются!), значит, придется вас иначе воспитывать.

Я глаза на этих словах закрыл и замер. Что еще эта Эльза Кох для нас придумала за ночь? На углях горящих танцевать заставит? Гвоздями к забору приколачивать будет? Шкурку с нас живьем потихоньку спускать собирается? Какие там еще у ведьм способы изведения рода человеческого остались, с которыми мы еще не знакомы?

Всё оказалось проще. И коснулось лишь меня в основном. Порылась в своей сумке Акулина Прокофьевна и достала оттуда еще одно короткое платьице – на этот раз мне его бросила в лицо.

– Надевай.

Спорить с ней в тот момент мне, разумеется, и в голову не пришло. Быстро натянул кое-как платье, оказалось ничего так, симпатичное, белое в желтый и красный цветочки. Но тесное до невозможности! Как в нём дышать – непонятно. Не то что работу какую выполнять.

– И да, ты теперь не Олежек, а Оля, – спокойно так говорит Акулина, как само собой разумеющееся. – Понял? Не слышу?

– Понял, барыня, меня теперь зовут Олей, – отвечаю я немного двусмысленно, но так, чтобы она эту двусмысленность не уловила бы.

Ага, щаз! Идиота кусок. Она мои намерения теперь строго читала, так что не поленилась, встала, подошла ко мне вплотную, обдав меня ароматом своих прелестей, и глядя в глаза мне повторила злобно-шипяще:

– Не зовут тебя Олей, а Олей ты теперь и станешь. Не сразу, конечно, но обязательно. Уж я об этом позабочусь.

И улыбнулась так же зло и издевательски.

Вот и всё. Теперь мы оба барышни и откликаться должны на женские имена. Его зовут Коляшей (нелепое имя, между прочим, ненастоящее). А меня Олей. Это потому, что я Олегом был. Хотя, что значит был? Причиндалы, слава богу, пока при мне. Голос мужской вроде бы пока остался. Щетина растёт, не то что у Коляна…

Стоп. А что это она с ним такое делает, что он бриться перестал и не обрастает, как раньше? А ну как и меня такие же воздействия ожидают? И как это будет выглядеть? Сам-то я это замечу?

Страшно стало, если честно. В тот момент я почувствовал, что всерьёз за нас взялась эта фурия. Но виду не понял, решил дурачком прикинуться.

А Акулина тем временем продолжила:

– откликаетесь теперь исключительно на женские имена. О себе тоже говорите в женском роде: я пошла, я принесла, я исполнила ваше приказание, это ясно?

Мы кивнули.

– Если кто спросит вас – вы девки мои дворовые, в услужении грехи свои отрабатываете. На самом деле так оно и есть, так что врать вам почти не придется. И пусть вас не смущают ваши пенисы – о них забудьте. Раз и навсегда. Увижу или узнаю, что балуетесь грехом рукоблудия – отдельное наказание воспоследует, не сумневайтесь, голуби. Порка прутиком по члену. Не советую пробовать – лет сто тому назад был у меня в услужении один дъячок из монастыря, заблудился, бедолага в здешних болотцах, так вот он так много претерпел через своё распутство, что к концу его послушания у меня совсем своего поганого отростка лишился. Правда стал потом на огурец садиться попой, но от этого греха его уже в монастыре братия отчитывала.

Мы с Коляшей стоим, оба слушаем, и оба в ахуе полнейшем от таких россказней Акулины. А она времени даром не теряет, достает свою любимую косметичку и подзывает сперва брательника. Ставит перед собой на колени и принимается глаза ему подводить, тени всякие накладывать, попудрить носик и губы аккуратным бантиком накрашивать. И меня тоже рядом поставила, в той же позе и велит внимательно смотреть и учиться этому искусству макияжа. Так как теперь это непосредственно и меня касается.

Я в ужасе. Смотрю как брат Колька, с которым спина к спине во всех драках дворовых стояли, как вместе чуть на малолетку не угодили, как в армию пошли с разницей в один год, теперь вот в барышню превращается. Да почти уже превратился! Остались маленькие штрихи, их-то мне сейчас Акулина и демонстрирует. А еще она упивается моим тихим ужасом. Мне ведь точно такой же путь предстоит. Сначала в платьице похожу пару недель. За это время разучусь бриться, начну волосы отращивать, потом красить она меня станет, сперва насильно, а там и привыкну…