— Я умру и заставлю тебя страдать, — продолжал стенать филолог, — и, став самоубийцей, душу свою обреку на вечные страдания. Все равно они не могут сравниться с тем, что выношу я сейчас.
— Хочешь кофе? — спросила Инга, точно во сне. — С печеньицем?
— Как ты можешь говорить о еде? — взвыл Маложатов. — В такой момент? Я уже несколько дней не смыкаю глаз и не принимаю пищи.
— А что же ты делаешь, а? — с ехидцей спросила Инга, заливая две ложки гранулированного кофе холодной водой из чайника. Девушка вдруг почувствовала, что оцепенение отпускает ее, что еще несколько минут и она наконец заставит себя действовать. «Боже, как раздражает этот нытик, если опять спросит, спала ли я с ним, ей-Богу, расскажу ему Сашкин анекдот про монашку». — Так что же ты все это время делал? — спросила озадаченного филолога Инга. — Страдал? Хорошее занятие, правда? И тема благодатная, любимую Родину растерзали инородцы, любимую бабу, как козу на веревочке, увел… ах, жаль, Климов не инородец, то-то бы дело было.
— Климов, — встрепенулся филолог, — Климов, постой, я читал что-то про него… Ну да, его обвиняют во всех этих убийствах. Он зарезал своего отчима из-за денег, он… он… это страшный человек, он может убить и тебя.
— Что ты говоришь, Мишенька, — с отвращением посмотрев на Маложатова и отпив большой глоток холодного не сладкого кофе, улыбнулась Инга. — Убьет? Куда ему до тебя, а ты так точно доведешь меня своим нытьем до могилы или до психушки. Сделай милость, ступай-ка себе домой.
— Как? — воскликнул неугомонный филолог. — Чтобы пришел он и… — В дверь позвонили. — Вот и он, — с нажимом на последнее слово произнес Михаил Андреевич. — Что ж, я готов к встрече с ним!
Последних слов Инга не услышала. Она опрометью кинулась к двери. Пальцы нетерпеливо защелкали замком. Девушка открыла дверь…
* * *
«Да здесь самый настоящий Грозный, — покачал головой Богданов и едва не свалился, поскользнувшись на одной из рассыпанных всюду автоматных и пистолетных гильзах. — Ну и дела…»
Впрочем, сравнение со столицей Чечни уже несколько раз приходило в голову майору с той минуты, когда он увидел дымившиеся возле здания, где помещалась штаб-квартира Русской национальной партии, останки бронированного «мерседеса», всего несколько дней как приобретенного господином Олеандровым. Первый, о ком подумал майор, был Мехметов. Однако…
Предъявив стоявшему у входа в резиденцию Олеандрова вооруженному автоматом милицейскому сержанту удостоверение сотрудника Управления внутренних дел (просто оно оказалось ближе), Богданов вошел в холл, в котором под охраной другого сержанта лежали четверо одетых в «гимназическую» форму олеандровских гвардейцев, уткнувшись лицами в мраморные плиты пола. Рядом — несколько автоматов без рожков и однозарядный «самопальный» гранатомет — «кочерга». Удивило Валентина, однако, не количество оружия, а то, что парни эти располагались как бы валетиком, то есть запястье одного было приковано к щиколотке другого, затем опять запястье и опять щиколотка. Таким образом, тремя парами наручников нападавшие сковали всех четверых. Двое «гимназистов» не подавали признаков жизни, один стонал и еще один пытался что-то сказать сержанту, но тот, взглянув на удостоверение майора, велел парню заткнуться.
— Что здесь произошло? — спросил Богданов одетого в камуфляж милиционера.
— Нападение, товарищ майор, — ответил тот, — мы только подъехали. Капитан Сысоев и остальные члены группы наверху.
Уже поднимаясь вверх по лестнице, Богданов услышал чьи-то срывающиеся на визг вопли:
— Я с тебя погоны сорву, капитан, ты знаешь с кем разговариваешь? Не знаешь? Так узнаешь! Где телефон?! Ах сволочь, он все здесь уничтожил! Мразь!
Богданов вошел в распахнутую настежь дверь кабинета: Анатолий Олеандров топал ногами и орал на невысокого черноволосого капитана, который, повернувшись, уставился на вошедшего и, узнав майора, с удивлением пробормотал:
— Контрразведка? Чем обязаны?
Не успел майор ответить, как хозяин разрушенного кабинета перенес свой гнев на Богданова.
— Какого черта?! Что вам всем тут нужно? Вон отсюда, я вас не вызывал! Это мое внутреннее дело, понятно вам?! Убирайтесь к такой-то матери! Узнаете у меня, я сейчас позвоню генералу! Я с вас всех погоны поснимаю! Я вам глаза на жопу натяну и голыми в Африку пущу! Я! Я! Я!.. — захлебываясь от визга, точно супоросная свинья, вопил Олеандров.
Не обращая внимания на эти истошные крики, Богданов спросил капитана:
— Кто-нибудь из нападавших задержан? Жертвы есть?
— Никто не погиб, — ответил Сысоев майору, радуясь тому, что не должен теперь один сдерживать натиск не в меру разбушевавшегося политика. — Но пострадавшие есть: несколько проломленных черепов, сломанных костей, начальник охраны Терентьев получил три огнестрельных ранения, но состояние его не тяжелое, перевязку ему уже сделали…
— А кто напал — неизвестно?
Сысоев развел руками.
— Невероятно, но говорят, что видели только одного человека, — ответил он, пожимая плечами. Слова эти, предназначавшиеся майору, вызвали новый взрыв гнева у едва отдышавшегося Олеандрова.
— Вон отсюда! — завопил он с новой силой. — Убирайтесь, это мое личное дело!
Богданов отпихнул стоявшего на его пути капитана и, схватив политика за лацканы пиджака, чуть не отрывая Анатолия Эдуардовича от земли, громко, подчеркивая каждое слово, проговорил прямо в лицо подавившегося своими криками Олеандрова:
— Откуда у твоих щенков пушки, а? Откуда гранатомет? Молчишь? И правильно делаешь! Ты мне вякни только, я тебя за торговлю оружием посажу, понял?! Понял, сука?! У меня на тебя два сейфа материалов собрано. Заткнешься и будешь отвечать на вопросы или… Кто напал? Отвечать!
— К-к-кли-мов, — заикаясь, выдавил из себя не ожидавший такой атаки Олеандров, бешено вращая глазами. — Отпусти… те.
— Куда он пошел?! — рявкнул майор, брызгая слюной. — Отвечать!
— Не-е-е з-знаю, — проблеял политик. — Наверное, к сучке своей…
— К Одинцовой?
— Да-а-а.
Майор швырнул Олеандрова в кресло и, коротко взглянув на Сысоева, бросил тому: «Счастливо оставаться», и вышел вон из разнесенных старым армейским приятелем олеандровских апартаментов.
«Да, Санек, похоже, просто озверел, — покачал головой Богданов, прыгая за руль своей "волги" и окидывая взглядом три милицейские и две пожарные машины, сожженный "мерседес" и только что подъехавший к особняку "рафик" "скорой помощи". — Скорее, скорее, скорее».
Вырулив из образовавшегося на дороге затора, майор по рации вызвал отправленных для наблюдения за квартирой Инги Лисицкой сотрудников: Лазарева и Валишвили. Однако ребята не отвечали. Сердце Богданова тревожно забилось.
* * *
— А мы уже заждались тебя, — произнес незнакомец, открывший Климову дверь. — Ну да, ты же дворами пробирался, понятно, понятно… Проходи. С дамой твоей все в порядке, пока в порядке. Не будешь делать глупостей, ни с ней, ни с тобой ничего не случится.
Саша вошел в прихожую и посмотрел, куда указывал ему пистолетом с глушителем старик, совершенно непонятно, каким образом оказавшийся здесь, одетый «а ля сантехник». Инга сидела на стуле в кухне, со скованными за спиной руками. И без того всегда бледное лицо девушки казалось белее мела. Она прикусила губы и виновато посмотрела на Климова своими большими серыми глазами.
— Встань лицом к стене, — скомандовал «сантехник», с лица которого вмиг исчезла улыбка. Климов нехотя повиновался. — Расставь ноги. Так… — Твердые пальцы незнакомца быстрыми профессиональными движениями ощупали Сашу от подмышек до щиколоток. Тщательно проверив, нет ли за поясом у Климова пистолета или ножа, «сантехник» бесстрастным тоном произнес: — Оружия нет, можешь повернуться.
— Что тебе нужно? — нехотя выполнив команду, спросил Саша. Он чувствовал смертельную усталость, даже какую-то опустошенность. Приехав сюда на той самой бежевой «волге», в которой днем увезли его олеандровские ряженые горе-«спецназовцы», Александр ждал чего угодно: устроенной милицией или сотрудниками ФСБ засады, приезда посланной Олеандровым погони (ведь у него, наверное, не одна сотня «гвардейцев»), даже нападения Мехмета (а почему бы нет? как говорится, до кучи), или того, что Инги просто не окажется дома. Одного только никак не предполагал загнанный, точно зверь, Климов: того, что дверь ему откроет вот этот самый ханыжного вида незнакомец. Впрочем, почему же незнакомец? Нет, где-то он, Саша, видел этого старика. Хотя нет, таких вот старичков, роющихся в помойках, собирающих бутылки… Бутылки? Стоп, стоп, стоп. — Чего тебе надо? — хмуро уставившись на «сантехника», повторил свой вопрос Саша. — Отпусти ее, она ни в чем не виновата. Говори со мной. Мои дела — это мои дела, она здесь ни при чем.
