Охти мне! знать, пришли последни времена;

Предвижу я твое, природа, разрушенье!..»

При этом слове вдруг, с восторгом на лице,

Племянница к нему вбежала.

«Простите, дядюшка! нас матушка послала

С мадамой в Летний сад. Все, все уж на крыльце,

Какой же красный день!» — И вмиг ее не стало.

«Какая ветреность! Вот модные умы! —

Мудрец наш заворчал. — Такими ли, бывало,

Воспитывали нас? Мой бог! всё хуже стало!»

Читатели! Подагрик — мы.

   <1803>

358. БАШМАК, МЕРКА РАВЕНСТВА{*}

«Да что ты, долгий, возмечтал?

Я за себя и сам, брат, стану», —

Грудцою наскоча, вскричал

Какой-то карлик великану.

— «Твои, мои — права одни!

Не спорю, что равны они, —

Тот отвечает без задору, —

Но мой башмак тебе не впору».

   <1803>

359. КНИГА «РАЗУМ»{*}

В начале мирозданья,

Когда собор богов,

Не требуя себе ни агнцев, ни цветов,

Всех тварей упреждал желанья,

В то время — слух дошел преданием до нас —

Юпитер в милостивый час

Дал книгу человеку,

Котора заменить могла библиотеку.

Титул ей: «Разум» — и она

Самой Минервою была сочинена

С той целью, чтобы в ней все возрасты узнали

Путь к добродетели и счастливее стали;

Однако ж в даре том небесном на земли

Немного прибыли нашли.

Читая сочиненье,

Младенчество одни в нем видело черты;

А юность — только заблужденье;

Век зрелый — поздно сожаленье;

А старость — выдрала листы.

   <1803>

360. ОСЕЛ, ОБЕЗЬЯНА И КРОТ{*}

Не диво ли? Осел вдруг ипохондрик стал!

Зарюмил, зарычал,

Зачем неправосудны боги

Быкам крутые дали роги?

А он рожден без них, а он без них умрет!

Дурак дурацкое и врет;

Он, видно, думал, что в народе

Рога в великой моде.

Как Обезьяну нам унять,

Чтоб ей чего не перенять?

Ну, и она богам пенять:

Зачем, к ее стыду, печали,

Они ей хвост короткий дали?

«А я и слеп! Зажмите ж рот!» —

Сказал им, высунясь из норки, бедный Крот.

   <1803>

361. МОЛИТВЫ{*}

В преддверьи храма

Благочестивый муж прихода ждал жреца,

Чтоб горстью фимиама

Почтить вселенныя творца

И вознести к нему смиренные обеты:

Он в море отпустил пять с грузом кораблей,

Отправил на войну любимых двух детей

В цветущие их леты

И ждал с часа на час от милыя жены

Любови нового залога.

Довольно и одной последния вины

К тому, чтоб вспомнить бога.

Увидя с улицы его, один мудрец

Зашел в преддверие и стал над ним смеяться.

«Возможно ль, — говорит, — какой ты образец?

Тебе ли с чернию равняться?

Ты умный человек, а веришь в том жрецам,

Что наше пение доходит к небесам!

Неведомый, кто сей громадой мира правит,

Кто взглядом может всё творенье истребить,

Восхочет ли на то вниманье обратить,

Что неприметный червь его жужжаньем славит?

Подите прочь, ханжи, вы с ладаном своим!

Вы истинный веры чужды.

Молитвы!.. нет тому в них нужды,

Кто мудрыми боготворим».

— «Постой! — здесь набожный его перерывает. —

Не истощай ты сил своих!

Что богу нужды нет в молитвах, всякий знает,

Но можно ль нам прожить без них?»

   <1803>

362. ГОРЕСТЬ И СКУКА{*}

Бедняк, не евши день, от глада

Лил слезы и вздыхал;

Богач от сытости скучал,

Зеваючи средь сада.

Кому тяжелее? Чтоб это разрешить,

Я должен мудреца здесь слово приложить:

От скуки самое желанье отлетает,

А горести слезу надежда отирает.

   <1805>

363. ДВЕ ЛИСЫ{*}

Вчера подслушал я, две разных свойств Лисицы

Такой имели разговор:

«Ты ль это, кумушка! давно ли из столицы?»

— «Давно ль оставила я двор?

С неделю». — «Как же ты разъелась, подобрела!