Разливательницу пива...

Словом — всем пришли на память

Золотые сердца годы,

Золотые грезы счастья,

Золотые дни свободы...

И — история не знает,

Сколько длилося молчанье

И в каких странах витали

Души черного собранья...

Был в собраньи этом старец,

Из пустыни вызван папой

И почтен за строгость жизни

Кардинальской красной шляпой, —

Вспомнил он, как там, в пустыне,

Мир природы, птичек пенье

Укрепляли в сердце силу

Примиренья и прощенья, —

И, как шепот раздается

По пустой, огромной зале,

Так в душе его два слова:

«Жалко Гуса», — прозвучали;

Машинально, безотчетно

Поднялся он и, объятья

Всем присущим открывая,

Со слезами молвил: «Братья!»

Но, как будто перепуган

Звуком собственного слова,

Костылем ударил об пол

И упал на место снова.

«Пробудитесь, — возопил он,

Бледный, ужасом объятый, —

Дьявол, дьявол обошел нас!

Это глас его, проклятый!..

Каюсь вам, отцы святые!

Льстивой песнью обаянный,

Позабыл я пребыванье

На молитве неустанной —

И вошел в меня нечистый! —

К вам простер мои объятья,

Из меня хотел воскликнуть:

«Гус невинен». Горе, братья!..»

Ужаснулося собранье,

Встало с мест своих, и хором

«Да воскреснет бог» запело

Духовенство всем собором, —

И, очистив дух от беса

Покаяньем и проклятьем,

Все упали на колени

Пред серебряным распятьем, —

И, восстав, Иоганна Гуса,

Церкви божьей во спасенье,

В назиданье христианам,

Осудили — на сожженье...

Так святая ревность к вере

Победила ковы ада!

От соборного проклятья

Дьявол вылетел из сада,

И над озером Констанцским,

В виде огненного змея,

Пролетел он над землею,

В лютой злобе искры сея.

Это видели: три стража,

Две монахини-старушки

И один констанцский ратман,

Возвращавшийся с пирушки.

   1859

ПОЭТ И ЦВЕТОЧНИЦА

(Гётевская элегия)

Она Высыпь цветы из корзины у ног моих, милый.

Сядь и уж мне не мешай!.. Скоро смеркаться начнет.

Он Что за хаос вкруг тебя! И над ним, как Любовь,

ты склонилась

Мыслью готова в него жизнь и гармонию влить!

Она Розы не трогай: чудесные розы! Из них загляденье

Выйдет венок — и тебе этот венок я подам!

Он Как мне забавно всегда! На пиру ты венок мне подносишь!

Я равнодушным кажусь — сам же весь занят тобой!

Она Ты не глядишь на меня, но я чувствую взгляд твой горячий...

Точно сребристую сеть я за собой волочу!

Он Это влечет тебя сердце мое в уголок наш укромный,

Где ты — как Флора в цветах, и у колен твоих я.

Она Да, а сойдемся мы здесь — от меня ты уж мыслью далеко!

Вот и теперь не глядишь... Что же ты вдруг замолчал?

Он Вот что я вспомнил: был Павзий, художник; любил он Гликеру;

Плесть мастерица была эта Гликера венки.

Она Это — как будто бы мы! Только ты не художник, а лучше —

Фебом любимый поэт! гордость и слава Афин!

Он Эту Гликеру прелестнейшей девушкой, милым ребенком

Он всю в цветах написал — и обессмертил себя!

Она Что же? и ты обессмерть себя славной поэмой!.. Я часто

Думаю: что бы тебе нашу любовь описать?.