Хоть он в моих устах теряет сто процентов;

Хоть ныне далеки мы от блаженных дней,

Дней буйных праздников, гусарских кутежей,

Уездных Ариадн, языковских студентов;

Хоть этих лиц теперь почти уж боле нет,

Хотя у нас теперь иные люди, нравы, —

Но всё еще поймем мы были прошлых лет

И дедов старые проказы и забавы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1 Жил на Песках один чиновник. Звали

Его Василий Тихоныч Крупа.

Жил тихо он. В дому лишь принимали

По праздникам с святой водой попа;

А братии своей мелкочиновной

Он никогда почти не приглашал,

Хоть знали все, что службой безгреховной

Он тысячу рублишек получал,

Да дом имел, дочь в пансионе даром,

Так «скуп старик» — все говорили с жаром.

2 Когда бы вы увидели его,

Вы, чуждые чиновничьего мира,

«Чудак, чудак!» — сказали б про него;

И воротник высокий вицмундира,

И на локтях истертое сукно,

Уста без жизни, волосы клочками,

Глаза тупые с бледными зрачками, —

Да, точно б вы сказали: «В нем давно

Всё человечество умерщвлено».

3 Он двигался, как машина немая;

Как автомат, писал, писал, писал...

И что писал — почти не понимал;

На благо ли отеческого края,

Иль приговор он смертный объявлял —

Он только буквы выводил... Порою

Лишь подходил к соседу стороною,

Не для того, чтобы прогнать тоску

Иль сплин, а так... понюхать табачку.

4 Над ним острился молодой народ:

«Чай, в сундуках у вас есть капиталец,

А ведь, злодей, к себе не позовет.

— Что деньги вам: ведь вы один, как палец.

— Куда-те! Говорят, что дочка есть.

Скажите! Что, на вас она похожа?

— Ну, если так, вам небольшая честь.

— И у нее шафрановая кожа?»

Старик молчит или, поднявши глаз,

Из-за пера шепнет: «Получше вас».

5 Так жизнь его ползла себе в тиши,

Без радости и без тоски-злодейки...

Ни разу не смущал его души

Ни преферанс задорный по копейке,

Ни с самоваром за город пикник.

Но вдруг все в нем заметили движенье,

Стал о погоде говорить старик

И цену спрашивал французских книг;

Видали, он на Невском, в дождь, в волненьи,

Глядел в окно у магазина мод —

«Ишь, старый черт!.. Кого-нибудь да ждет».

6 Однажды встал он рано; задыхаясь,

Всю ночь почти он глаза не смежил.

Вздел туфли и открыл окно. Он был

Тревожим чем-то, так что, одеваясь,

Наместо колпака чуть не надел

Чулок. Был праздник; день светился яркий;

Кругом далеко благовест гудел;

Тут в берегах тесьмой канал блестел:

В кружок теснясь, за миской щей на барке

За полдником сидели бурлаки...

Какое утро с свежестью и жаром!

Земля как будто дышит ранним паром,

А небеса так сини, глубоки!

7 Василий Тихоныч открыл окошко

Другое, в сад, — и ветерок с кустов,

Как мальчик милый, но шалун немножко,

Его тихонько ждавший меж цветов,

Пахнул в лицо ему, в покой прорвался,

Сор по полу и легкий пух погнал,

На столике в бумагах пошептал

И в комнате соседней потерялся.

Василий Тихоныч глядел кругом

На зелень, на сирень, большим кустом

Разросшуюся там, — и улыбался.

8 Единственной забавою всегда

И собеседником его, и другом

Был чижик. С ним одним между досугом

Он разговаривал, и иногда

Не только о вещах обыкновенных,

Но даже о предметах отвлеченных.

Почувствовав прохладный ветерок,

Чиж стал скакать по клетке и забился;

Вдруг сел, чирикать начал и залился

Потом так громко, чисто, как звонок.

Василий Тихоныч, ему с улыбкой

Грозя, речь начал: «Что, куда так шибко?

Что, Шурочка, распелся так куда?

Что весел так? Иль знаешь разве?.. А?