Прорвавши свод аллеи вековой,

Вдруг обольет неведомым сияньем

Покров, главу смуглянки молодой:

Картина, полная очарованьем!

Для пришлеца она как пышный сон!

Ее любил Владимир; тихо он

Бродил, но посреди толпы и шума

Обычная теснилася в нем дума.

4 Любил он видеть праздник сей живой

И тип племен в толпе разнонародной.

Какая смесь! Сыны страны холодной

Сюда стеклись, гонимые хандрой;

Там немец, жесткий, будто пня отрубок,

С сигарою и флегмою своей,

И фраскатанка с негой алых губок

И с молнией полуденных очей;

Француз, в своих приемах утонченный,

И селянин Кампании златой

С отвагою и ловкостью врожденной;

И важный бритт, предлинный, препрямой,

Всех сущих гидов строгий комментатор,

И подле — огненный импровизатор.

5 А русские?.. Там много было их,

Но уклонялся русский наш от них.

Как сладко нам среди чужих наречий

Вдруг русское словечко услыхать!

Так рад! Готов, как друга, ты обнять

Всю Русь святую в незнакомой встрече!

Захочется так много рассказать

И расспросить... Но вот удар жестокий,

Когда в своих объятиях найдешь

Всё тех же, от кого бежал далеко,

Как горько тут порыв свой проклянешь!

6 Тот вывез из степей всё то ж татарство,

Средь пышности ничтожность, пустоту,

Тщеславие наследственного барства

Или вчерашних титулов тщету;

Без мненья голова, а речь педанта;

Всё русское ругает наповал;

Всё чуждое превыше всех похвал;

Всего коснется — от червя до Данта;

7 Сан вес дает речам его тупым;

Осудит он как раз Микеланджело,

И приговор его непогрешим,

Как приговор подписанного дела.

Отчаянный в речах радикалист,

Иль демагог, иль буйный кондотьери,

А между тем вчера дрожал как лист

Вельмож блестящих у приемной двери.

8 Другого есть покроя молодцы:

Те чужды всем идеям басурманским,

Им храм Петра ничто перед Казанским

И лучше винограда огурцы;

По ним, весь запад сгнил в мечтах бесплодных,

И Тьер, Гизо, О'Коннель — дураки,

И во сто раз счастливее свободных

Живут их крепостные мужички.

9 На бледные смотря их поколенья,

Владимир часто думал: «Боже мой!

Ужели плод наук и просвещенья

Купить должны мы этой пустотой,

Ничтожностью, развратом униженья?

О русские, ведь был же вам разгул

Среди степей, вдоль Волги и Урала,

Где воля дух ваш в брани укрепляла;

Ведь доблестью горел ваш гордый взор,

Когда вы шли на Ярославов двор,

И вдохновенные отчизной речи

Решили спор на Новгородском вече;

Не раз за честь родной своей земли

Вы города и храмы ваши жгли,

Не склонные нести, в уничиженье,

Чужую цепь и стыд порабощенья;

Ужель, когда мессия наш восстал,

Вас пробудил и мир открыл вам новый,

В вас мысль вдохнул, вам жизнь иную дал, —

Не вняли вы его живое слово

И глас его в пустыне прозвучал?

И, грустные, идете вы как тени,

Без силы, без страстей, без увлечений?

Или была наука вам вредна?

Иль, дикого растлив, в ваш дух она

Не пролила свой пламень животворный?

Иль, лению окованным позорно,

Не по плечу вам мысли блеск живой?

Упорным сном вы платите ль Батыю

Доселе дань, и плод ума порой,

Как лишний сор, сметается в Россию?

И не зажгла наука в вас собой

Сознания и доблестей гражданства,

И будет вам она кафтан чужой,

Печальное безличье обезьянства?..

. . . . . . . . . . . . . . . . .

10 Родной язык, язык баянов давных,

Боярских дум и княжеских пиров,

Ты изгнан из блистательных дворцов!

Родной язык, богатый, как природа,

Хранитель слез, надежд и дум народа,

Чем стал ты? Чем? Невежества клеймом

И речью черни; барин именитый —