И падают столбы то там, то тут,
Столб за столбом... И взор кругом блуждает
И ищет им замены — тщетный труд!
И старость грустно, грустно повторяет:
«Конец всему!» И вот на этот суд
Ответствует ей юность: «Только с нами
Явился свет, ожиданный веками!
Прочь, привиденья мрака! мы идем!»
И — боже мой! — два возраста! два стана!
Там крик «спасай!», там возглас «напролом!».
Подумаешь — восстание титана
Против богов! И молнии и гром!
Ормузд в борьбе с сынами Аримана!
Всё есть там: оба Брута, Цинцинат
И даже — монтаньяры и Марат!..
Но это там, на высотах, те бури!
А здесь, в полях, — торжественный покой!
Лишь пенье птички, вьющейся в лазури,
Да голос жниц... пожалуй — ветра вой,
Да крик ребят, да споры сельских фурий...
Над всем же благовест, над всей страной
Вещающий о боге и о небе,
Что «будешь сыт не о едином хлебе!..»
Иной здесь мир!.. Отсюда тех высот
Волнения, те возгласы, те стоны —
Одна лишь зыбь на океане вод!
Своя здесь жизнь, свои у ней законы,
Своя у ней история идет,
Само собой, сквозь всякие препоны,
В сердцах растет, что в них заложено, —
Не нами насажденное зерно...
2
Поэма — и в октавах! Стало быть —
Тут будет смех, и шутка, и остроты...
Хоть, признаюсь, не мастер я острить,
Да и шутить, ей-богу, нет охоты!
Теперь все шутят — без того и жить
Почти нельзя: свести пришлось бы счеты
Со многим, что так за сердце щемит!
А шутка всё покроет, хоть на вид!
Моя поэма — песнь тревожной Музы!
Дай волю ей — слезами б изошла!
И я беру тройных созвучий узы
И шутку — obligato,[96] — чтоб была
В них для ее порывов — род обузы,
Чтоб в высший свет она теперь вошла,
Собой владея и в порядке строгом...
Не выдержит, пожалуй... Ну да с богом!
1874-1875
ВАЯТЕЛЮ
(ЧТО ДОЛЖЕН ВЫРАЖАТЬ ПАМЯТНИК ПУШКИНУ)
Изобрази ты в нем поэта,
Чтоб, в царстве мысли царь, он был
Исполнен внутреннего света,
Да им и нас бы охватил!
1875
«ЛЮБЛЮ ЕГО — НЕ БАЛОВНЕМ ЛИЦЕЯ..»
Люблю его — не баловнем Лицея,
Питомцем чуждых муз — и на заре годов
Уже поклонником Фернея
Вслед офранцуженных отцов;
Не юношей, чей расцветавший гений,
И свежесть чувств, и первый сердца пыл
Под звуки Байрона уж отуманен был
Налетом им не прожитых сомнений...
Люблю его, когда уже прозрел
Он в этой мгле блистательной, но ложной —
И ранней славы блеск счел мишурой ничтожной,
И правды захотел.
Прочь Чайльд Гарольдов плащ! долой всю ветошь эту!
В искусстве мы должны пробить свою тропу!
Прочь возгласы, которыми поэту
Легко так волновать толпу, —
Нет, независимость от всякого кумира
И высшее из благ, в себе — лишь прямоты
И правды внутренней ища в явленьях мира,
Познал он тайну красоты.
1879 или 1880
ЭПИГРАММЫ
1
За обе щеки утирал
Постом говядину какой-то кардинал
И проповедывал, что может быть угоден
Всевышнему лишь тот, кто плоть свою смирял.
Так галлицизмами доказывал Погодин,
Что должен завсегда писатель быть народен.
Первая половина 1840-х годов
2
И. И. Л. в 1850-м году
Говорят в вас, анонимом,
Луи Блан, Жорж Занд, Прудон,
Фейербах с почтенным Гримом,
Иногда и Пальмерстон —
Что прочли вы днем и на ночь...
Одного бы я желал,
Чтобы в вас Иван Иваныч
Сам мне что-нибудь сказал.
1850
3
С народом говори, не сдержанный боязнью
Придворных развратить, а паче же всего
Чиновников. О царь, начни за воровство
На Красной площади казнить торговой казнью.
