Грустный, блуждая в лесу обнаженном,

В чаще глубокой под дубом и елью

Мирно уснувших двух нимф я увидел.

Ветер играл их густыми власами,

Веял, клубил их зеленые ризы,

Нежно их жаркие лица лобзая.

Вдруг за горами послышался топот,

Лаянье псов и охотничьи роги.

Нимфы проснулись: одна за кустами,

Шумом испугана, в чащу сокрылась,

Робко дыханье тая; а другая,

С хохотом резким, с пригорка к пригорку,

С холма на холм, из лощины в лощину

Быстро кидалась, и вот, за горами,

Тише и тише... исчезла... Но долго

По лесу голос ее повторялся.

   1840

«Я В ГРОТЕ ЖДАЛ ТЕБЯ В УРОЧНЫЙ ЧАС...»

Я в гроте ждал тебя в урочный час.

Но день померк; главой качаясь сонной,

Заснули тополи, умолкли гальционы:

Напрасно!.. Месяц встал, сребрился и угас;

Редела ночь; любовница Кефала,

Облокотясь на рдяные врата

Младого дня, из кос своих роняла

Златые зерна перлов и опала

На синие долины и леса, —

Ты не являлась...

   1840-1841

ПУСТЫННИКУ

Дай нам, пустынник, дубовые чаши и кружки,

Утварь, которую режешь ты сам на досуге;

Ставь перед нами из глины кувшины простые

С влагой студеной, почерпнутой в полдень палящий

В этом ручье, что так звонко меж камнями льется,

В мраке прохладном, под сенью дуплистыя липы!

Вкусим, усталые, сочных плодов и кореньев;

Вспомним, как в первые веки отшельники жили,

Тело свое изнуряя постом и молитвой;

И, в размышлениях строгих и важных,

Шутку порой перекинем мирскую.

   <1840>

ПРИЗЫВ

Уж утра свежее дыханье

В окно прохладой веет мне.

На озаренное созданье

Смотрю в волшебной тишине:

На главах смоляного бора,

Вдали лежащего венцом,

Восток пурпуровым ковром

Зажгла стыдливая Аврора;

И, с блеском алым на водах,

Между рядами черных елей,

Залив почиет в берегах,

Как спит младенец в колыбели;

А там, вкруг холма, где шумит

По ветру мельница крылами,

Ручей алмазными водами

Вкруг яркой озими бежит...

Как темен свод дерев ветвистых!

Как зелен бархат луговой!

Как сладок дух от сосн смолистых

И от черемухи младой!

О други! в поле! Силой дивной

Мне утро грудь животворит...

Чу! в роще голос заунывный

Весенней иволги гремит!

   1838, Ораниенбаум

ПРИАПУ

Сад я разбил; там, под сенью развесистых буков,

В мраке прохладном, статую воздвиг я Приапу.

Он, возделатель мирный садов, охранитель

Гротов и рощ, и цветов, и орудий садовых,

Юным деревьям даст силу расти, увенчает

Листьем душистым, плодом сладкосочным обвесит.

Подле статуи, из грота, шумя упадает

Ключ светловодный; его осеняют ветвями

Дубы; на них свои гнезда дрозды укрепляют...

Будь благосклонен, хранитель пустынного сада!

Ты, увенчанный венком из лозы виноградной,

Плюща и желтых колосьев! пролей свою благость

Щедрой рукою на эти орудья простые,

Заступ садовый, и серп полукруглый, и соху,

И нагруженные туго плодами корзины,

   1840, Каболовка

«НА МЫСЕ СЕМ ДИКОМ, УВЕНЧАННОМ БЕДНОЙ ОСОКОЙ...»

На мысе сем диком, увенчанном бедной осокой,

Покрытом кустарником ветхим и зеленью сосен,

Печальный Мениск, престарелый рыбак, схоронил

Погибшего сына. Его возлелеяло море,

Оно же его и прияло в широкое лоно,

И на берег бережно вынесло мертвое тело.

Оплакавши сына, отец под развесистой ивой

Могилу ему ископал и, накрыв ее камнем,

Плетеную вершу из ивы над нею повесил —

Угрюмой их бедности памятник скудный!

   1840

«ВСЁ ДУМУ ТАЙНУЮ В ДУШЕ МОЕЙ ПИТАЕТ...»

Всё думу тайную в душе моей питает:

Леса пустынные, где сумрак обитает,

И грот таинственный, откуда струйка вод

Меж камней падает, звенит и брызги бьет,

То прыгает змеей, то нитью из алмаза

Журчит между корней раскидистого вяза,