Факел брошен в темный погреб...

Дрогнул дол, удар раздался —

И на месте черной башни

Дымный столб заколебался.

   <1860>

ЗАВЕЩАНИЕ

Собирайтесь, паликары!

Умирает капитан!

Умирает он от честных,

От святых турецких ран!

Умереть, друзья, не страшно,

Да могила мне страшна...

Тёмно, тесно... Одинокий

В ней лежи и спи без сна!

Съест земля и фес, и долман,

Меч, не ржавевший в крови,

И усы мои, и брови,

Брови черные мои!..

Нет, меня не зарывайте,

Братцы, в землю! На горе

Вы меня поставьте стоймя

Во гробу, лицом к заре.

В гробе окна прорубите,

Чтоб мне веяло весной,

Чтобы ласточки, кружася,

Щебетали надо мной!

Чтоб из гроба я далеко

Мог бы турок различать,

Чтоб направо и налево

Мог им пулю посылать.

   <1860>

«СОРОК КЛЕФТОВ НА ЗИМОВКИ...»

Сорок клефтов на зимовки

Возвращалися домой,

Малый наняли кораблик, —

Да похвастали казной.

Корабельщик — плут-албанец!

К островку он пристает.

«Погуляйте-ка тут, братцы,

Переждем, гроза идет!»

И на остров вышли клефты

(Он был мал, и дик, и гол),

А меж тем поставил парус

Корабельщик — и ушел.

Через сорок дней приходит

За добычею своей:

Только двое шевелятся

Меж разбросанных костей;

Жив был Яни, — весь искусан, —

И Георгий чуть дышал;

У него ж голодный Яни

Ноги тощие глодал.

   <1862>

ЧУЖБИНА

Умереть не дай бог на чужбине!

Видел я, как пришлых там хоронят!

Без попа, без свеч и без кадила,

Не помазав миром, не отпевши,

Где пришлось зароют, как собаку!

Как пахать потом приедут землю,

С гор пригонят двух волов рогатых,

В плуг впрягут, и молодец удалый

Понуждать в бока начнет их саблей,

И по первой борозде глубокой

Из земли да выкинет он ноги,

По другой — красавца паликара...

Завопит, завоет бедный пахарь:

«Будь такой да у меня товарищ,

Я бы съесть земле его так не дал!

Я пошел бы к морю, к синю морю,

На широкое б пошел поморье;

Я б нарезал тростнику морского,

Смастерил бы гроб ему просторный,

Я б в гробу постлал ему постелю,

Всю б цветами, ландышами выстлал,

Всю бы выстлал свежим амарантом!»

   <1860>

БОРЬБА СО СМЕРТЬЮ

Удалец с горы сбегал в долину,

Феска набок, волосы кудрями.

Смерть за ним с вершины примечала,

И в обход пустилась, и в ущелье

Вдруг ему дорогу заступила.

«Ты куда, красавец, и откуда?»

— «Я из стана, пробираюсь к дому».

— «За каким торопишься ты делом?»

— «Захватить хочу вина и хлеба

И тотчас назад вернуся в горы».

— «Не захватишь ни вина, ни хлеба

И назад ты в горы не вернешься.

Я тебя давненько поджидаю».

Усмехнулся молодец удалый,

Оглядел он Смерть, встряхнул кудрями.

«Я, — сказал, — отдамся только с бою.

Если хочешь, попытаем силы:

Сломишь ты — бери мою ты душу,

Я сломлю — сама ты мне послужишь»,

— «По рукам», — костлявая сказала.

По рукам ударили. Схватились.

Бились два дня, билися две ночи;

Всю траву ногами притоптали;

На колено гнули и с отмаху,

Смерть давно бока ему ссадила;

У нее самой трещали кости,

А как хватит он на третье утро,

На ногах насилу устояла.

Да за то уж вдруг рассвирепела

И как схватит молодца за кудри,

Как рванет — и грянулся он оземь,

Словно дуб, поваленный грозою.

Смерть тотчас на грудь к нему вскочила,

Принялась душить его под горло.