Твоих овец ты б увела, вожатый,

Не разлучив, в желанные врата!

И на одной застыли б мы постели,

Она и я, к устам прижав уста;

И на костре б одном сердца сгорели;

И две руки единого креста

В борении одном закостенели».

6

Мне Смерть в ответ: «Гляди: мой свет — палит.

Я — пламенник любви. Твоя Психея

Вперед, святой купели вожделея,

Порхнула в мой огонь. Он утолит

Желанье душ, которым Дух велит

Светить Земле, светясь и пламенея.

К родной ушла родная тень. Позднее

Расплавится твой слитый монолит.

Желай, и жди. Когда благословеньем

Моих олив благословен союз,

То вечность — верь — испытана мгновеньем.

Живых мне не дано расторгнуть уз.

Что жить должно, смеется над забвеньем.

В день третий я — вожатый в Эммаус».

7

Как мертвый угль, перекален раскалом,

Ожив, родит ковчежец солнц — алмаз, —

Слеза скупая канула из глаз

И в скляницу легла живым кристаллом.

И Гостья мне: «Любви творю наказ —

Дань слез твоих смесить в сосуде малом

С печалью той, что, светлым покрывалом

Одетая, здесь плакала не раз

Над тем, кто мертв и — как лагуна молом —

Закрыт от волн живых. Но как черна

Тюрьма корней, а цвет цветет над долом,

И всё корней и цвета жизнь одна:

Так всё ты с ней. Клянусь твоим оболом,

Что ты мне дашь: тебя возьмет она».

8

Сказала. Я — взглянул, и призрак милый

На миг блеснул, примнилось, надо мной,

Но, выпитый лазурной глубиной,

Прозрачности небесною могилой,

Истаял в свет, где семицветно-крылой

Невестою и Вечною Женой,

Цветя, манил в предел заповедной

Сад Радуги детей Земли унылой.

О Матерь-Твердь! Невеста-Смерть! Прейду

И я порог и вспомню, вспоминая.

Сказала Ты: «иди!» — и Ты: «приду».

Ты — Дверь Любви, и Ты — любовь родная!

Единой я — в Тебе, единой, жду.

Тесна любви единой грань земная...

9

И в духе был восхи́щен я вослед

Ушедшей в свет от сей юдоли скудной.

Блуждали мы в долине изумрудной —

И слышим весть внезапную: «конь блед».

Вот бледный конь; и на коне побед,

Навстречу нам, с холмов, тропой безлюдной,

Путь медленный склоняет всадник чудный;

И покрывалом бледным он одет.

И бледный лик сверкнул нам и угрозой

Красы неизреченной сердце сжег...

Был Ангел он — иль Дева?.. С алой розой

В руке, он ехал... И у наших ног

Упала роза... Призрак реял мимо...

Так вяжет Смерть сердца нерасторжимо.

СЕСТИНА{*}

Пьяный плющ и терен дикий,

И за терном — скал отвес,

Стремь — и океан великий

До безбрежности небес...

Солнце тонет, мир покорен,

Звезды те ж выводит твердь.

Жизнь венчает дикий терен,

Пьяный плющ венчает смерть.

«Кормчие звезды» («Венец Земли», из песен о Северном Корнваллисе)

314. СЕСТИНА

1

У зыблемых набатом Океана

Утесов, самоцветные пещеры

Таящих за грядами косм пурпурных, —

Мы смуглых долов разлюбили лавры,

Следя валов по гулкой мели руны,

И горьких уст нам разверзались гимны.

2

Как благовест, пылали в духе гимны

Отзывных уст набатам Океана,

Обетные в песках зыбучих руны;

И влажные внимали нам пещеры,

И вещие чело венчали лавры,

По тернам Вакх горел в плющах пурпурных.

3

 Но, трауром повиты трав пурпурных,

Крестились вы в купелях горьких, гимны!

И на челе не солнечные лавры —