«Чуть за морем сойдешь ты, бранник бледный,

В эфирный гроб —

Дрожь чутких сфер, и ржанье груди медной,

И медный топ

Уже вестят Заре неусыпимой

Багряных врат,

Что он грядет во славе нестерпимой,

Мой сын, твой брат!

Бегу его, — но меч крылатый брызжет —

Уж он в груди! —

И всё, что он зачал, и всё, что выжжет,

Поет: „Гряди!“

И я молю, любовию палима:

„Мертви меня!

Огня хочу! Хочу неутолимо,

Мой сын, огня!

Рази же! Грудь отверста копьям ярым!

Ее мертви!

Но сам — дыши божественным пожаром!

Но сам — живи!

Один — живи...“ Увы мне! Лук незримый

Уж напряжен...

Стрела летит... Мой бог необоримый,

Мой бог — сражен!..»

Твой сын угас!.. Истома скорби дремлет...

«О, не буди!» —

И снова миг у Ночи Свет отъемлет...

«Иль — победи...»

2 ВРЕМЯ{*}

Смерть и Время царят на земле:

Ты владыками их не зови! Вл. Соловьев

И в оный миг над золотой долиной

Плыла луна...

Душа скорбит — с собой самой, единой,

Разлучена!

Устала ты, невольница Мгновенья,

Себя рождать,

Свой призрак звать из темного забвенья,

Свободы ждать —

И воскресать, и, разгораясь, реять,

И прозирать,

Отгулы сфер в отзывах струн лелеять —

И замирать...

Прекрасное, стоит Мгновенье. Вечность

Хранят уста.

Безгласное, твой взор один — вся Вечность,

Вся Красота!

И к призраку подъемлю трижды длани,

И, трижды, он,

Как тонкий хлад, бежит моих желаний,

Как чуткий сон...

И Ткач всё ткет; и Демон от погони

Не опочит.

Как мертвый вихрь, несут нас глухо кони —

Нас Время мчит.

Глядеть назад с бегущей колесницы —

Живых удел,

Где плачет свет неведомой денницы

На Асфодел.

Надежда нам и Смерть поют: «Забвенье!

Не сожалей!» —-

«Воспомни всё и воскреси Мгновенье!» —

Цветы полей.

И, разлучен, единой молит встречи

Единый лик...

И шепчет вслед непонятые речи

Души двойник.

3 ПСИХЕЯ{*}

Γῆς παῖς είμι καί οὺρανοῦ αστερόεν — τος,

δίψη δ´ είμί αῠη καί άπόλλυμαι άλλά δότ αίψα

ψυχρόν ῠδωρ προρέον τῆς Мνημο — σύνης άπό λίμνης. Orph.^[1]

Мне снилися: утесами задвинут,

Темничный дол;

И ночь небес; и — веснами покинут —

Безлистный ствол;

И узница под ним, слепой темницей

Окружена,

И сонм людей, идущих вереницей

Чрез двери сна.

Была ль мне мать, жена ль она, сестра ли,

Была ли дочь, —-

Ах! было мне не вспомнить — и печали

Не превозмочь!

И скорбного влекла к ней безглагольно

Любви тоска:

Так сладостно была мне и так больно

Она близка.

Я вопросить горел — о чем?.. Немела

Пред Роком речь...

Мой взор назвал, чего и мысль не смела,

И мысль наречь...

«Да» бедных уст молил я, упреждая:

«Со мной иди!..»

— «Когда ты тот, кого ищу, блуждая, —

О, изведи!..»

И каждого я звал из шедших мимо:

«Не ты ли, брат,

Ту изведешь, что здесь в цепях томима,

Из горьких врат?»

И с лестью «брат» я говорил притворной:

Зане был я,

Кто мимо шел — и чей был взор укорный

Мой судия.

И все прошли... Одна из тверди зрящей

Звезда моя

Глядела в дол: и луч животворящий —