Более конкретная, углублённая методическая помощь начальным школам оказывалась на совещаниях «кустовых методических объединений» (КМО). Желоховская школа была прикреплена к Сильковской семилетке. В настоящее время существует похожее КМО с прикреплением «девятилеток» к ближайшим средним школам.

Копии направленных в РОНО сведений о детях дошкольного возраста говорят о большой демографической беде первых послевоенных лет, принесённой войной в Желохово. Если с 1939 по 1942 годы в деревне рождалось по 10–16 детей, то в последующие годы – от 2 до 6 малышей. Такая тенденция характерна и для всей страны.

В те годы вместе с родителями принимали участие в тяжком труде по восстановлению народного хозяйства, разрушенного войной, все дети от мала до велика. Школа и колхоз тесно взаимодействовали. Это помогало выживать деревне, а школе воспитывать трудолюбивое, уважительное, восприимчивое к чужой беде поколение ребят.

Здание Сильковской школы в 2020 году. (Директор школы Л. М. Петухова)

Характерен пример из более поздних времён. Директор Головнинской школы А. А. Слонков с председателем колхоза «Новый путь» Комаровым «выбили» деньги на строительство новой школы. В Головнино продолжали учиться после начальных классов и желоховские ребята. Подрядчика было найти трудно. Приняли решение возводить здание хозяйственным способом: деньги и материалы выделяет райисполком, а работа производится своими силами. Вот тогда и возникла поистине народная стройка, в которой самое непосредственное участие принимали родители и школьники на страх и ответственность директора школы.

К тому времени у Алексея Александровича Слонкова был богатый педагогический и организаторский опыт, приобретённый после возвращения с войны в Нижних Вырках, где он учительствовал. Его школьники там неоднократно были призерами Всесоюзной сельскохозяйственной Выставки, ездили в Москву как юные мичуринцы, проводившие интересные научные исследования в своём школьном саду, заложенном под умелым руководством учителя.

Интересна судьба этого учителя. Его дед с берегов Вырки попал в прислуги к семье Л. Н. Толстого в Ясную Поляну. В Ясной Поляне воспитывался его отец наравне с внуком великого писателя. Вместе с «барчуком» отец получил отличное военное образование в Санкт – Петербурге. Потом яснополянский друг эмигрировал, а Слонков – старший стал красным командиром, закончившим боевой путь в звании полковника Советской Армии на должности коменданта прибалтийского города Клайпеды, освобожденного от фашистов.

15 августа 1918 года открылись Калужские пехотные курсы. Первым заведующим курсами был А. Л. Чижевский, а в состав преподавателей наравне с другими входили и Малиновский – будущий министр обороны СССР в 60-е годы прошлого столетия, и Слонков – старший, который чуть не попал под каток репрессий в 1937 году. Сын Слонкова – Алексей Александрович – тоже немало прошагал по фронтовым дорогам, прежде чем вернулся на родину, к преподавательской деятельности в сельской школе.

Углубляясь в чтение найденных документов, ощущаешь двойственность отражённых в них событий. С одной стороны события происходили, кажется, очень давно, ещё в первой половине двадцатого века. Но с другой стороны я в это время уже существовал, голопузым двухлеткой «буксовал» по грязи разбитого большака вслед за проходящими мимо нашего дома натружено урчащими в колеях дороги лесовозами, которые возили бревна на железнодорожную станцию Судимир, где разбомблённый вокзал только что начали восстанавливать военные строители. А мои старшие братья после возвращения из фашистского концлагеря учились в такой же сельской школе, с такими же послевоенными проблемами, отец с матерью таскали на себе из леса брёвна, чтобы успеть к зиме построить деревянный дом и до морозов перевести в него семью из землянки. Мой отец родился ещё в девятнадцатом веке, и ему приходилось попадать под газовую атаку «на австрийском фронте» в Первую мировую войну.

Таким образом, далёкая история одних поколений сливается с сегодняшней жизнью других поколений, составляя единую непрерывную вязь истории человечества. И любые документальные, даже случайные, свидетельства вроде найденной невзрачной папки Желоховской школы только укрепляют её.

Здание Ульяно-Ленинской школы сегодня

В областной газете «Весть» (20.07.2005 г.) встретил информацию под заголовком «Бывший медпункт станет школой». В связи с тем, что семилетняя школа, в которой я учился с 1952 по 1959 год, составляла значительный отрезок моего жизненного пути, приведу содержание заметки полностью:

«В поселке Сельхозтехника Жиздринского района с 1 сентября дети Ульяно-Ленинского сельсовета будут учиться в здании бывшего медпункта. Как сообщает районная газета «Искра», более двух десятков лет шёл разговор о необходимости строительства новой школы, поскольку старая находится в аварийном состоянии. Министерству образования культуры и спорта Калужского региона удалось найти оптимальный по затратам вариант. На сумму около шести миллионов рублей в уже существующем двухэтажном помещении будет частично заменена кровля, настелены полы, отремонтированы классные комнаты, заменено отопление, построены котельная и санузел.

Работы ведут строители ООО «Хвастовичская МПМК» во главе с мастером Сергеем Ахмедовым».

Легкую грусть навеяло на меня это сообщение о ликвидации школы в Младенске. Утрачено одно из главных материальных свидетельств моего детства. В той школе учились мои старшие братья после освобождения деревни от немецкой оккупации. А в начале века в ней получил начальное образование мой отец с одним из первых выпусков тогда земской школы. Да и с Судимирским медпунктом были связаны последние годы жизни моего отца, когда этот медпункт имел статус участковой больницы.

Прежнее здание школы находилось в стороне от деревни Младенск. Здание представляло собой большой деревянный дом из толстых бревен. Широкие окна сделаны из мощных дубовых брусьев. Внутренняя часть школы делилась пополам длинным коридором, в который своими дверями выходили классные комнаты. Отопление было печное. Со временем кирпичную кладку одели в бочкообразный футляр из жестяного листа. В зимнюю стужу на переменах ученики старались поближе протиснуться к печке. Тепла не всегда хватало, тогда за партами разрешалось сидеть в пальто. А учителя остались в памяти стоящими у классной доски, и на плечах у них накинуты пальто или теплые шали.

За школой была разбита спортивная площадка с деревянными брусьями, вкопанными в землю, с «П» – образной стойкой, к верхнему брусу которой крепились гимнастические кольца, толстый пеньковый канат и гладкий шест до самой земли. Рядом был песчаный сектор для прыжков. Школьный двор опоясывала штакетная изгородь. Через дорогу стоял старенький флигель. Он был разделен на две части с отдельными входами. С одной стороны, жила семья директора школы, с другой стороны в разное время размещались то учебные классы, то пионерская комната с библиотекой. От флигеля тянулся до самой речки Вельи овощник, за домом был разбит школьный яблоневый сад и огород с посадками картофеля. Все школьные годы мы по первому снегу становились на лыжи и в ближайшем лесу заготавливали еловый лапник, которым обвязывали яблони, чтобы уберечь их от зайцев и мышей.

В любое время года к школе стекалась детвора из ближних деревень по устойчивым тропинкам, набитым сотнями пар ног. Среди старших ребят в одном классе могли учиться дети трех – четырех возрастных групп из-за прокатившейся в наших краях кровавой войны. Особенно тяжелая обстановка была в первые годы. В школе было несколько параллельных классов. Занятия проходили в две смены. Мои старшие братья вернулись с матерью после немецкого концлагеря под осень 1944 года и были вынуждены приспосабливаться к учебе без учебников, без тетрадей. Писали химическими карандашами между газетных строк, на обрывках обоев. Я помню, как братья готовили чернила из свёкольного сока. То есть, сразу после войны школа моих братьев в Жиздринском районе ничем не отличалась от школы Перемышльского района, о которой я рассказываю в первой главе.