Женился брат Винчюлиса. Винчюлис вернулся на работу через три дня, совершенно обессилевший, но принес сколько смог дотащить. Лентяй-то он лентяй, но в таких случаях на четвереньках приползет, а своих друзей не забудет. Мы скинулись еще по парочке рублей. Не на закуску — закуски и так еще осталось, а потому, что правило такое: раз уж складчина — строительные работы временно стопорятся. Это неумолимый закон природы, как сказал прораб. Да и денек выдался на редкость солнечный, теплый в начале квартала.

Собрались все, даже собака сторожа прибежала. Водители грузовых машин тоже пришли поглядеть, что здесь творится. Винчюлис поделился впечатлениями от свадьбы, поговорили о текущем моменте, о задачах на ближайшее будущее. Выбросили пустые бутылки через забор. Винчюлис шутки ради хотел выбросить и собаку, но в одиночку не сдюжил. И все разошлись по своим рабочим постам.

Вот тут-то и началось! Техника вздыбилась, как разъяренная медведица! Кран приподнял бетонный блок и шлепнул им по мопеду Винчюлиса. Как он там под краном оказался — это останется тайной и для Винчюлиса и для нас всех.

Не успели прийти в себя, слышим крик о помощи. Грузовик перевернулся на куче щебня, и водитель вылезти не может. Мы его тащим, а грузовик держит. Водителя вытащили живым и здоровым, только без штанов — за что-то они там зацепились.

Едва навели порядок, слышим: выстрел и страшный визг, как будто кого-то режут. Оказывается, пистолет, из которого стреляют в стены гвоздями и другими там разными штырями, по собственной инициативе начал стрелять. И выстрелил не в стену, а в заднюю часть ватных брюк Матялиса.

Со второго этажа, как живой, загромыхал по лестнице сварочный аппарат. За ним погнался Манчюс. Но где тебе, человече, угнаться за техникой!

Пневматический молоток тарахтел и обвивался вокруг перепуганного Юоджюса. Еле-еле распутали его.

Даже электричество взбесилось — стало испускать такие молнии, что Андрюшис еле успел отскочить от выключателя.

Неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы не прораб. Он вскочил на штабель досок и скомандовал:

— Ребята! Началась техническая революция! Сидеть и не двигаться с места до конца смены!

Если на нашей маленькой стройплощадке техническая революция в силах поднять такой переполох, так что она может натворить в мировом масштабе?

ВСЕ РАВНО НИЧЕГО НЕ ОСТАНЕТСЯ…

Был у меня хороший приятель и нет уже. Разошлись пути-дороженьки. И все из-за этой любви к природе.

Дружили, вместе рыбу ловили, уху варили. Такого заядлого любителя природы я в жизни не видал. Как он поносил и разделывал под орех тех, кто захламляет природу и среду, браконьеров всяких! Аж волосы дыбом у меня вставали: я так и представлял себе этих засорителей и вредителей с содранной кожей, выкрученными суставами, расплющенными носами, свернутыми шеями…

Ловили мы однажды на речке хариусов нахлыстом.

Гляжу — неподалеку пожилой человек с интеллигентной бородкой хлещет удочкой, как кнутом, по воде. Новичок. Что ни третий заброс — мушка в бороду впутывается. Выдернет — и опять бросает. Наконец затопал, как баран, ногами на месте, и пустился бегать по берегу. Видим — тащит. Вдруг упал на живот и начал выгребать из травы бьющуюся там рыбешку. Хариусика с палец. Бросил в рюкзак и орет:

— Первый раз! Первый раз в жизни!

Мой приятель побелел и — к нему:

— И последний, ирод! Убийца младенцев? Отдай билет рыболова! Не знаешь разве, что по правилам разрешается не меньше тридцати сантиметров? Отдай билет, говорю…

Пожилой рыболов продемонстрировал неслыханную ловкость.

— Что вы, что вы, уважаемый… — пролепетал он и, погоняемый моим приятелем, поскакал, как козел, между сосенками.

— Старикан, но шустрый, бес, — плевался запыхавшийся приятель.

Час спустя я спрашиваю у него:

— Юргис, сколько у тебя?

— А у тебя?

— Пять, согласно правилам…

Шестого, самого крупного хариуса я спрятал под тряпками в рюкзаке. Друг-то друг, но такой одержимый догматик охраны природы, черт знает, что может выкинуть…

— А у меня шестнадцать, — преспокойненько говорит он.

— Ты что, спятил! — закричал я. — Солить на зиму их будешь, что ли?

— Э, все равно ничего не останется… Видел, каких хариусиков-недоростков переводят! Погибает природа на наших глазах, — вздохнул приятель. — Вот видишь, целую машину мусора свалили в сосняк. Железки, кирпичи, ветошь, бутылки. Скоро и лесу конец…

Присели на берегу перекусить. Тут мой Юргис опорожненную бутылку из-под вина р-р-раз об ель, стекла так и брызнули во все стороны.

— К черту, все равно в лесу свалка будет!

Я разинул рот — не знаю, что ему и сказать.

— Да, да-а-а, все идет насмарку — и земля, и воздух, и быстрая водица реки, — сказал он и опустил в протоку пустую консервную банку. — Увидишь, ничего не останется…

Я встал и огляделся. Недалеко на обломках сосновых веток сушились высокие резиновые сапоги приятеля. Схватил сапог, раскрутил и швырнул в середину реки. Вслед за ним бросил и рюкзак Юргиса. Этот плюхнулся ближе к берегу.

— К черту! — крикнул.

Юргис вскочил и только беззвучно ловил ртом воздух.

Я подобрал свои вещи и бросился в сторону.

Юргис снял брюки и теперь бегал по берегу. Сунет ногу в воду и отдергивает, сунет и отдергивает.

— Дур-рак! — услышал я. — Вода ледяная, середина октября, а он фокусы тут устраивает?

— Все равно ничего не останется. Все к черту! — крикнул я ему издалека.

МОГУЧАЯ СИЛА

Во второй бригаде колхоза «Мяшкинай» сгнило двенадцать тонн картофеля.

Колхозник Яткус, который подвозил этот картофель на свиноферму, поднял тревогу:

— Бригадир, картошка гниет! Тот самый бурт, что с похмелья после свадьбы насыпал Манялис с бывшими дружками. Я в картошке даже поллитровку нашел…

У бригадира глаза заблестели:

— Принес? Быстрее на стол? От этих крестин у меня на душе девять котов скребут…

Недопитой бутылки Яткус не принес. По той причине, что бутылка была незакупоренной и плавала в воде вместе с картофелем. Короче, это была уже не поллитровка, но обыкновенная стеклотара ценою в двугривенный.

Яткус взглянул еще раз на фиолетовый нос бригадира, плюнул по ветру и пошел к агроному.

— Агроном, картошка гниет.

— Вот уж новость! Каждый год гниет… А в этом году была такая дождливая весна… Атмосферные, стало быть, условия… Не крути мне голову, лечу в район на совещание…

Яткус еще раз плюнул и направился к председателю колхоза.

— Председатель, картошка гниет.

— У меня третий день комиссия сидит, проверяет, как я борюсь за выполнение, а ты тут с картошкой, — осерчал председатель. — Бери из того бурта, где не гниет… Иди к бригадиру и не суйся мне в глаза…

Яткус к бригадиру вторично не пошел, так как отлично понимал, что не найдет его, а если и найдет, то он будет уже не в состоянии руководить работами по спасению картошки: цвет носа не тот.

Яткус еще несколько раз пробовал разжалобить насчет картофеля ответственных и не очень ответственных работников колхоза, но от него отмахивались, как от назойливой мухи. Тогда он плюнул в третий раз и сказал:

— Ну, погодите.

Сел и без промедления написал в газету:

«Где это видано, на глазах сгнило двенадцать тонн картошки, тревогу поднимали — и никто ничегошеньки. Если мы будем бороться только за выполнение, как говорил председатель, а картошку гноить, то псу под хвост и картошка, и борьба, и выполнение. Приезжайте и на месте увидите, что и как…»

И подписал: «Группа колхозников из колхоза «Мяшкинай».

Яткус ведь знал, что хотя критика снизу и не преследуется, но особых нежностей за нее ждать не приходится.