Гитлер понимал, что любого философа власть может поправить, особенно когда его уже нет в живых, но пока еще не решил, в каком направлении следуют проводить работу по исправлению идейных недостатков лучших немецких философов, большинство из которых все-таки так или иначе были, подобно русским писателям, антисемитами. Это обстоятельство весьма сближало немецкую и славянскую культуры, с точки зрения все того же интеллектуала Геббельса, с которым Гитлер пока еще не был знаком.

Тем не менее славян Гитлер уже недолюбливал, а евреев – пока еще нет. Славяне и впрямь, с его точки, лишали Австро-Венгрию истинно немецкого национального духа, грозя и вовсе подменить немецкий дух славянским, в то время как евреи представлялись будущему фюреру в сущности теми же немцами, только не признающими Иисуса Христа Богом. В принципе Гитлер и сам считал эту еврейскую точку зрения вполне здравым взглядом на вещи. Воображать себе некоего Иисуса из Назарета хоть каким-то боком сопричастным к сотворению вселенной было, с его точки зрения, чем-то в высшей степени безответственным по отношению к здравому смыслу. Да будь так, евреев и впрямь было бы за что ненавидеть, потому что получалось бы, что человечество, пускай хотя бы частично, обязано им, шутка сказать, появлением на свет этого мира.

Что за дикая фантазия? Но ведь именно евреи ее и отвергают, за что ж их тогда ненавидеть? Гитлер легко соглашался считать евреев немцами Моисеева закона и ненависть к ним списывал на счет религиозной архаики. Сам он был человеком модерна, но шансов на карьеру это ему не давало. Сама мысль о том, чтобы стать депутатом Рейхсрата была ему отвратительна. В верхней палате, куда ему вообще не было доступа, заседали эрцгерцоги, архиепископы и представители землевладельческой аристократии – муть какая. Что касается нижней палаты, то в ней и вовсе правили бал социал-демократы и христианские социалисты, которых Гитлер одинаково ненавидел за прямое предательство интересов немцев.

Все эти разговоры про мультикультуру были, с его точки зрения, ничем иным, как стратегическим планом по уничтожению немецкого народа. Если сегодня в Австрии немецкая и славянская культура будут равноправны, то почему же завтра агрессивная славянская культура не подавит беззащитную и доверчивую немецкую? Или немец должен свято верить в мирные намеренья славян? Та же Россия начнет использовать австрийских славян для подавления немцев, развернет против Австрии гибридную войну, и исконно немецкие земли превратятся в славянские, да так, будто и духу немецкого здесь никогда не было, даже опомниться не успеешь. Или прикажете России доверять?

Как так вышло, что в Российской империи русские главные, а в Австрийская уже и по названию полуавтрийская, иначе говоря Австро-Венгрия. Это сегодня. А завтра – Австро-Венгро-Чехия, а послезавтра – Венско-Пражский край Российской империи. А главная беда заключается в том, что он, Гитлер, видя все это, как на духу, изменить ничего не может. До кого докричишься? До околоточного надзирателя? Вот Джугашвили состоит уже в руководстве партии, которая ставит своей задачей захват власти и ведет войну с правительством. А что из себя представляет он, Гитлер, одиночка из одиночек, у которого ни одного друга и который не то что не член ЦК, пускай и самой завалящей партии, но даже не рядовой член профсоюза работников хоть чего-нибудь.

Чудовищное существование мозга, который все понимает, но не в силах ничего изменить. «Я мельче главаря самой ничтожной банды, за которым все же стоит какая-никакая, а сила. А меня любой может обидеть. Что мне остается? Умереть в уличной драке, чтобы сохранить свою честь? Кто я такой? Глубоко презирающий себя художник, зарабатывающий на скудное, да и то не ежедневное пропитание изготовлением и продажей рисунков для удовлетворения самых примитивных эстетических потребностей низших слоев деградирующего мещанства? Кто внушил им эту эстетическую потребность, кто дал мне способность ее удовлетворять?».

Гитлер болезненно ощущал, что цель исторического процесса либо ускользает от его интеллекта, либо ее вовсе не существует. Но если не существует, это все равно ничего не меняет. Цель перед историей можно поставить и самому. Собственно, все более или менее стоящие люди, а за ними и народы – так и делают. Какая в самом деле разница для истории, сам ли Моисей поставил перед собой цель, или ему действительно внушило ее некое, прости господи, космосообразное существо? Чего только не пишут про астрал. Жулье, конечно, или психически больные люди, но если эти представления об астрале, или как его там, и впрямь дают реальную силу, что главарям мелких шаек, что королям, то разве не глупо этим астралом, или как его там, пренебрегать? И ради чего, собственно, пренебрегать? Ради некоей объективной истины? Ой, я вас прошу, вы меня извините.

И все же, будущий фюрер пребывал в сомнениях.

«А ты ведь не Гамлет», – услышал он голос. Адольф пришел в себя. Бывало, он словно отключался от действительности до такой степени, что вовсе не замечал ее. Но в какой-то момент обнаруживал себя в ней, иногда совершенно не понимая, как и почему оказался именно там, где оказался. Сейчас он обнаружил, что находится в Городском парке Вены перед памятником Антону Брукнеру. Гитлер недоверчиво оглядел этого композитора, органиста и педагога, благоговевшего перед Рихардом Вагнером. Музыка Вагнера впечатляла и Адольфа, хотя он никогда не слышал ее в хорошем исполнении. И опять же независимую натуру будущего фюрера покоробила несчастная слабость человеческая. Подумать только, великого Вагнера лишало душевного покоя то мелкое, практически бытовое обстоятельство, что молва приписывала его родителям еврейское происхождение. Не будем лицемерами и согласимся, что это может повредить карьере. Но когда ты поднялся на вершины человеческого духа, а твоя музыка стала чуть ли не символом подлинно национальной культуры, то какое же имеет для тебя значение происхождение твоих родителей, тем более, а что же такого плохого в еврейском происхождении, и как можно опускаться до расхожих воззрений.

Стало немного досадно за Вагнера, и вдруг будущий фюрер почувствовал, что он не случайно услышал голос, что не случайно находится сейчас именно на этом месте. Он поднял взгляд на Брукнера, но никакого видимого подтверждения своей догадки от памятника не получил. Однако чувство, будто дух Вагнера взывает к нему, не оставляло.

– Слыхал я, что люди бывают медиумами, но чтобы памятники, – вслух пошутил он. Брукнер оставался непроницаем, и Гитлер понял, что дело серьезнее, чем ему кажется.

– Но почему я? – снова вслух произнес он.

Дух Вагнера проигнорировал вопрос, и тогда будущий фюрер совершенно неожиданно для себя пообещал в пространство:

– Хорошо, сделаю! – и тут же, словно в награду, увидел перед собой Стену Плача в Иерусалиме и стоящего к ней спиной гиганта ростом с нее. Великан не был похож на еврея. Но и на римлянина или германца он тоже похож не был. «Где-то я его уже видел», – подумал Гитлер и тут же узнал фараона египетского.

Картинку с изображением Стены Плача и гигантом на ее фоне он на удивление легко продал следующим утром на блошином рынке какому-то еврею по цене в десятеро большей обычной.

Так он заработал на шляпу, обряд очищения которой уже готов был начать Венский Сефард. Деньги на приобретение пальто ссудила Джугашвили партия. Все-таки он уже был функционером.

11.

– Схлестнулись Сталин с Гитлером, а нам, Пиня, пипец, – между мощными взрывами двух новейших немецких противокатакомбных бомб успел сказать комбат Карась и прислушался. Бомбежка, похоже, прекратилась.

– Испытывают они, что ли, на нас свои новые вооружения?

– Испытывать на вас они будут в другом месте. А сейчас им до нас дела нет. Проверили, возьмут ли их новые противобункерные бомбы наши казематы, – объяснил старший политрук свое виденье ситуации.

– Хрен возьмут! – с проснувшейся гордостью отреагировал комбат Карась и уже мрачно продолжил: – Как же мы это так все просрали.