– Она должна прийти, – пробормотал Арганда. Низкий коренастый мужчина, Первый Капитан Аллинадре, так и не снял свой серебристый шлем с коротким белым плюмажем. Он сидел верхом, ослабив в ножнах меч, будто бы ждал нападения. Его нагрудник тоже был посеребрен. В ярком свете солнца он будет заметен на мили вокруг. – Она должна.

– Пророк говорит, что они не придут, – заметил довольно резко Айрам, осаживая своего длинного гнедого рядом с Ходоком. Из-за его плеча, укрытого зеленым полосатым плащом, виднелось медное навершие меча в форме волчьей головы. Когда-то его можно было назвать привлекательным, но теперь он становился все мрачнее и мрачнее день ото дня. Он казался изможденным – глаза впали, а рот превратился в узкую щелку. – Пророк либо утверждает, что все закончится ничем, либо, что нас ждет ловушка. Он советует не верить Шончан.

Перрин промолчал, на сей раз уже он почувствовал укол раздражения – частично в этом был виноват он сам, частично бывший Лудильщик. Балвер сообщил ему, что Айрам начал часто бывать у Масимы, но вроде как вовсе не обязательно говорить ему, что не стоит распространяться перед Масимой о планах и действиях Перрина. Яйцо в скорлупу не вернешь, но из этого надо извлечь урок на будущее. Рабочий должен знать, как обращаться с инструментами, а не ломать их. То же относится и к людям. Что же до Масимы, то он наверняка боится, что им может встретиться кто-то, кто в курсе его дел с Шончан.

Их много, но все же большинство останется здесь, среди деревьев. Пятьдесят Гвардейцев из Крылатой Гвардии Берелейн в красных шлемах и красных же нагрудниках – на их тонких копьях со стальными наконечниками реяли алые вымпелы – выстроились подле синего знамени с изображением золотого ястреба Майена, которое теребил легкий ветерок. Рядом, под красным стягом с тремя серебряными звездами расположились пятьдесят гэалданцев в начищенных латах и зеленых конических шлемах. Вымпелы на их копьях были изумрудными. Воины представляли собой внушительное зрелище, но даже все они, вместе взятые, были куда менее опасны, чем Джур Грейди, – его обветренное лицо напоминало лицо простого фермера, который, быть может, терялся на их фоне в своем простом черном плаще, украшенном у ворота небольшой серебряной брошью в форме меча. Сам он отлично осознавал свое превосходство, даже если остальным присутствующим было невдомек, и поэтому стоял рядом со своим гнедым мерином, словно крестьянин, набирающийся сил перед трудовым днем.

Лиоф Торфинн и Тод ал’Каар, единственные, помимо самого Перрина, представители Двуречья, в противоположность Джуру остались сидеть верхом – даже долгое ожидание не могло охладить их пыл. Возможно, их восторг частично улетучился бы, если бы они узнали, что были выбраны только за то, что на них лучше всего сидели взятые напрокат камзолы из тонкой темно-зеленой шерсти. Леоф держал личное знамя Перрина с изображением волчьей головы на алом фоне, Тоду достался Красный Орел Манетерена. Оба знамени крепились к древкам, немного длиннее копейных. Парни чуть не передрались из-за того, кто какое знамя понесет. Перрин искренне надеялся, что это произошло не потому, что никто из них не хотел брать Волчью Голову в красной окантовке. Леоф казался вполне довольным. Тод же был на седьмом небе от счастья. Конечно, они не знали, зачем Перрин вытащил эти знамена. «Заключая любую сделку, нужно убедить другую сторону в том, что она получит что-то бесплатно» – так говаривал отец Мэта. Перед глазами Перрина поплыли цветные пятна, и на мгновение перед ним предстал образ Мэта, беседующего с невысокой темноволосой женщиной. Он потряс головой, отгоняя иллюзию. Единственное, что имеет значение, – это то, что происходит здесь и сейчас. И еще Фэйли.

– Они придут, – отрезал Арганда, хотя в его глазах, блестевших сквозь прорези шлема, читался вызов.

– А если нет? – поинтересовался Галлене, его единственный глаз полыхал гневом не хуже, чем оба Аргандовых.

Его покрытые красной эмалью латы мало чем отличались от сверкающего облачения Арганды. Вряд ли он согласится перекрасить их во что-то менее броское.

– А что, если это действительно ловушка? – словно разъяренный волк, прорычал Арганда. Его терпение было на исходе.

Ветер принес запах лошадей за секунду до того, как Перрин уловил трели лазоревок. Слишком далеко, чтобы мог услышать еще кто-нибудь. Пение птиц неслось со стороны деревьев, окружавших луг. Большие группы людей, быть может враждебно настроенных, входили в лес. Послышалось еще несколько трелей, уже ближе.

– Они здесь, – произнес он, за что тотчас был награжден удивленными взглядами Арганда и Галлене.

Обычно он старался не заострять внимание остальных на своем исключительном слухе или зрении, но сейчас эти двое уже готовы были наброситься друг на друга. Теперь трели неслись со всех сторон, так что все могли их услышать. Лица обоих мужчин приобрели странное выражение.

– Нельзя ставить под угрозу Леди Первенствующую, если это действительно ловушка, – заявил Галлене, нахлобучивая шлем.

Все знали, что означает этот условный сигнал.

– Это мой выбор, Капитан, – ответила Берелейн, прежде чем Перрин успел открыть рот.

– А я несу ответственность за вашу безопасность, Леди Первенствующая.

Берелейн уже набрала в легкие воздуха, лицо ее потемнело, но Перрин на сей раз заговорил первым:

– Я уже рассказывал вам, как мы собираемся обезвредить капкан, если это действительно ловушка. Вы же знаете, насколько подозрительны Шончан. Это скорее они беспокоятся, что мы готовим им засаду.

Галлене громко фыркнул. Терпение в запахе Берелейн на секунду пропало, а затем возникло снова, превратившись в каменное спокойствие.

– Вам следует прислушаться к его словам, Капитан, – сказала она, одарив Перрина благодарной улыбкой. – Он знает, что делает.

На дальнем конце луга появилась группа всадников; они осадили коней. Талланвора можно было заметить сразу. Сидя верхом на сером в яблоках жеребце, облаченный в темный плащ, он был единственным мужчиной, на ком не было ярких доспехов в красную, желтую и синюю полоску. Без доспехов оказались еще двое – две женщины. Одна – в синем платье с красными вставками на юбках и лифе, другая – в сером. На солнце переливалось нечто, что соединяло этих двоих. Так. Сул’дам и дамани. Талланвор не упоминал об этом на переговорах, но для Перрина это не явилось неожиданностью.

– Пора, – сообщил он, собирая поводья Ходока. – Пока она не решила, что мы не пришли.

Анноура подобралась поближе к Берелейн и положила ей руку на запястье, пока та не пришпорила свою белоснежную кобылу.

– Ты должна разрешить мне поехать с тобой, Берелейн. Ведь тебе могут понадобиться мои советы, верно? Ведение таких переговоров – моя специальность.

– Подозреваю, Шончан теперь знают Айз Седай в лицо, не так ли, Анноура? Не думаю, что они захотят вести переговоры с тобой. И кроме того, – добавила Берелейн сахарным голосом, – тебе необходимо остаться здесь и помочь мастеру Грейди.

На секунду на щеках Айз Седай выступили красные пятна, а губы превратились в тонкую ниточку. Чтобы заставить ее выполнять приказы Грейди, потребовалось вмешательство Хранительниц Мудрости. И Перрин был рад, что не видел, каким же все-таки образом им это удалось. Но, вопреки всему, всю дорогу из лагеря она старалась увильнуть от выполнения обязательств.

– Ты тоже остаешься, – скомандовал Перрин, когда Айрам направил коня вперед. – В последнее время ты много горячишься, а я не могу допустить, чтобы ты сказал или сделал что-нибудь неподобающее. Я не собираюсь ставить Фэйли на кон. – Так и есть. И совершенно ясно, что ему не нужен человек, который передаст все, что будет происходить на переговорах, Масиме. – Понимаешь?

В запах Айрама вплелось разочарование, и тот, пусть неохотно, но кивнул и опустил руки на луку седла. Быть может он и рассказывает все сплетни Масиме, но он скорее сто раз отдаст свою жизнь, чем рискнет жизнью Фэйли. По крайней мере, осознанно. Каких дров он может наломать, не задумываясь, – другой вопрос.