Сидим в номере, а ведь суббота – день отдыха. После слов р/с «Маяк»: «в Ленинграде снег, переходящий в дождь…», родился стих: В Ленинграде снег переходит в дождь, В Чарваке снег не проходит. Он идет день. Он идет ночь. Он глухую тоску наводит. Он срывает аулам большой базар. Нет машин в субботу на площади. Мы не можем узбекский купить товар. Снег апрельский! ПО-ЩА-ДИ! Очень хочется плюнуть тому в глаза, Кто сказал: «Тепло там в апреле». Ах, зачем я поверил в цветущий сад? Ах, зачем в весну я поверил? За окном стеной мокрый снег валит. Горы он закрыл начисто. На плотине нам мерить предстоит… Какое тут, к черту, качество?! 4.04. Целый день непогода. Снег валит. «Ресторан – йок, горячая вода – йок, я голодный, холодный – весь занемог». Мы сидим в номере, читаем, вяжем. Не пьем, едим всухомятку «плюшка здобный». Я смотрю на свою коллегу Галку, Галину Федоровну, – красивую, седую в футболке и черных колготках с быстро мелькающими в руках спицами – и сочиняю стих: Ты мне нравишься в черных колготках, Ты мне нравишься в черной футболке. Не похожа ты на кокотку, А скорее – на комсомолку, Молодую, с седою гривой, Что сидела без света и газа, Без еды бывала счастливой, На работе горела в экстазе, В снег и стужу, как мы, зубами Лязгала, но не сдавалась, Не рыдала, не рвалась к маме, А сквозь слезы с трудом улыбалась. Да, Галина, в этой футболке Для меня ты всегда КОМСОМОЛКА! А потом пишу письмо подруге в Ленинград: Чтоб ты не думала, подруга, Что я живу в земном раю, И веселюсь в часы досуга, И от веселия пою, Знай, здесь тоска, какой не снилось Тебе на Шверника узнать, Нет света, радио прикрылось, Воды горячей не достать, Вторые сутки снег стеною Валит – не видно ни хрена. Вот так апрельскою порою Я гибнуть в Азии должна. Но мы все-таки в этих условиях по очереди читали серьезную книгу о теплопередаче, после чтения попытались сформулировать суть прочитанного. Получились очень умные строки: Когда мы ехали в Чарвак, то про тепло задача Решалась вот примерно так, так, а не как иначе. Вы стержень и пластина (с симметрией, увы), В тепловое поле попадете вы. А теплопередачи к этим двум фигурам, То есть «лямбды», будет чересчур им. Зная вашу способность загорать, не советуем на солнце спать, Сиди в тени и кабель тяни. В реальной обстановке Чарвака граничные условия пока: Тепловой поток уменьшился до нуля, под снегом лежит здесь земля, А мы лежим (и стержень, и пластина) и греемся дыханием единым. Без внутреннего источника тепла обе фигуры замерзли до бела, Де Q по де Т стремится к нулю, лежу – курю. Тепло – йок, свет – йок. Неизвестно, на какой срок. В таком тепловом поле будем мы жить доколе??? 5.04. Мороз и солнце – день чудесный. Мороз днем перешел в тепло. Мы на замерах обходной фильтрации «разнагешились» и выставили морды солнцу. С нами ходит наблюдатель Деля, женщина, которой месяц назад в местной больнице загубили мужа. Лечили его глюкозой от инфаркта, а у него был диабет. Мы ее отвлекаем как можем. После дня ходьбы рухнули в десять и отключились.
6.04. Продолжаем обходную, но уже на машине, так как пьезометры торчат по высоким склонам. Машину ведет узбек Рашид, молодой неженатый парень, который, когда нас не везет, то спит, и так с восьми утра до четырех вечера. А еще ночью. Он из кишлака, про который сам собой слагается стих: Унылый серый кишлак, Где свет один – чайхана, Где за дувалом – мрак (Дувал – по-русски стена). Где бабаи в чапанах Неспешно дуют на чай, Где почитаем аллах, (Ты, власть, на них не серчай!) Где и сегодня калым Любовь и ЗАГС заменил, Где над мангалом дым Путников в дом заманил. Женщина где не в чести, Кормит гостей в чачване (Чачван, ты меня прости — Намордник, как в страшном сне). Вот ведь каким был кишлак Тот, где родился Рашид. Шофер наш, как видно, дурак- В кабине всю жизнь он проспит. К вечеру мы опять без сил, наверно, от воздуха. У Г. Ф. голова болит от насморка, у меня – от забот. Нестабильны показания прибора, я в волнении. А погода и сегодня хороша. Утром мы в ватниках, днем можно загорать в трусиках. 7.04. День в работе. Вечером тихий отдых был испорчен депешей из ВНИИГа, полной расстройств. Мы возбудились и в ответ послали телеграмму на 40 слов, где снимали с себя все обвинения. 8.04. Днем на легком катере «Волга» со скоростью 75 км/час в обществе за-за-заикающегося моториста Володи ездили на Чаткал и Пскем мерить температуру воды. Тепло. Хорошо. Пейзаж – Рерих: вода, горы… Ощущение – блеск! Загораем мордами, мечтаем о полном разнагешении. Но работа прежде всего. Завтра рано утром едем в СЭС в Ташкент, где говорят – тепло и зелено. Весна пришла с опозданьем, Криком с утра ишака, Птиц – над окном щебетаньем, Гор зелененьем слегка. Почки так толсто набухли, Вот-вот взорвутся цветком, Сапоги заменили на туфли, Редис продают с лучком. Солнце с утра далекое Так днем распаляется, Что к обеденному сроку В земле можно жарить яйца. Местные шубы скинули И ходят в деми-плащах, А мы оголенные спины В солнечных жарим лучах. 9.04. Пятница. Накануне долго спорили: ехать – не ехать, быть или не быть нам в Ташкенте. Я победила: документы для СЭС прибыли, мужчин в цемпотерну в пятницу не дают, значит надо ехать. Г. Ф. долго сопротивлялась, ворчала, говорила, что я ее задавила. Но в 7:30, полные планов на два-три дня, деловых и развлекательных, с набитыми сумками мы ехали навстречу теплу и солнцу в зеленый Ташкент (там +20). Дальше лучше в стихах: |
