— Брич! — позвал Мейер и тяжело вздохнул. — Где там кофе?

— Несу! — крикнул Брич.

Они заставили пьяного выпить три чашки кофе, а затем, когда Мейер решил, что тот несколько отрезвел, он еще раз исполнил традиционный номер в защиту прав допрашиваемого, закончив набор предупреждений вопросом:

— Готовы ли вы отвечать на вопросы в отсутствие адвоката?

— Чего?

— Хотите адвоката или нет?

— Зачем мне адвокат?

— Это вам решать. Вы готовы отвечать на вопросы без него?

— Готов.

'— Отлично. Ваше имя?

— На этот вопрос я отвечать отказываюсь.

— Почему?

— Потому что не хочу, чтобы моя мама узнала, что я попал в полицию.

— Боитесь, она узнает, за что вы сюда попали?

— А за что вы меня притащили сюда?

— Вы не догадываетесь?

— За то, что я напился?

— Нет, не потому.

— Тогда за что же? Я ничего такого не делал.

— Вы помните, что говорили в баре?

— Нет.

— Вы не помните, как забрались на стол и во всеуслышание признались в содеянном преступлении?

— Нет.,

— Патрульный Брич, напомните этому человеку, что он говорил.

Брич смутился, пожал плечами:

— Мистер, вы забрались на стол и заявили, что убили девушку.

— Ничего такого я не говорил.

— Нет, говорили. Вы заявили это всем присутствующим до того, как я вошел, вы стояли на столе и, качаясь, говорили, что убили девушку и ничего вам за это не было.

— Нет.

— Это были ваши слова, — не сдавался Брич.

— Я был пьян. Даже если и сказал что-то в этом роде, то просто все сочинил.

— Значит, вы никого не убивали? — спросил Мейер.

— Никого и никогда.

— Зачем же вы тогда сочинили эту небылицу?

— Сам не знаю.

— Вы не думали, что кто-то позовет полицию?

— Я был пьян, — объяснил задержанный.

Teперь, протрезвев, он говорил вежливо и даже застенчиво. Мейер заметил, что руки у него были загорелые и мозолистые, как у фермера.

— Вы живете в этом городе, сэр? — спросил он.

— Нет.

' — Где вы живете?

— Кофе еще есть?

— Брич! *

— Сейчас принесу, — сказал Брич.

— Где вы живете?

— На севере.

— Где именно?

— В Кери. Это возле Хадлстона, сто девяностое шоссе. Поворот, не доезжая развилки на Маунт-Торренс.

— Что вы делаете в нашем городе?

— Приехал на несколько дней.

— По делам или так?

— По делам.

— Чем вы занимаетесь?

— Столярничаю. У нас там есть мастерская. Делаем столики, чашки, ложки. Все из дерева. Время от времени я приезжаю сюда с товаром, продавать.

— Когда были в последний раз?

— В апреле.

— Когда приехали в этот раз?

— В прошлый четверг.

— Так, так, — сказал Мейер. — Что же за девушку вы убили?

— Никого я не убивал.

— Но вы же сами сказали…

— Я сказал это в нетрезвом состоянии. Если вообще что-то сказал.

— Как ваша фамилия?

— Я бы не хотел отвечать на этот вопрос.

— Мы все равно выясним.

— Выясняйте.

— Послушайте, мистер, я бы на вашем месте не особенно ломался, потому что дело серьезное. В доме неподалеку от бара, где мы вас задержали, была убита женщина, причем, судя по всему, это произошло в пятницу.

Почему бы вам не рассказать, где вы были в это время?

— Когда вы объясняли мне права, то сказали, что я не обязан отвечать на вопросы, если они мне не нравятся. Так?

— Так. .

— Тогда я больше не буду отвечать.

В этот момент вошел Коттон Хейвз.

— Дурдом, и только! — сказал он Мейеру. — С каждым годом все хуже и хуже, какой-то кошмар. — Он посмотрел на задержанного, отвернулся, снова посмотрел на него и спросил — Мы не знакомы?

— Вроде бы нет, — ответил тот.

— Конечно, знакомы, — возразил Хейвз, подошел к нему и стал всматриваться в лицо. — Разве мы не… — начал было он, но в замешательстве замолчал.

— Ты узнал его, Коттон?

— Пока нет. Что он натворил?

— Говорит, убил девушку.

— Правда?

— Я был пьян.

— Что за девушка? — спросил Хейвз, не спуская с него глаз.

— Я не обязан вам отвечать, — сказал человек.

— Вспомнил! — воскликнул Коттон и щелкнул пальцами. — Вас зовут Роджер Брум, и мы толковали с вами о холодильнике, который украли из подвального этажа одного пансиона. Это было три или четыре года назад. Угадал?

Человек молчал. .

— Это действительно ваша фамилия? — спросил Мейер.

— Да, — выдавил он наконец.

— Так что там приключилось? — спросил Мейер Хейвза.

— Хозяйка пансиона на Двенадцатой улице заявила о пропаже холодильника из подвального этажа, — объяснил Хейвз. — Мы опросили всех жильцов, среди них был и мистер Брум. — Он обернулся к Бруму. — Помню, я рассказывал вам, что катался на лыжах с Маунт-Торренс.

Вы живете тех краях возле Хадлстона, верно?

— Да, в Кери, — кивнул Брум.

— Похоже, вы опять угодили в беду, — сказал ему Мейер.

— Я не крал холодильника, — возразил Брум.

— Кто же это сделал?

— Да не знаю я!

— Не надо так волноваться.

— Мне нужен адвокат, — заявил Брум. — Я хочу позвонить матери.

— Минуту назад вы отказались от адвоката.

— Теперь мне понадобился.

— Зачем? Вы не хотите рассказать нам, что тогда случилось?

— Ничего не случилось. Я не крал холодильника.

— Но убили девушку?

— Нет.

— Может, вы все-таки нам расскажете, мистер Брум?

— Я хочу позвонить матери.

— Зачем?

— Сказать ей… Сообщить ей, что все в порядке. Мне надо ей позвонить.

— Но я так понял, что вы хотите адвоката.

— Хочу.

— Вы можете оплатить его услуги? Вы назовете адвоката или нам его подыскать?

— Я не знаю ни одного адвоката в этом городе.

— Так достать вам адвоката?

— Да. Если вы будете хитрить и запутывать меня…

— Мы не собираемся вас запутывать, — заверил его Мейер, — Коттон, позвони в юридическую службу. Нам срочно нужен адвокат.

— Я просил кофе, — напомнил Брум.

— Брич! — рявкнул Мейер.

— Иду! — рявкнул Брич.

Трудно объяснить, почему человек, так долго живший с грузом вины, вдруг решает выложить все, как было. Об этом лучше спросить Теодора Рейка^[24]. Возможно, в случае с Брумом решающую роль сыграло появление Хейвза: Брум решил, что его дело — табак. Но как тогда объяснить признание человека, вдруг забравшегося на стол в баре и громогласно заявившего, что он убил девушку и ему это сошло с рук?

Теперь в полуночной тишине следственного отдела, в присутствии двух детективов, стенографиста и назначенного адвоката, Роджер Брум рассказал все. Монотонным голосом он поведал о том, как зимой познакомился с девушкой. Это было пять лет назад, нет, четыре, в феврале, за день-другой до Валентинова дня. Он еще вспомнил, как покупал открытки — одну для матери, другую для хозяйки пансиона, где тогда жил. Ее звали миссис Доэрти. Но все это было уже после того, как он встретил девушку и убил ее.

Девушку звали Молли Нолан, она приехала сюда из Сокраменто в поисках работы. Она жила в пансионе «Орхидея» на Эйнсли-авеню. Он познакомился с ней в баре, они немного выпили, а потом он привел ее к себе, в пансион миссис Доэрти. Девушка была рыжая и совсем нехорошенькая, но он оказался с ней в постели, сказал ей, что она красивая, а потом почему-то — он сам не мог этого объяснить — начал ее бить. Сначала ударил в глаз, затем разбил нос. Когда потекла кровь и он понял, что она сейчас начнет кричать, он схватил ее за горло и задушил.

Глубокой ночью он вынес труп в подвал, запихал его в старый холодильник, из которого вынул полки. Ему пришлось сломать убитой обе ноги, чтобы запихнуть ее внутрь. Потом он перетащил холодильник в свой грузовик, доехал до какого-то моста — он не помнил названия, но был готов показать его, — и сбросил в реку. Потом он не раз проезжал по этому мосту и каждый раз думал: неужели холодильник с трупом все еще лежит на дне реки?

Затем он сильно всех удивил, спросив, работает ли еще детектив, у которого глухонемая жена, потом заплакал, сказал: «Мать убьет меня» и подписал протокол, все три копии.