Я мчался домой, репетируя шёпотом речь для матери, когда на перекрёсток выскочила Лена.

Я замер. Она тоже.

– Привет, – тихо сказала Лена.

– Привет, – я попятился назад. Мы проучились в одном классе два года, и я считал Лену, если не другом, то добрым товарищем. Но она дружила с Лилей, и сегодня я почему-то ждал подвох от нашей встречи, почему-то не считал её случайной.

– Как дела?

– Хорошо. Твои?

– Тоже, – она кивнула. – Ты домой?

– Да.

Я шагнул вперёд, и мы сравнялись.

Лена улыбнулась:

– Как твоя биология? Ваш учитель, правда, сильнее нашего, как говорят?

– Да. Он преподавал в университете и…

Лена задавала всё новые и новые вопросы, интересовалась моими увлечениями, хотя и так всё обо мне знала, смеялась над моими шутками, шутила в ответ; я расслабился: впервые за долгое время я не волновался и не подбирал слова, и за нашим, хочу отметить, увлекательным диалогом даже не заметил, как пересёк три соседние улицы и проводил Лену до дома.

Глава седьмая

Новогодняя ёлка

Когда я согласился на предложение Ромы, то не подумал, что на танцах будет Лиля. Она пришла в актовый зал позже своих подруг и выделялась на их фоне несуразным ярким платьем и странным макияжем, точно упала лицом в мамину косметичку и не умылась после.

Я не пересекался с ней взглядами, благо Вовка отвлекал меня разговорами в то время, как Рома изображал «короля диско» на танцполе, пока не заиграл медляк, и танцующие не разбрелись на пары. Поймав на себе взгляд Лили, я рванул к выходу с таким ускорением, будто за мной гналась стая голодных собак. Трудно сказать, что спровоцировало мою трусость: то ли я боялся, что приглашу её, то ли испугался, что не приглашу, или меня бросало в дрожь от того, что она пригласит меня, но независимо от причины я знал, что останься я в зале, исход был бы одинаков: Лиля либо сразу высмеяла бы меня на глазах у всех, либо сначала отказала, а потом высмеяла бы.

Я простоял за дверью десять минут прежде, чем нашёл смелость вернуться в актовый зал, но жизнь – штука ироничная: я сбежал от одного медляка, чтобы попасть на другой. Не раздумывая, я твёрдым шагом подошёл к девочкам и под хихиканье Светы пригласил на танец Лену. Я не видел реакцию Лили, но, полагаю, она смутилась; возможно, даже разозлилась и удрала с танцев после отказов Ромы (он отказался с ней танцевать без объяснения причин) и Вовки (он сослался, что не умеет).

На следующий день, в школе, они признались, что отказали ей намеренно.

– Я же говорил, что танцы пойдут тебе на пользу, – Рома красовался перед зеркалом, висящим на первом этаже, – ты попрощался с дурными мыслями и нашёл себе новый объект для обожания. Хотя, как по мне, это жестоко – выбрать её подругу.

– Лена мой друг.

– Сегодня друг, а завтра друг оказался вдруг…

– Чувствую себя негодяем, – сказал Вовка, – по-моему, она ушла в слезах.

– Ничего, ничего, – ответил Рома, – иногда полезно побыть в шкуре тех, над кем издеваешься. Без обид, приятель, – он глянул на меня и вновь уставился в зеркало. – Думаю, наш маленький сговор послужит ей хорошим уроком.

– Сговор? – спросил я.

– Да. Мы с Владимиром сговорились против твоей Лилии.

– Не понимаю.

Рома повернулся ко мне.

– Мы умышленно отказались с ней танцевать. Если бы она над тобой не издевалась, то не ушла бы в слезах. Друзья должны поддерживать друг друга и защищать, верно, Владимир?

– Да.

– Теперь она сто раз подумает прежде, чем смеяться над тобой.

Я хмыкнул.

– А если она не усвоила ваш урок?

– Значит, мы его повторим. Пойдём, Владимир, поможешь мне перетаскать учебники из кабинета физики.

– А я?

– А ты сиди здесь, Ромео. Я посмотрел расписание твоей Джульетты, она скоро спустится. Проводишь её до дома. Глядишь, ещё пару дней и твои страдания совсем закончатся.

– Она не пойдёт со мной, – буркнул я.

– Кто не пойдёт?

– Лиля.

Рома отмахнулся:

– Да я не про неё, про вторую, которая твой друг.

– Лена, – подсказал Вовка.

– Пусть будет Лена, – сдался Рома и потащил его к кабинету физики.

Смотря на спины пританцовывающего Ромки и ковыляющего Вовки, я улыбнулся: в день нашего знакомства я не представлял, что за горой мышц и смазливым лицом может скрываться не только хороший человек, но и настоящий друг. Да, Ромка не обладал академическими знаниями и на уроках биологии неправильно размножал кроликов, но всё, что он делал, – он делал честно, говорил прямо и без прикрас, никому, начиная от учителя и заканчивая заблудившейся первоклашкой, не отказывал в помощи, и на первое место ставил собственную совесть.

Я открыл учебник: биологические термины казались пустыми и унылыми, не было в них прежней романтики и таинственности, и я задумался, хочу ли я в медицинский, или это исключительно желание матери.

Спрятав книгу в портфель, я глянул на часы. С минуты на минуту закончится урок, и малышня заполнит первый этаж, разбежится, как муравьи, чей домик хулиганистые мальчишки залили кипятком, и если я не хочу пасть жертвой обезумевших «оживших пупсов из магазина игрушек», то должен слинять подальше от раздевалки до того, как прозвенит звонок.

– Ты видел её на танцах? – два моих одноклассника кинули вещи на скамейку у противоположной стены. Андрей продолжил. – Разоделась как новогодняя ёлка. Для полного образа не хватало только звезды на макушке.

– Да я всегда говорил, что она уродина, – ответил Иннокентий, – жаль, её имя с этим словом не рифмуется. Остаётся только «Лилька-страшилка», – он заржал.

Я перешёл в эту школу три года назад, когда родители получили двухкомнатную квартиру в новой башне. Первые два года я проучился в одном классе с Лилей, а на выпускной год перевёлся в параллельный класс: мама похлопотала, узнав, что учителем биологии станет бывший профессор медицинского университета. Её логикой руководствовались и другие родители, те, чьи дети подумывали связать свою жизнь с медициной, биологией и прочими сопутствующими специальностями, так что наш класс можно назвать почти «узконаправленным». Немудрено, что в нём оказались ребята чуть ли не со всей Москвы, и переводились сюда целыми компаниями, а одиночки, вроде Ромки, к таким компаниям потом прибивались с попеременным успехом. Между собой не дружили, общались в рамках школьной жизни и забывали о существовании друг друга, едва переступив порог школы.

Я поднялся на ноги.

– Не называй её так.

Иннокентий обернулся.

– Что ты хорохоришься, Смирнов? – ухмыльнулся он. – Сиди, где сидишь, и помалкивай.

– Я сказал, чтобы ты её не оскорблял.

– А то что?

Я заехал ему по носу, он ударил в ответ, – завязалась драка. Парни, плётшиеся от физика, побросали учебники на пол и рванули к нам: Ромка, чтобы присоединиться, а Вовка, чтобы остановить. Мы разошлись, когда вниз спустилась завуч, услышавшая вой малышни: попав на незапланированный гладиаторский бой, они выли и ныли. Завуч увела Иннокентия в кабинет директора и предупредила меня, что в моём случае на первый раз закроет глаза, но если подобное повторится, она не станет меня прикрывать перед руководством.

– Что случилось? – прошептал Вовка.

Я вытер рот тыльной стороной ладони и выругался, когда понял, что испачкал манжет рубашки: Иннокентий разбил мне губу.

– Он назвал её уродиной.

Шум стих, малышня и старшеклассники разбрелись, кто домой, кто по кабинетам, и я увидел, что всё это время за их спинами стояли девочки.

– Что, – усмехнулась Лиля, глядя на меня, – пример по алгебре не поделили?

Вовка перевёл растерянный взгляд с меня на неё и открыл рот, но я не дал ему ответить:

– Да, – сказал я настолько грубо, насколько смог.

Она засмеялась и вместе со Светой вышла из школы.

Лена подсела ко мне и молча погладила меня по плечу. Домой мы возвращались вместе.