Я покосился на Вовку, но он и бровью не повёл, а Рома, поджав губы, уже не скрывал разочарования и пялился по сторонам в поисках знакомых людей, к которым можно было бы от нас слинять.

– Вон, – протянул Вовка, – твоя бежит.

Впопыхах я раскрыл книгу на случайной странице и так близко прижался к ней носом, что при должном упорстве размазал бы им чернила.

Рома обернулся.

И я знаю, что он там увидел.

Он увидел, как Она сбегает по ступенькам на высоченных каблуках, которые, в общем-то, запрещали носить в школе. Но для неё не существовало правил, ей прощали то, за что других давно бы выгнали, и всякий раз, видя, как Она надевает туфли, я вздыхал: она не берегла свои ноги, не понимала, к каким последствиям её любовь к каблукам приведёт в будущем, а меня Она не слушала.

– Привет!

Я прилип носом к напечатанным буквам и буркнул в ответ, заплевав страницу.

– Доброе утро, – кивнул Вовка.

– Спасибо ещё раз, что помог мне с радио, – Она обратилась к Роме, – не представляю, что бы я делала без тебя.

Я выглянул из-за учебника.

Рома выпрямился, выкатив вперёд широкую грудь.

– Никаких проблем! Когда мы жили в Астрахани, я часами ковырялся с ого-го какой техникой! Радио по сравнению с ней пустяк, дело на пару секунд. Обращайся, если оно вновь затарахтит. Я с радостью тебе помогу, – Она коснулась его плеча, сжала, и наверняка почувствовала железяки, именуемые у нормальных людей мышцами.

– Зайдёшь потом в актовый зал? Проверишь остальные?

– Конечно.

– Спасибо. Тогда до встречи?

– До встречи!

Я скрылся за книгой, когда Она, бросив на меня хмурый взгляд, побежала дальше по коридору, а Рома наклонился к нам и прошептал:

– Как её зовут? Я забыл.

– Лиля, – ответил Вовка.

– Лиля, – повторил Рома, – как цветок. А у вас с ней что, любовь? – он расплылся в хитрой улыбке.

Я захлопнул книгу.

– Нет!

– А почему Вова…

– Вова пошутил. Он любит пошутить. Я на собрание! Поболтаем после! – я схватил портфель и рванул к кабинету истории, пробираясь через толпу галдящей малышни.

Школьные собрания – отдельная пытка для учащихся, придуманная дьяволом: полчаса рассуждений о вечном и прекрасном, похвала активистов и взывания к совести хулиганов. Хвалили одних и тех же. Ругали, впрочем, тоже.

Опустив глаза, я влетел в кабинет.

Лиля перебирала бумажки, не обращая внимания на приходящих.

– Привет, – я сел рядом с ней.

– Виделись уже.

Я положил на парту толстенный учебник по алгебре и пару тетрадей: часть домашнего задания я делал на собраниях, не потому что не успевал дома, а потому что нужно было чем-то заткнуть эту дыру молчания. Я не знал, о чём говорить с Лилей. Нет, не так. Я знал, о чём говорить: у меня имелась куча разнообразных историй – от грустных до весёлых, и мешок вопросов, как у любознательного пятилетнего ребёнка, но также я знал, что Лиля не будет со мной говорить. Предел нашего разговора – две-три фразы, а один раз мы поздоровались и молчали все полчаса.

– Этот ваш новенький, Рома, – начала Лиля и я напрягся, – такой красивый. И так хорошо разбирается в технике.

– Он дурак, – выпалил я, – и учится на тройки. Он не поступит в медицинский, как хочет.

Лиля закатила глаза.

– Главное, что ты поступишь.

– Да, поступлю, – я оторвался от алгебры. – Выучусь, стану хорошим врачом. Буду много зарабатывать, чтобы моя жена и ребёнок ни в чём не нуждались.

Она не отреагировала на мои слова. В прошлый раз я имел неосторожность сравнить её с моей будущей женой, но она посмотрела на меня как на болвана: или не поняла намёка, или я ей противен. И, судя по её поведению, второй вариант ближе к истине.

Когда она тихо выругалась, я отвлёкся от примеров во второй раз.

Лиля резала бумагой пальцы. Постоянно. Резала и не обрабатывала рану. В лучшем случае она облизывала царапину, что, разумеется, было неэффективно и небезопасно, о чём я неоднократно упоминал.

– Нужно обработать, – сказал я, а голос дрожал. Я действительно переживал за её здоровье: нескончаемые порезы, каблуки, курение, будь оно не ладно. Она убивала себя добровольно, с хохотом, а ужас и паника охватывали меня. – Грязь попадёт, начнётся заражение крови…

Лиля откинулась на спинку стула:

– Какой же ты занудный! Занудный и душный, как город перед первым…

*

–…майским дождём! – девочки засмеялись. Лиля прикурила сигарету. – Не кури – будет рак лёгких. Не носи сумку на плече – сколиоз. Царапина – гангрена. Каблуки – варикоз. Вот вы знаете, что такое варикоз?

Света задумалась.

– Кажется, это что-то связанное с венами.

Они стояли за домом напротив школы, где Лиля курила после уроков, если утром успевала вытащить пару сигарет из отцовской пачки.

– Он переживает за тебя, – добавила Лена.

– Переживает он, как же, – Лиля выплюнула дым. – Вы видели новенького из их класса?

– Ах, новенький! – Света помахала рукой у лица, будто ей не хватало воздуха. – Красив как греческий бог! А ты что, Лилька, решила променять свою душную зануду на новенького?

– Нет. Сегодня я попробовала вывести его на ревность: сказала, что новенький красивый и у него «золотые руки», починил радио.

– А что с радио? – спросила Лена.

– Ой, да ничего с ним не случилось. Я просто вытащила провода.

– И что, и что? – захихикала Света. – Что сказал Смирнов? Приревновал?

– Нет. На собрании я слушала, что новенький дурак, а после он вместе с ним прискакал в актовый зал. Можно подумать, он что-то в этом понимает.

– А что там понимать, если ты всего лишь провода вытащила.

– А если бы оно в самом деле сломалось?

Света и Лена переглянулись.

– Ты дура, Лилька, – покачала головой Лена.

– Он избегает меня. Когда мы выходим из кабинета после собрания, он бежит как ошпаренный, словно ему стыдно идти рядом со мной. Видимо, боится, что кто-то заметит. Даже не здоровается, когда пересекаемся в коридоре.

– Так скажи ему, – ответила Света.

– Что сказать?

– Подойди к нему и скажи: Смирнов! Нет-нет-нет, – она обратилась к Лене, – в такой ответственный момент лучше по имени, – Света вновь повернулась к Лиле, – подойди и скажи: Никита! Ты знаешь, я такая дура! – Лена прыснула от смеха. – Я люблю тебя с восьмого класса! Я обожаю твои несмешные шутки и с восторгом наблюдаю, как ты решаешь задачки по алгебре! Так давай же будем любить друг друга, пока смерть не разлучит нас!

Лиля потушила сигарету.

– Лучше бы не говорила вам ничего, ей-богу.

– А что? Какая разница, кто признается первым – ты или он.

– Он не признается, он покрутит пальцем у виска.

Света положила руки на талию.

– Да откуда ты знаешь, как оно будет?

– Любил бы – давно бы признался, – прошептала Лиля.

– Да как тебе признаться? – хмыкнула Лена. – Ты всем своим видом говоришь, чтобы он к тебе на пушечный выстрел не подходил. Надо быть мягче, спокойнее.

– Хотя бы не закатывай глаза, когда он говорит с тобой.

– Точно-точно, – согласилась Лена. – А то закатит глаза, губы скривит, а потом удивляется, почему он избегает её.

– Зато потом, лет через пятнадцать, встретит его красивого, богатого, женатого и будет страдать: «Саша, ты помнишь наши встречи?» [1] – Света упала в руки Лены, но тут же поднялась и закричала. – Смирнов! Иди к нам, Смирнов! – старшеклассник, возвращающийся из школы, обернулся, вжал голову в плечи и прибавил шаг.

– Ты напугала его, – сказала Лиля.

– Почему я? Он от тебя бегает, а не от меня. Давай, Лилька, закатывай глаза.

Девочки засмеялись и направились к дому. Душный город готовился к первому майскому дождю.

[1] – романс «Саша»

Глава третья

Второгодник

Я не знал, что именно Лиля вкладывает в понятия «занудный» и «душный». Мои шутки ей не нравились: помню, рассказал ей как-то забавную историю, а она посмотрела на меня серьёзно и сказала: «Никита, это не смешно». Я расстроился, хотя улыбался как дурачок: «Да? А я думал, ты улыбнёшься». Конечно же, она не улыбалась. Не улыбалась конкретно мне: всем остальным Лиля раздаривала улыбки, будто у неё был их нескончаемый запас. Если я хотел удивить её интересным фактом, например, из биологии, с которой она не ладила даже в рамках школьной программы, то в лучшем случае она игнорировала меня. В худшем – я попадал в глупые ситуации и чувствовал себя болваном, как в тот день, когда пришёл на собрание и первым делом спросил, знает ли она, чем половой процесс отличается от полового размножения. Лиля похлопала по спине сидящего перед ней парня и поинтересовалась, знает ли он ответ на мой вопрос. Он развернулся, сказал, что не знает и попросил её рассказать. Она хмыкнула, бросив краткое: «А сейчас нас Никита всех просветит». Помнится, в тот момент я покраснел до кончиков ушей. Поэтому, насмотревшись за неделю на поведение Ромы, я решил воспользоваться его тактикой.