Что еще привлекательного в сувенирных отделах? Ночник в виде совы. Не хватало еще совы в доме! Мраморная пепельница. Жестяных навалом, из-под консервов. Расписная полочка для полотенец. А гвозди на что? Макет парусника…

Когда я вспомнил про парусник, сердце у меня радостно заколотилось. Всякий раз, приходя в универмаг за каким-нибудь прозаическим кремом для бритья, я заруливал к сувенирам и с восторгом таращился на этот изящный корабль с капитанским мостиком и голубоватыми парусами. Мне страшно хотелось иметь такой парусник, да жалко было денег. Как ни крути, а блажь это покупать вещь, пускай красивую, но в обиходе совершенно бесполезную.

Другое дело приобрести парусник на дармовой червонец. Не я его зарабатывал, не мне его жалеть. Завтра же, решил я, после работы куплю парусник. На телевизоре ему самое место. Буду получать еще большее наслаждение от передач о морских путешествиях.

На другой день, не успеваю занять свое рабочее место, как возникает Сорокин из месткома, интересуется моей жизнью.

— Живу просто замечательно, — отвечаю я, не подозревая никакой пакости. — Вот десять рублей нашел.

И для наглядности демонстрирую деньги.

— Поздравляю, — радуется за меня Сорокин. — Вовремя тебе подкинули. У нас как раз два события. У Варенцова день рождения, а у Шматько теща померла. С мужиков на того и на другого собираем по пятерке. Итого червонец.

И берет у меня заветную десятку. И сам того не понимая, от лица месткома рушит мою мечту. Корабль с голубоватыми парусами тает в дымке, как летучий голландец.

ПОДАРОК

Приятель подарил мне блокнот. Да не простой, а весь в золотистом орнаменте, обложка под крокодилью кожу выполнена. И по толщине не блокнот, а целая книга.

Ну, думаю, не иначе как на писателей рассчитан. Кто, кроме писателей, столько испишет? Однако открываю обложку, а там по-английски напечатано: «Металлопоставка». Вот те на — писатели здесь ни при чем! На снабженцев узкого профиля рассчитан блокнот. А именно на специалистов по металлопоставкам. И они, выходит, не чураются бумагомарания.

Перелистываю страницы — каждый листочек имеет дату, а листочков, — сколько дней в году. Отсюда и толщина блокнота.

А приятель поясняет:

— Это чтобы память не засорять. Наметил дело, скажем, на среду, черкни пару слов на соответствующем листочке.

— А если не наметил? — спросил я.

— Значит, вольготно живется тебе, — сказал приятель.

— Не так уж и вольготно, — успокоил я его. — Дел невпроворот. Только все они сваливаются нежданно-негаданно. Я их не планирую, а они все равно сваливаются.

— Назначь деловое свидание, — посоветовал приятель. — Договорись с каким-нибудь Иваном Ивановичем о встрече на этой неделе. Вот тебе и пометка в блокноте.

— Здорово! — восхитился я. — А другие дни недели? Так и останутся пустые?

— Тебя начальство на ковер вызывает? — поинтересовался приятель.

— Не без того, — вздохнул я.

— Пожалуйста, еще запись. Фиксируй каждый нагоняй, чтобы в конце года определить периодичность выволочек. Веди такую статистику ежегодно, и ты узнаешь, меняется ли с годами отношение к тебе начальства и в какую сторону.

— Не так уж и часто гневается на меня руководство, — с сожалением сказал я. — Жди, когда дойдет твоя очередь. А чем в промежутках заполнять блокнот?

— Тебе мысли в голову приходят?

Я задумался.

— Наверное. Сейчас не могу точно вспомнить.

— Мысли ко всем приходят, — с уверенностью сказал приятель. — Выбирай самые любопытные — ив блокнотик. Записывай и отдельные наблюдения. Фиксируй факты. Даю рыбу: седьмого апреля Окороков выиграл стиральную машину, а двадцать пятого сентября Марья Антоновна обозвала Закидаева саблезубым тигром. Второго октября Закидаев демонстрировал изображение саблезубого тигра, пытаясь доказать, что не похож на него. Но все решили: что-то общее между ними есть.

— Вот фиксировать это пара пустяков, — сказал я. — Это мне под силу.

С нетерпением я ждал наступления следующего года, на который был рассчитан блокнот. И наконец первое января. Открываю блокнот и начинаю регистрировать факты:

«Я проснулся. Жена тоже. Я сказал: «С Новым годом!» Жена тоже. Не одеваясь, сел за стол, где были остатки вчерашнего пиршества. Жена тоже. Попробовал салат — он скис. Жена тоже».

— Что ты пишешь? — спросила жена, заглянув в блокнот.

— Пока только факты, — ответил я. — Пол-листка буду посвящать дому, остальное работе.

Пробежав запись, жена побледнела.

— Значит, я скисла? — с обидой спросила, она.

— Не ты, а салат.

— Сначала салат, а потом я.

— Ты не поняла. Сначала я попробовал салат, который скис, а потом ты его попробовала.

— А здесь, что написано? — ткнула жена в блокнот.

— Что я, не одеваясь, сел за стол.

— Дальше!

— Жена тоже.

— И этот интим ты собираешься тащить на службу! — схватилась жена за голову. — А если кто-нибудь прочитает? Немедленно вырви листок!

Пришлось вырвать.

Второго января на работе я решил начать фиксацию с моего друга Капотова. Понаблюдав за ним, я сделал запись:

«Капотов смотрит в окно. Минуту смотрит. Две. Десять. Прошло полчаса, а Капотов все смотрит в окно…»

Подойдя к окну, я увидел толпу перед магазином «Вино». На нее-то и глазел Капотов.

«За окном, — продолжил я, — Капотов разглядывает толпу, ждущую одиннадцати часов».

Когда стрелка перевалила за одиннадцать, я записал:

«Магазин открыли. Капотов нервно ерзает на стуле».

В обеденный перерыв я прихватил блокнот в столовую. Как всегда, обедал вместе с Капотовым.

— Что ты уставился на меня? — спросил Капотов, когда мы сели за стол. — Не видел, как я суп ем?

— Видел, но никогда не писал про это, — ответил я, показав на блокнот.

Капотов поперхнулся супом и открыл мой блокнот. Пробежав глазами написанное, он набычился.

— Не знал я, что ты шпионишь за мной, — тихо сказал он. — Хорош дружок! Подсчитал, сколько времени я смотрел в окно! И на что смотрел, определил! Только ты сначала докажи, что мне опохмелиться захотелось! Пимен какой нашелся!

Вырвал я еще один листок. Не терять же друга! А третьего января схитрил: блокнот оставил дома, объектом наблюдения избрал чертежницу Ниночку, а заполнял страничку вечером.

Четвертого января просыпаюсь, в душе нетерпение — так и хочется бежать на работу для очередных наблюдений. Вот она, оказывается, какова страсть к отображению действительности, к бумагомаранию! Сажусь завтракать, а жена говорит:

— Завтрака нет. Пускай Ниночка накормит тебя — ты с такой любовью отзываешься о ней!

И, держа в руках мой блокнот, с выражением цитирует:

«Ниночка, наша чертежница, поднесла к губам помаду и, заметив, что я наблюдаю за ней, озорно улыбнулась».

— Так вот, — сказала жена, — или я, или этот дурацкий блокнот!

Я вырвал и третий листок и, поднеся его к газовой горелке, спалил на огне свою, бесспорно, самую художественную запись.

Блокнот я вернул приятелю, чтобы он подарил его по назначению — тому, кто занимается металлопоставками.

ЧЕЛОВЕК В ШЛЕПАНЦАХ,

ИЛИ ПОЖИРАТЕЛЬ ОГУРЦОВ

Вот идет человек. Не лауреат, не медалист ВДНХ, не победитель социалистического соревнования, не кандидат каких-нибудь наук, не руководитель солидного учреждения, а просто человек. Нет, возможно, и даже наверняка он что-нибудь эдакое собой представляет, имеет либо медали, либо звание, либо степень, либо пока еще ничем не отмечен, но как высококвалифицированный специалист пользуется уважением товарищей по работе, что, согласитесь, тоже недурно.

Но на улице человек оторван от своего коллектива. И в некотором смысле беззащитен. На улице жара, человек одет в рубашку с коротким рукавом, в руках у него авоська с огурцами и зеленью для засолки: укропом и листочком хрена. Вид малоофициальный, не располагающий к почтительному отношению. Таких-то с огурцами летом у любого рынка столько, что в глазах от огурцов рябит. И, кстати, у многих и огурцы попупыристее и зелень побогаче — компонентов поболе.