Вот как не повезло этим злосчастным креслам, несмотря на отсутствие в их чреве брильянтов. Супруге капитана легче было расставаться с останками кресел, чем с целой мебелью. Радости двоюродной сестры боцмана она не перенесла бы. А разочарование и обида на лице истицы принесли ей, очевидно, полное моральное удовлетворение.
ТАЙНАЯ ОТДУШИНА
Как я оказывался в магазине «Ковры», трудно сказать. Жена посылала меня за маслом, молоком, хлебом, а я, загрузив авоську в продмаге, обязательно заворачивал в этот магазин. Здесь было тихо и красиво, как в музее, а продавцы выгодно отличались от суетливых тружеников продмагов. Суетиться им не приходилось за отсутствием в магазине очередей. Нравился мне и метод работы магазина: пришел, выбрал нужный ковер, записался и жди приглашения. Просто, удобно, вежливо.
И вдруг происходит такое, во что я до сих пор не могу поверить. Неожиданно вся округа узнает, что в магазине ковров творились темные делишки. Поползли слухи.
— Помните такого молоденького продавца — Володей зовут? Под следствием он. Говорят, вся уверенность с «его враз спала, как взятая напрокат одежонка.
— Администратор магазина тоже взят под стражу. А какой респектабельный был, только бабочки и фрака не хватало. На работу ходил, как на дипломатический прием.
И как ни печально, все это подтвердилось. Я был обманут в лучших чувствах. Еще неизвестно, что меня больше влекло в магазин — ковры или продавцы. Я любовался их благородными манерами, Mite казалось, что они гордились своей профессией.
И, что самое главное, — как нм удавалось изображать из себя кристально честных людей. Ведь тут сценический дар нужен, театральное образование!
Ответы на все эти вопросы я получил в народном суде, где рассматривалось уголовное дело Беседина Александра Сидоровича, администратора, характеризующегося положительно, и Антонова Дениса Глебовича, работавшего там же младшим продавцом, характеризующегося положительно. (Из приговора).
А попались характеризующиеся положительно Беседин и Антонов на элементарной взятке. Одна из посетительниц магазина бросала на Антонова уж очень преданные взгляды. Кто из них подморгнул первым, трудно сказать. Но вскоре они нашли общий язык. И вот они уже спускаются в подвал, где Антонов демонстрирует покупательнице пользующийся повышенным спросом ковер и шепчет ей на ушко: «Плюс двести».
Покупательница отсчитывает ему вышеназванную сумму и с открыткой, которую ей дает Антонов, выходит из подвала. Открытка нужна для отвода глаз, чтобы у покупателей не закралось подозрение. Но открытка эта хороша, когда на нее смотрят издали. Стопроцентной безопасности она все же не обеспечивает. Поскольку по ней уже получен ковер другим лицом. И при ближайшем рассмотрении это режет глаз.
Поэтому для большей верности ковер попадает на контроль не через дверь, как покупательница, а иным тайным путем. Антонов поднимает ковер из подвала в верхнюю подсобку и проталкивает на контроль через дыру в стене, которая, заметьте, давно (уже отмечен пятилетний юбилей этой дыры) здесь существует специально для операций деликатного свойства. Но существует данная щель ненавязчиво — от посторонних глаз ее укрывает висящий на стене ковер.
И вот покупательница выносит из магазина ковер, и вдруг становится ей жалко денег, отданных сверх стоимости ковра. Она обращается в милицию.
— И куда только вы, милиция, смотрите— ведь берут взятку среди белого дня! — досадует она.
Предстал Антонов перед следователем. Сначала все возмущался — как так: оскорбить честного человека грязным подозрением! А потом, видать, нервы не выдержали. Пишите, говорит, действительно брал взятку, но не для себя и не по своей инициативе. Для Беседина брал и по его указанию. Ему и передал две сотни, из которых он мне выделил, стыдно сказать, всего двадцать целковых.
Съездили за Бесединым. Этот все наотрез отрицал, называя себя честнейшим из честных. До того вошел человек в образ, что сам в него поверил. Пришлось напомнить ему, как он утаивал от сжигания использованные открытки. Как пускал их в дело. Напомнили ему, кроме того, что деньги, полученные от Антонова, он положил в сейф, в кабинете директора, где их и обнаружили.
Следователей и судью, конечно, меньше всего интересовала игра Беседина, его, так сказать, исполнительское мастерство. Они оперировали фактами, и по ним судили о степени виновности двух взяточников.
Меня же все-таки мучило любопытство: откуда у жуликов такая неистребимая вера в свою звезду? Откуда эти два слова, вступающие в противоречие с материалами дела: «Характеризуется положительно»? Имела ли основание директор магазина по запросу суда так охарактеризовать своих бывших подчиненных?
Оказывается:
Беседин на собраниях ратовал за культурное обслуживание покупателя.
Антонов принимал участие в общественной жизни коллектива, был физоргом.
Взяточничество — это у Антонова и Беседина как бы тайная отдушина, которая, как щель в стене, была хитроумно замаскирована узорчатым ковром — репутацией общественников и славных тружеников.
Отсюда и вера в свою звезду и процветающий вид: взятку-то еще надо доказать, а положительные качества всегда налицо.
ЛИПОВЫЙ МУЖ
Умение устраиваться в жизни — хоть и завидное качество, но не всегда приводит к счастью в личной жизни. И в общественной тоже. Некоторые граждане, казалось бы, с гроссмейстерской дотошливостью продумывают свое существование на много дней вперед, но судьба-индейка выкидывает встречные фокусы.
Сейчас, например, не так-то легко прописаться в Москве. Это и понятно: город не резиновый, какой-то предел росту народонаселения должен быть. Но в то же время есть граждане, предел мечтаний которых — устроиться в столице. Их любовь к Москве, с одной стороны, трогает. Но, с другой стороны, в судебных органах можно ознакомиться с материалами, которые вызывают к ним менее трогательные чувства.
Всем нам хорошо известно, что любовь не знает преград. Если двое полюбили друг друга и соединились в законном браке, никто не в силах запретить им проживание на совместной площади. Впрочем, никто и не запрещает: пожалуйста, мужа к жене или жену к мужу желающие всегда могут прописать. И столица в этом смысле не исключение.
Вот кое-кто и смекает: «Ага, значит, для прописки в Москве надо всего-то-навсего вступить в брак с москвичом или москвичкой. Любовь — дело второстепенное, в крайнем случае для достижения заветной цели нетрудно капельку и поиграть— пылкие словеса, томный взгляд, прогулки при естественном спутнике или что там еще в арсенале обольстителей женских сердец. Или, наоборот, мужских. В душу-то ни один суд не заглянет».
Иногородний художник Василий Маклаков мечтал влиться в ряды московских мастеров кисти. И автор не видит в этом ничего предосудительного. Возможно, в столице Маклаков полнее раскрыл бы свой талант и порадовал бы нас незабываемыми полотнами. Кто знает?.. Но хотелось бы, чтобы творец прекрасного и в личной жизни предпринимал шаги, не противоречащие его эстетическим принципам.
А шаги были коварны. Путь его в столицу пролег через женское сердце. Облюбовал он себе москвичку К., юную и неопытную, и развил кипучую деятельность, которая привела его в загс. А прописавшись на площади жены, он сразу же охладел к ней. Потому что сам еще был достаточно юн и видел свое призвание не в стирке пеленок, а в творческом горении. Пеленки могли бы помешать ему вдохновенно гореть, и он спешно покинул свою избранницу.
Поставьте себя на место москвички К. Для нее-то все было всерьез: любовь была любовью, свадьба — свадьбой, а не замаскированной операцией по прописке. И вдруг она узнает, что любила в одностороннем порядке. Его любовь, оказывается, была чувством меркантильным, а свадьба — чистым фарсом. И вот мужа нет, а есть штамп в паспорте. И значится в лицевом счете лишнее лицо в графе: «количество лиц для начисления платы на воду». А кому это надо — оплачивать воду за лицо, и пусть даже творческое, которое пьет чай неизвестно где. Конечно, обратилась москвичка К. в суд, который признал брак недействительным и лишил Маклакова московской прописки.
